От Рима до Сицилии. Прогулки по Южной Италии - Генри Мортон

Я спустился по горным дорогам в долину, проехал мимо живописных деревень (почти все они были албанскими). В одном селении застал заключительную часть греческой мессы. Я всегда считал, что эта церемония намного таинственнее латинской, проходящей с начала и до конца на глазах у паствы, тогда как у греков иконостас на долгие отрезки времени скрывает священника и дьякона. За алтарем поют, в церкви пахнет ладаном. Изредка из-за иконостаса выходит священник, темный, бородатый, облаченный в блестящую ризу, и снова пропадает за алтарем. Эта месса в некотором отношении эмоциональнее западной. Верующие молятся, вытянув вверх ладони. Такой жест запечатлен на фресках в Катакомбах. Я пришел вовремя. Увидел, как священник раздает пастве Святые Дары. Возле двери пять старых женщин протягивали за просвирами дрожащие, покрытые венами руки и благоговейно целовали освященный хлеб.

Примерно в миле от старого города Фрашинето я увидел в утреннем свете группу крестьян. Свои повозки они остановили возле красивой византийской церкви, находившейся на некотором расстоянии от дороги. Я свернул в боковую улицу — узнать, что происходит, и увидел, что церковь разрушена, но возле нее раскинулся базар. Хороший пример вдохнуть жизнь в здание, организовав рядом с ним ярмарки и рынки. Это была самая «горная» ярмарка (как говорят в Ирландии). Народ из горных селений пришел сюда либо пешком, одолев несколько миль, либо в повозках, запряженных мулами. Животные сейчас счастливо щипали свежую зеленую траву вокруг церкви, а горцы вместе с женами ходили между рядами выставленных на продажу самых обыкновенных предметов: кухонных стульев, одежды «секонд хэнд», обуви, лекарств, лент, бижутерии и, конечно же, амулетов от дурного глаза. Я увидел здесь чудесное собрание красной и глазурованной керамики, среди которой многие предметы повторяли форму, бывшую в ходу в Италии со времен греческих колоний. Амфоры с двумя ручками, широко использующиеся в деревнях, выглядят так же, как те, которые мы видим в музеях. Увы, я так и не встретил ни одной женщины в красивом албанском наряде, о котором когда-то читал. Теперь все ходят либо в хлопчатобумажных платьях, либо в юбках и жакетах.

Снаружи старая церковь казалась в полной сохранности, блестели на солнце ее купола, однако это была лишь оболочка. В нефе зияли огромные дыры, и в них запросто сложно было свалиться. Раньше там были захоронения. Останки перенесли на современное кладбище рядом с церковью. Крестьяне пришли на ярмарку с букетами цветов и свечами и оставили их на кладбище. Каждая могила здесь словно маленький дом, под собственной крышей. Везде висят обрамленные фотографии покойных. И я стал свидетелем странного и трогательного зрелища, такого древнего и языческого: люди зажигали на могилах маленькие масляные лампы и оставляли посвящения духам покойных.

Постепенно я спустился к Ионическому морю. Долина слепила глаза, и жара достигла апогея. К Мессинскому проливу идет длинная дорога, она огибает южную оконечность Италии и выходит к восточному берегу Таранто. Почти постоянно бежит рядом с морем, либо не далее чем в нескольких сотнях ярдов от него. Все мы читаем о сотнях пустых пляжей с золотым песком. Они лишь ждут, когда их откроют и сделают новой итальянской Ривьерой. Верно то, что пляжей здесь сотни, однако песок не всегда золотой, чаще он серовато-голубой — малоприятный вулканический цвет. В него вклиниваются участки с идеальным песком, правда, на каждый такой участок заявляет свои права ближайший город, объявляя его своим «лидо»,[59] даже если там нет ничего, кроме деревянной лачуги. Возможно, недалек тот день, когда все эти места станут популярными морскими курортами, но, пока это произойдет, надо помолиться доброй фее — «Касса дель Меццоджорно», — чтобы она убрала железную дорогу, идущую между шоссе и морем.

Я несколько раз проехал по дороге, разыскивая место, где некогда стоял Сибарис. Нашел речку Крати, несколько раз прошелся по мосту. Посмотрел на почти пересохший, забитый камнями горный ручей. Как и все такие ручьи, речка Крати, должно быть, несколько раз меняла свое русло с тех пор, как Сибарис прекратил свое существование. Поэтому найти исчезнувший город чрезвычайно труд, но. Я с удивлением наткнулся на поселение из красного кирпича, названное Фурио. Это — современное имя исчезнувшего города Фурии, где Геродот писал свой исторический труд и где, как говорят, он умер. Сейчас здесь широкая равнина с изнывающими от жары пшеничными и табачными полями, а в некотором отдалении, за дюнами, сверкает море.

Греку, жившему за 600 лет до новой эры, невозможно было бы представить, что придет день, когда человек будет ходить туда и обратно в поисках Сибариса. Будет расспрашивать возчиков, а они, вместо ответа, лишь покачают головой и продолжат свой путь. Задаст вопрос одинокому крестьянину на табачном поле, а тот только недоуменно разведет руками. Я подъехал к фермерскому дому. На призывы откликнулась женщина. Она появилась на площадке наружной каменной лестницы, однако я не понял ничего из того, что она мне ответила. Кажется, она отреагировала на слово «Сибарис» и махнула рукой в сторону грязной дороги, ведущей к морю. Проехал по ней около мили, но пришел в отчаяние и сдался.

Ну и судьба у Сибариса! Самые мрачные предсказания Исайи и Иеремии, говорившие об исчезновении больших городов, исполнились здесь в полной мере. Кажется, пророки не делали исключения для ящериц и даже драконов, однако в долине Сибариса абсолютно ничто не указывает на то, что некогда здесь стоял большой и красивый город. От Сибариса не осталось ничего, кроме названия. Оно существует во всех европейских языках, слово «сибарит» (в английском и французском языках «Sybarite»; в итальянском и испанском — «Sibarita», а в немецком — «Sybarit»).

История о сибаритах, которая нравится мне больше всего рассказана Афинеем. Сибариты-конники, числом пять тысяч, носили поверх панцирей оранжевые мантии, а их лошади умели танцевать под музыку. Узнав об этом, хитроумные кротонцы побросали оружие и во время сражения заиграли на флейтах. В результате лошади сибаритов, вместо того чтобы идти вперед, грациозно затанцевали. Противник окружил всадников и, ссадив их с лошадей, быстро с ними расправился. Афиней рассказывает и о любви сибаритов к удовольствиям: «Некоторые дороги, что вели к виллам, с начала и до конца были укрыты шелковыми покрывалами. У очень многих жителей имелись подвалы вблизи моря. Вино туда доставлялось по каналам. Часть вина вывозили, часть доставляли в город на кораблях. Сибариты устраивали пиры и венчали золотыми коронами тех, кто делал это с особой пышностью. На публичных мероприятиях произносили имена благотворителей. Подчеркивался не только вклад в благосостояние города, но и великолепие их пиров. В этих случаях даже короновали поваров, готовивших изысканные блюда. У сибаритов были ванны с горячими парами. Они первыми ввели в обиход ночные вазы, использовавшиеся участниками пиров непосредственно на месте». (Этот обычай возобновили сибариты XVIII века. Много лет назад покойный герцог Аргайл показал мне такой горшок за экраном у подоконника в столовой комнате замка Инверари.)