Залог мира. Далёкий фронт - Вадим Собко

Маркову надоело слушать.

— Нам, очевидно, придётся обратиться к вам совершенно официально, — сказал он, поднимаясь. — Мы не можем допустить, чтобы советские люди исчезали без. следа, чтобы мы даже не имели возможности с ними поговорить. Это наводит на грустные размышления.

— Что вы хотите этим сказать? — насторожился Брэтфорд. — Вы не верите моим словам?

— Я не хочу сказать ничего больше того, что я сказал.

— Я чувствую сомнение в ваших словах, — сказал американец. — Поэтому советую вам проехать в дом Кросби, где жила Егорова перед приходом к нам. Там вам смогут рассказать о её подлинных настроениях. И ваши сомнения рассеются.

Американец тоже поднялся. Марков произнёс несколько обычных вежливых слов и вышел.

Теперь он был твёрдо убеждён в том, что дело здесь не чисто. Может, и в самом деле ему следует поехать в дом. Кросби? Может, там он найдёт какую-нибудь ниточку, которая приведёт его к Тане?

Он высказал свои соображения секретарю посольства.

— Правильно, — согласился секретарь. — Поезжайте туда и постарайтесь всё разузнать.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ

Пока машина, мягко покачиваясь, мчалась на север от столицы, майор Марков молча сидел рядом с шофёром и думал о том, как ему следует вести себя в доме Кросби.

В глубине души у него шевелилось недоверие к этим вежливым, хорошо воспитанным людям. Нельзя понять, когда они говорят правду, а когда хладнокровно и расчётливо лгут. И всё же он не хотел верить в то, что они предали Таню. Ведь она, действительно, спасла жизнь Джен Кросби. Неужели эти люди лишены самого элементарного чувства благодарности?

«Чувство благодарности! — подумал с горечью Марков. — Оно живёт в этих людях только до того момента, пока выгодно быть благодарным, пока не дойдёт до кармана».

А что если всё это правда, если Таня действительно перешла к американцам? Может, было что-то, чего не знал майор Марков, может, тень измены коснулась её и сейчас она решила скрыться от правды?

Но ведь не для того, чтобы сейчас изменить, трижды бежала Таня из немецких лагерей, рискуя жизнью? Нет, майор не верил в предательство Тани.

Мысли сменяли одна другую, предположение сменялось предположением, а Марков не мог прийти к определённому твёрдому выводу. Всё должно выясниться в доме Кросби. Как он должен вести себя с ними?

«На месте увидим, что надо делать», — решил майор, когда машина остановилась перед знакомыми воротами.

С этой мыслью он вышел из машины и направился к дому Кросби.

А здесь происходило что-то необычное, нарушившее привычный порядок. К завтраку миссис Кросби вышла в трауре, и это определило настроение остальных обитателей дома на целый день. У них тоже появились на рукавах чёрные повязки, и всё. они ходили со скорбными лицами, опустив глаза, как будто мысли их были направлены к богу с мольбой об отпущении грехов капитану Генри Стилмену.

Но тот, кто заглянул бы в их души, увидел бы другое: не о боге, не о грехах думали эти люди перед лицом смерти, прошедшей рядом. В их сугубо земных мыслях не было и следа покорности господу богу.

Все знали, что здесь совершено преступление, но никто даже самому себе не признавался в этом.

Обитатели дома то ненадолго сходились в гостиной, обмениваясь несколькими словами, то расходились по своим комнатам. Внешне это выглядело как выражение глубокого горя, в действительности же вызывалось неуверенностью, тревогой ожидания.

И когда около, полудня в гостиной прозвучал телефонный звонок и голос с явным американским акцентом попросил к аппарату мистера Гибсона, Джен побледнела.

Но, видимо, ничего плохого Гибсону не сообщили. Больше того, на его лице отразилось даже подобие улыбки. Он поддакивал своему собеседнику и, наконец, поблагодарив, положил трубку.

В гостиной в этот момент находились все обитатели дома, они с тревогой ждали, что скажет Гибсон. А он посмотрел на каждого, несколько дольше задержав взгляд на лице Джен, и медленно начал:

— Я должен сообщить вам очень печальное известие, друзья мои… — Он опустил глаза и сделал большую паузу, но выражение его лица совсем не соответствовало ни тону, ни смыслу его слов. — Да, очень печальное известие. Сегодня ночью, во время бомбёжки, в концентрационном лагере номер шесть погибла наша Таня. Бомба попала прямо в её барак. От него не осталось и следа. Мы должны помолиться за спасение её грешной души. Она была ещё молода и, безусловно, может рассчитывать на божье милосердие.

Наступившее молчание внешне могло показаться и в самом деле молитвой за грешную душу Тани.

А в действительности самые различные чувства бушевали сейчас в этих людях. Если миссис Кросби и Крауфорд искренне ужаснулись, узнав о гибели Тани, то Джен не испытала ничего, кроме чувства радости и сладостного ощущения безопасности. Нечто подобное испытывали Кросби и Гибсон, но у них это чувство не было таким острым.

Переживания никак не отразились на лицах присутствующих. С малых лет этих людей приучали скрывать свои чувства, с малых лет внушали им, что в этом заключается высшая доблесть. Сейчас они успешно пользовались плодами воспитанного в них лицемерия.

Джен первая нарушила неподвижность, воцарившуюся в гостиной. Она стиснула виски, покачала головой, как бы отгоняя боль, потом поднялась и тихо вышла из гостиной. Вскоре она вернулась с траурными повязками на обоих рукавах.

Мистер Гибсон не сдержал улыбки, но сразу же опустил голову. Это было, пожалуй, единственное проявление подлинных чувств за весь день.

Лицо миссис Кросби попрежнему оставалось спокойным. Но она глубоко переживала происходящее. На её глазах рушились последние представления о честности. Смерть Тани казалась ей знамением свыше, гибель сына она воспринимала теперь как божью кару. Она ждала, что высшая сила отомстит и за смерть Тани.

Крауфорд думал несколько иначе. В ту минуту, когда он услышал о гибели Тани, всё совершённое в этом доме показалось ему ужасным. Но сразу же возникла ядовитая мысль о том, что он сам причастен к этому преступлению, ибо молчал, когда Джен увела Таню на прогулку. Значит, он должен либо навсегда порвать со своей невестой и со всем семейством Кросби, либо, продолжая оставаться в этом доме, молчать, тем самым признав правоту Джен.

Однако зачем итти на разрыв, если Таня уже умерла? Это имело смысл раньше, когда ещё можно было её спасти. Теперь поздно и незачем портить себе жизнь.

Снова раздался телефонный звонок. Капитан Брэтфорд просил к аппарату Гибсона.

— Капитан Брэтфорд предупредил меня, — положив трубку, несколько взволнованно сказал Гибсон, — что сюда может приехать майор Марков, сотрудник военного атташе. Я думаю, что беседа будет недолгой. И разговаривать с ним я прошу разрешить мне.

Все почувствовали облегчение: Гибсон как бы снял с них всю тяжесть и переложил на свои плечи.

Все в доме ждали майора, но когда он вошёл, каждый сделал вид, что занят своим делом. Только миссис Энн была бледнее обычного.

Поговорили о больших успехах войск на континенте, потом Марков, не теряя времени, перешёл к главному. Майор спросил о Тане очень сдержанно и вежливо, стараясь ничем не обидеть хозяев дома. Он пришёл сюда не как официальный представитель, а как друг Тани Егоровой. Он очень хотел бы знать о её судьбе, если, конечно, кто-нибудь из присутствующих знает об этом.

Первым Маркову ответил Сэм Гибсон.

— Это очень простая история, мистер Марков, — спокойно сказал он, — и я смогу вам её объяснить, потому что как раз перед уходом из дому Таня советовалась со мной, и её мысли для меня сейчас совершенно ясны. Я понял её так, что, вернувшись в Советский Союз, она не может быть вполне уверенной в своей свободе, даже, возможно, в безопасности. Боясь быть нескромным, я не стал допытываться о причинах. Я только спросил её: боится ли она наказания за какое-то преступление или же это просто принципиальное несогласие с тем, что сейчас делается в Советском Союзе, несогласие с его системой, с его практикой. Выяснилось, что это как раз принципиальное несогласие. Должен признаться, что, узнав о таком положении, я посоветовал ей обратиться к американским властям и рассказать о причинах её нежелания вернуться в Советский Союз. Я посоветовал ей отдать себя под защиту американской конституции, которая гарантирует каждому человеку полную свободу и право придерживаться каких угодно взглядов. Таня последовала моему совету. Очевидно, она имела довольно веские причины не возвращаться в Советский Союз, потому что американская власть приняла её и до последнего времени Таня пользовалась всеми свободами, которые гарантированы американскому народу.

У Маркова создавалось впечатление, будто Гибсон заранее подготовил речь, всё продумал и всё предвидел. И это показалось майору подозрительным. Он хотел спросить, где сейчас Таня, но Гибсон заговорил снова.