Абраша - Александр Яблонский

2. Прототипы.

Главный герой повествования носит известную и достойную фамилию. Действительно, его дальний предок, академик Измаил Иванович Срезневский, был выдающимся ученым-филологом, этнографом и палеографом, составившим эпоху русской славистики. Николенька Срезневский приходится родственником великому слависту по линии сына последнего – Бориса Измайловича – известного метеоролога, состоявшего ординарным профессором в Юрьевском университете по кафедре физической географии и метеорологии. Упоминаемая Ольга Срезневская – дочь Измаила Ивановича, известный писатель, член-корреспондент Российской Академии наук, получила известность благодаря переводу классического произведения XV века «Путешествие Рюи Гонзалеса де Клавихо, испанского посланника, ко двору Тимура в Самарканде» («Жизнь и деяния великого Тамерлана») и комментариям к нему, а также работой над окончанием фундаментального труда своего отца «Словарь древнерусского языка».

Надеюсь, мой герой не посрамил фамилию своих замечательных предков.

Имя Ольги Срезневской упоминает рецензент диссертации моей героини Ирины Владзиевской – «Сигизмунд Натанович В.». С.Н. Валк – маститый русский, советский историк, архивист, библиограф, археограф, профессор Ленинградского университета, зав. сектором Института истории АН СССР. Все сведения о нем, упоминаемые в повествовании, соответствуют действительности (кроме того, что он не был рецензентом работ Ирины Владзиевской). За его уникальную эрудицию, его называли «ходячей энциклопедией по русской истории».

Научный руководитель моей героини также имеет свой прототип – это Семен Бенцианович Окунь (в книге – С. Б. Окунев), профессор Ленинградского университета, выдающийся специалист по истории России XVIII–XIX вв., движению декабристов, истории русского флота и освоению Тихоокеанского региона, автор трудов «Русско-Американская Компания», «Очерки истории СССР» в 2-х томах, «Декабрист М. С. Лунин», «Декабристы» и мн. др. Блистательный лектор, пользовавшийся редкостной популярностью, причем, не только среди историков-профессионалов.

«Писатель», о котором упоминает в своем донесении «Лесник» – естественно, Сергей Довлатов, который, помимо других сторон своей творческой деятельности, был литературным секретарем Веры Пановой (конец 60-х годов). Реплику В. Пановой об антисемитизме см.: С. Довлатов, «Соло на Ундервуде» (Собр. прозы в 3-х томах, СПб., 1995. Т. 3. С. 255).

С уважением, А. Яблонский.

Бостон, ноябрь 2010

№ 2

Dear Mr. Publisher,

(«Дорогой г-н издатель», как принято здесь обращаться, никаких восклицательных знаков и «многоуважаемых»)

Предисловие я писать не буду. Извините. Может, мне еще весь сюжет пересказать своими словами? Что же касается истории создания…

История «Абраши» – отдельная история. Началась она давно – не поверите, в прошлом веке, в середине 70-х. Начало ее было ознаменовано событиями, как тогда казалось, мрачными – вызовом в Большой дом (Литейный, 4). Вызвали не меня, мою жену, которая, как назло, была в то время беременна, где-то на 9-м месяце. Так что дом, откуда видна Колыма, был первым домом в жизни моей дочки Маши, родившейся через пару недель. Пока их – маму и дочь – там держали, а держали весь день, не предложив даже стакан воды (но не били и не пытали, слава Богу; долго и мучительно выспрашивали сначала – часа четыре – непонятно про что, а затем – еще часа три – откуда в записной книжке арестованного Гелия Снегирева, замечательного и мужественного человека, арестованного, а затем загубленного всей этой сволочью в 1978 году, ее телефон, да еще рядом с фамильярно звучащим именем «Ирочка»), так вот, пока там ее держали, я, срочно отменив свои лекции, помчался домой на улицу имени «бешеной собаки» (определение Б. Сарнова) Бела Куна (мало нам своих упырей-чекистов, тут еще с Венгрии понаехали!) и стал сжигать всё, что нужно было сжигать. В квартирку, которую мы снимали, потом было не войти несколько дней: в воздухе плавали пепельные останки произведений А. Солженицына, А. Сахарова, А. Амальрика, А. Авторханова, А. Марченко… и мои. Нет, это была не крамола. До яростной ненависти к системе я тогда еще не дозрел, свои раздумья на бумаге не фиксировал по причине врожденной трусости. Но мысли по русской истории, истории христианства и иудейства – то есть то, что через десятилетия в совершенно другом виде и под другим ракурсом нашло свое отражение в «Абраше», – естественно, сжег. Жаль. Потом многое было не вспомнить, пришлось думать снова. Но иначе было нельзя. В то время жрецы Министерства любви, сегодня вскарабкавшиеся на вершину вертикали и усердно осеняющие себя крестным знамением перед камерами ТВ, сажали только за хранение Библии. Однако что-то «из раннего – сожженного» отложилось и стало фундаментом для Абраши.

Потом много чего было. Но закончилось всё благополучно – уже в XXI веке. И вспомнив тех – безымянных и неистребимых, перебравшихся с Литейного в другие палаты, – не могу не сказать об иных. Ибо не всё в нашей жизни так плохо.

У колыбели повзрослевшего и оформившегося Абраши стояли два человека. Имена этих «крестных» (хотя по возрасту они годятся мне в дочки – сыновья) спаялись в неразъемную пару, как имена Баха – Генделя, Ленина – Сталина, Синявского – Даниэля, Каменева – Зиновьева, Замятина – Пильняка, «Примкнувшего – Шепилова» (общее в этих парах то, что это – пары, всё остальное – извините!). «Ирина Муравьева – Евгений Кольчужкин» – без них Абраша не увидел бы свет.

Моя первая (и, честно, лучшая книга – «Сны» – лучшая, потому, что первая, потому, что обо мне – любимом, о моих родителях, о моей большой семье, о моих женах, друзьях и учителях, об алкоголе и закусоне, об искусстве, которым я живу, о моей стране, частицей которой я себя ощущаю, которую люблю и которую покинул – «сделал ноги», о моей вере и безвериях, убеждениях и сомнениях, о грехах и раскаяниях, об эпохе и атмосфере моей молодости и моей зрелости), – рукопись этой книги случайно попалась на глаза замечательному писателю и чудному человеку И. Муравьевой, которая, сделав массу замечаний, настояла – «публикуй». Легко сказать. Но помимо указующего перста «Вперед к победе…» она еще и сообщила подробный маршрут: «Есть в Москве Евгений Кольчужкин» и далее, как в сказке – и Издатель милостью Божьей, и вкус изысканный, и человек порядочнейший (разве такое сочетание возможно? – родились сомнения) + поэт превосходный, и, вообще, если он заинтересуется и одобрит, ты – везунчик. Заинтересовался, одобрил (не без существенных переработок), издал! Но мало того, продолжал заинтересованно следить за развитием юного дарования пенсионного возраста.

Абраша проделал тот же путь. Сначала – к И. Муравьевой. Будучи человеком чрезвычайно доброжелательным, она нашла несколько одобрительно-ободрительных слов, но, будучи в то же время писателем, вылила на разомлевшего дебютанта такой ушат ледяной воды, который, конечно, таланта и мастерства не прибавил, но помог избавиться от вопиющих несуразностей и неудобоваримостей. «Покажи Кольчужкину», – ознакомившись через пару лет с окончательным вариантом, снизошла она. Показал. Книга перед Вами. Такой бескорыстной помощи во всем – моральная поддержка, редактирование, корректура, макет, – со стороны загруженного собственной издательской работой человека не ожидал. Оказывается, еще бывает. Если бы не дуэт «М.—К.», «Абраша» не увидел бы свет, но если бы не «Абраша», я бы остался в неведении, что есть еще на свете люди (Вы, кажется, в их числе).

Ещё один человек ассистировал при родах. Часто думаю, сколько людей обделил Господь элементарными способностями и умениями в технической области, не говоря уже о компьютерном деле, сколько современников не пустил далее ручного арифмометра, сколько десятков, сотен homo sapiens при словах «файл» или «браузер» испуганно вздрагивают и – подобно мне – интуитивно прикрывают руками причинные места. Обделил, чтобы отдать эти таланты, знания, умения одному человеку – Сергею Матерновскому, бывшему москвичу, а ныне моему бостонскому земляку и другу. Эта фантастическая компьютерная компетентность умножается на неизменную потребность помочь ближнему. Результат – налицо. Если бы не он, то и по сей день Ваш покорный слуга с остервенением тыкал бы в клавиши киборда деревенеющими пальцами, безумно метался курсором по экрану (слова какие-то нерусские!), кликая все иконки подряд, калеча и уничтожая текст, Неотложка постоянно дежурила бы у его дома и врач-психиатр постепенно становился другом семьи. Однако я жив. И книга, опять-таки, перед Вами.

Далее надо бы отблагодарить сотню людей (как на «Оскаре»), но я экономлю Вашу бумагу.

А. Яблонский.

Бостон. Декабрь 2010 г.

№ 3

Дорогой друг, душа моя Тряпичкин,