Киевская Русь и русские княжества XII -XIII вв. - Борис Рыбаков

Одновременно с этим повсеместным процессом превращения союзов племен, как высшей формы первобытного общества, в первичные феодальные организмы шел процесс интеграции союзов, несравненно ускорявший историческое развитие. Объединение племенных союзов кое-где могло быть добровольным (например, в зоне кочевнических набегов), но зачастую осуществлялось и прямой силой.

Центром интеграции вполне естественно и закономерно стал Русский союз племен, объединивший уже в VI в. н. э. собственно Русь, Полян и Северян. К IX в. он распространил свою власть на союзы Древлян, Дреговичей, Волынян (?), Полочан. Однако, политические границы Киевской Руси, «союза союзов» племен были очень изменчивы: то один, то другой союз выходил из повиновения, отстаивая свою суверенность. На протяжении целого столетия Киеву приходилось вести повторные войны с землями Древлян, Тиверцев, Радимичей, Вятичей, Волынян. Местная племенная феодализирующаяся знать противостояла киевским дружинам и, как мы видели на примере древлянских князей, могла объединить народные массы против киевских дружин (945 г.).

Феодальная иерархия «всякого княжья» складывалась в Киевской Руси не столько путем пожалований, сколько путем вовлечения племенной знати в общий процесс. Первым общегосударственным мероприятием, превосходящим по своей масштабности все внутриплеменные дела местных князей, было полюдье. Недаром это русское слово вошло и в язык греческого цесаря и в язык скандинавских саг. Полгода в году киевский князь и его дружины посвящали объезду огромной территории ряда племенных союзов, проделывая путь около 1500 км, а во вторую, летнюю, половину года организовывали грандиозные военно-торговые экспедиции, везшие результаты полюдья по Русскому морю в Болгарию и Византию в одном направлении и на Каспий в другом. Во втором случае русские сухопутные караваны достигали Багдада и даже Балха по пути в Индию.

Систематические ежегодные экспедиции в Византию и Халифат сквозь степи, занятые воинственными хазарами, мадьярами и печенегами, требовали сложной и громоздкой системы осуществления. На Черном море появилась такая мощная база, как озерно-морской «остров русов» в Добрудже и гирлах Дуная («Дунайцы» русских летописей). В ряде экспедиций, возможно, принимали участие наемные отряды варягов, но это приводило и к внутренним трениям (дружина Игоря и варяги Свенельда) и к серьезным внешним осложнениям: десятки лет русские высаживались на любом берегу «Хорезмийского» («Хвалынского», Каспийского) моря и вели мирный торг, а в самом начале X в., когда Киевом владел Олег, «русы» (в данном случае, очевидно, варяги русской службы) произвели ряд жестоких и бессмысленных нападений на жителей Каспийского побережья.

Военная сила Киева и порождаемое ею внешнеполитическое могущество, закрепленное договорами с империей, импонировали «всякому княжью» отдаленных племен, получавшему под покровительством Киева возможность приобщения к мировой торговле, и частично ослабляли сепаратизм местной знати. Так обстояло дело к середине X в., когда в результате хищнических поборов сверх тарифицированной дани князь Игорь киевский был взят в плен древлянами и казнен ими. Главой государства, регентшей при малолетнем Святославе стала вдова Игоря Ольга, псковитянка родом.

В летописи, завершенной еще в конце X в., содержится много облеченных в эпическую форму рассказов — о трех поколениях киевских князей: Игоре и его жене Ольге, их сыне Святославе и внуке — Владимире, которого церковники называли святым, а народ воспел как Владимира Красное Солнышко.

Первым действием княгини Ольги была месть древлянам за убийство ее мужа, месть, которой она придала государственно-ритуальный характер. Впрочем, этот раздел летописи настолько пронизан духом эпических сказаний, что, может быть, отражает не историческую реальность, а желательную форму былины — назидание. По этому сказанию события происходили так: древляне послали в Киев в ладьях (по Тетереву и Днепру) посольство, которое неожиданно сделало предложение молодой вдове стать женой древлянского князя Мала. «Послала нас Древлянская земля сказать тебе: мужа твоего убили потому, что был он словно волк, восхыщая и грабя, а наши князья хороши, так как они хорошо управляли Древлянскую землю. Выходи замуж на нашего князя Мала!»

Автор сказания построил его на контрастах: сначала древляне убивают главу государства, а затем устраивают сватовство. В дальнейшем игра на контрастах продолжается. Ольга дает послам коварный совет потребовать, чтобы их несли к княгине в ладье. Доверчивые древляне принарядились, и сидя в ладье, позволили нести себя к каменному терему Ольги. А на княжьем дворе была заранее вырыта яма, в которую ввергли послов и живыми закопали в землю.

В Древлянскую землю Ольга отправила гонцов, которые передали древлянам (ничего не знавшим о расправе с первым посольством), что княгиня согласна на брак и просит прислать за ней почетное посольство из «нарочитых мужей», так как иначе киевляне не отпустят ее из Киева. Древляне «избьраша лучьшая мужа, иже дьржаху Деревьску землю». Новым послам Ольга предложила по русскому обычаю (в сказках: «гостя в баньку сведи, накорми, напои — потом речи веди») вымыться в бане. В бане древлянских послов заперли, а баню подожгли, «и ту изгореша вьси».

Обе формы мести воспроизводят тогдашние погребальные обряды: путешественников, умерших в дороге, хоронили в ладьях; обычным видом погребения было сожжение в небольшом домике. Следующей стадией погребального обряда была насыпка над ладьей или над спаленной домовиной огромной курганной насыпи, и завершала все это тризна и погребальный пир.

Сказание о мести вдовы Игоря было создано как антитеза неслыханному факту убийства великого князя во время полюдья. Автор сказания, во-первых, установил отступление от обычной нормы дани, во-вторых, указал на причину такого отступления — непомерную роскошь варяжских наемников и зависть русских дружин.

В третьей, главной, части своего сказания автор использует для устрашения своевольных древлян, поднявших руку на «кагана Руси», языческую погребальную символику: приплывшие послы зарыты в ладье на глазах насмехающейся над ними Ольги. Второе знатное посольство сожжено. Для заключительной части погребального обряда — насыпки кургана — княгиня Ольга едет в самую Древлянскую землю. Автор сказания и здесь верен себе, своей любви к контрастам. Когда объявляется воля княгини, то слушатели сказания воспринимают все буквально — так, как предназначено для древлян, не подозревая коварства и жестокости истинного замысла, который раскрывается в конце каждого эпизода. Княгиня едет к древлянам «да поплачюся над гробъмь его» (Игоря). Там Ольга «повеле съсути [насыпать] могилу велику и яко съсъпоша — повеле тризну творити». «Тризна» — это воинские игры, состязания в честь умершего полководца. После тризны начался поминальный пир, завершившийся, «яко упишася древляне», тем, что киевские дружинники изрубили пьяных древлян «и исекоша их 5000». Трудно ручаться за достоверность всех деталей, занесенных в летопись, но совершенно неправдоподобно выглядит неведение древлян о том, что происходило в Киеве. Древлянская земля очень близко подходила с запада к Киеву (1–2 дня пути), и всенародное сожжение посольства в центре столицы никак не могло остаться тайным.

Неведение древлян — литературный прием, необходимый для связи отдельных звеньев задуманного рассказа. Вероятно, смерть великого князя в полюдье была как-то отомщена киевлянами, но «сказание о мести Ольги», как условно можно назвать этот рассказ, это не отражение реальных событий, а устрашающее эпическое произведение, созданное в интересах киевской монархии. Язычник-киевлянин не мог еще сказать, «взявший меч от меча и погибнет», и он создал страшную картину мести, используя языческую символику погребального костра и поминок.

Заключительный эпизод сказания связан с реальной осадой древлянского города Искоростеня [современный Коростень] Ольгой. Целый год киевские войска осаждали город, под которым был убит Игорь, но искоростенцы не сдавались, опасаясь мести. Ольга и здесь поступила, с точки зрения средневекового поэта, мудро — она заявила горожанам: «а уже не хощю мыцати [мстить], но хощю дань имати по малу и съмиривъшися с вами; пойду опять [назад, вспять]». В замысле малой дани снова сказалось возводимое в степень мудрости, коварство киевской княгини: «аз бо не хощю тяжькы дани възложити, якоже мужь мой, но сего прошю у вас мала… дадите ми от двора по три голуби, да по три воробие». Искоростенцы обрадовались небывалой и действительно легчайшей дани. Ольга же, получив птиц, приказала привязать кусочки серы к каждой птице и вечером, в сумерки, сера была подожжена, и голуби и воробьи отпущены в свои гнезда в голубятни и под застрехи. Город запылал. Горели клети, башни, спальные помещения «и не бе двора, идеже не горяше…» Люди побежали из города и были или избиты или обращены в рабство. Два умерщвленных посольства древлянской знати, 5000 древлян, убитых у кургана Игоря, и сожженный дотла мятежный город — таков итог борьбы древлян с Киевом.