Мечи против колдовства. Сага о Фафхрде и Сером Мышелове. Книга 1 - Фриц Ройтер Лейбер

идолу. Иначе зачем же ему было заставлять Фафхрда сохранить жизнь Мышелову и взять его с собой? Око хотело каким-то образом использовать их обоих. В затуманенном мозгу Мышелова всплыла фраза, которую он слышал из уст Фафхрда позапрошлой ночью: «Но чтобы принять человеческое обличье, этой земле нужна кровь героев».

Тяжко ворочая в отупелом мозгу все эти мысли, Мышелов увидел, что Фафхрд приближается к нему с алмазным глазом в одной руке и обнаженным мечом в другой, однако с обезоруживающей улыбкой на незрячем лице.

– Пошли, Мышелов, – ласково проговорил он, – настало время пересечь озеро, взобраться на холм, ощутить на себе прикосновение высочайших уст и смешать свою кровь с горячей кровью Невона. Тогда мы воплотимся в каменных гигантов, которые только еще должны появиться на свет, и вкусим в их обличье радость, когда будем сокрушать города, попирать ногами армии и вытаптывать посевы.

Услышав эти безумные речи, Мышелов сбросил оцепенение и решил действовать, не обращая внимания на мерцание небес и холма. Он выхватил из ножен Скальпель и, бросившись на Фафхрда, сделал замысловатый выпад с поворотом, благодаря которому меч Фафхрда непременно должен был вылететь у него из пальцев – тем более что глаза северянина были все еще крепко зажмурены.

Однако Фафхрд уклонился от молниеносного выпада с легкостью, с какою взрослый уклоняется от слабенького удара детской ручонки, после чего, печально улыбнувшись, неуловимым движением направил свой клинок прямо в горло Мышелову, и тот избежал гибели лишь благодаря отчаянному и совершенно фантастическому сальто назад.

Прыгнуть ему пришлось в сторону озера. И тут же Фафхрд стал наступать, держась при этом весьма уверенно и нагло. Его светлокожее лицо излучало невыразимое презрение. Гораздо более тяжелый меч северянина двигался так же непринужденно, как Скальпель, выписывая сверкающие арабески выпадов и ударов, которые заставляли Мышелова отступать все дальше, дальше и дальше.

Все это время глаза Фафхрда оставались закрытыми. И, только оказавшись на самом берегу озера, Мышелов все понял. За северянина смотрел алмазный глаз, который тот держал в левой руке. Со змеиной внимательностью он следил за каждым движением Скальпеля.

И вот, продолжая маневрировать на скользком берегу совершенно зеркального озера под желто-багровую пульсацию небес и тяжкое дыхание зеленого холма, Мышелов в очередной раз увернулся от грозного клинка Фафхрда, сделал нырок и неожиданно нанес сильнейший удар по алмазному оку.

Меч северянина просвистел у него прямо над головой.

Алмазный глаз после удара рассыпался в белую пыль.

Черная мохнатая земля под ногами испустила мучительный стон.

Зеленый холм взорвался зловещим алым пламенем и взметнул к ночному небу столб расплавленной каменной породы вдвое выше себя самого, так что Мышелов едва удержался на ногах.

Схватив за руку своего приятеля, который ошеломленно стоял и пялил глаза в пространство, Мышелов понесся с ним прочь от зеленого холма и озера.

Через дюжину ударов сердца расплавленная лава уже затопила алтарь и потекла дальше. Багровые капли долетали даже до бежавших со всех ног Фафхрда и Мышелова, огненными стрелами проносясь над ними. Несколько капель угодили в цель, и Мышелову пришлось срочно гасить небольшой пожар прямо на спине у друга.

Мышелов на бегу оглянулся на холм. Тот еще плевался огнем и истекал багровыми ручейками, но тем не менее казался отяжелевшим, словно жизненные силы покинули его на время, а может, и навсегда.

Когда приятели наконец остановились, Фафхрд с глупым видом взглянул на свою левую руку и заявил:

– Эй, Мышелов, я порезал большой палец. У меня течет кровь.

– У зеленого холма тоже, – глядя назад, заметил Мышелов. – И я рад, что от потери крови он, похоже, умрет.

8

Когти из тьмы

Над залитым лунным светом Ланкмаром навис страх. Словно туман, вползал он на широкие улицы и в извилистые переулки и просочился даже на затейливо петляющую и похожую на щель улочку, где коптящий фонарь освещал вход в таверну «Серебряный угорь».

Это был еще неизвестный, неуловимый страх, совсем не такой, какой может внушить стоящая у ворот города неприятельская армия, или находящиеся в состоянии войны аристократы, или восставшие рабы, или обезумевший сюзерен, охваченный жаждой крови, или вражеский флот, входящий из Внутреннего моря в устье реки Хлал. Но тем не менее страх этот был могущественным. Он стискивал хрупкое горло каждой женщины, которая, щебеча, входила в низкую дверь «Серебряного угря», делая ее смех нервным и пронзительным. Он прикасался и к сопровождавшим дам кавалерам, заставляя их разговаривать громче обычного и без надобности позвякивать оружием.

Это была компания молодых аристократов, которые решили поразвлечься в кабачке, пользующемся дурной славой и порой даже опасном. Одеты все были богато и фантастично, согласно моде упадочнического ланкмарского дворянства. Но одна деталь казалась слишком уж экстравагантной даже для экзотического Ланкмара. Голова каждой из женщин была заключена в небольшую, тонкой работы серебряную клетку для птиц.

Дверь снова отворилась – на сей раз чтобы выпустить двух мужчин, которые быстро зашагали прочь. Один из них был долговяз и крепок и, казалось, прятал что-то под своим широким плащом. Второй был невысок ростом, гибок и с головы до ног одет во что-то мягкое и серое, сливавшееся с рассеянным лунным светом. На плече он нес удочку.

– Кажется, Фафхрд и Серый Мышелов что-то замышляют, – заметил завсегдатай таверны, с любопытством оглядываясь им вслед. Хозяин таверны пожал плечами. – Готов поклясться, что-нибудь скверное, – продолжал завсегдатай. – Я видел, как у Фафхрда под плащом что-то шевелилось, словно живое. Нынче в Ланкмаре все вызывает подозрения. Понимаете, что я имею в виду? И вдобавок эта удочка.

– Угомонись, – отозвался хозяин. – Они честные жулики, хотя и сидят на мели, если только то, что они задолжали мне за вино, что-то значит. И нечего их поносить.

Однако, входя назад в таверну и нетерпеливо подталкивая завсегдатая, хозяин выглядел слегка озадаченным и встревоженным.

Страх явился в Ланкмар три месяца назад и поначалу был совершенно иным, даже и не страхом вовсе. Просто гораздо чаще стали пропадать безделушки и драгоценности, главным образом у женщин. Предпочтение оказывалось ярким блестящим предметам, независимо от того, из чего они были сделаны.

Прошел слух о шайке исключительно ловких и удачливых воров, избравших своей специальностью туалетные комнаты знатных дам, однако жестокая порка горничных и служанок на предмет выявления соучастников так ничего и не дала. Потом кто-то выдвинул предположение, что это все дело рук проказников-детей, которые по молодости лет не могут правильно определить ценность похищаемых предметов.

Однако мало-помалу характер краж стал меняться. Дешевенькие побрякушки пропадали все реже. Стали исчезать действительно ценные украшения,