В огне Восточного фронта. Воспоминания добровольца войск СС - Хендрик Фертен

Зима с 1946 на 1947 год выдалась очень суровой. Морозы доходили до 20–25 градусов. Люди не замерзали до смерти, но промерзали настолько, что многие оказывались неспособны позаботиться о себе и в итоге умирали. Склады железнодорожной станции в Берлине охранялись, как форт Нокс, чтобы грабители не разворовали брикеты с углем, которые ценились дороже золота. Профессиональные воры и просто отцы семейств теперь были вынуждены прямо на ходу красть уголь из товарных вагонов. Иногда им удавалось наткнуться на отдельный вагон с углем, стоявший на тупиковой станции. В этом случае за ночь он разграблялся подчистую. Уголь, который перевозили в товарных вагонах, как правило, предназначался для Красной Армии, чтобы обеспечивать тепло ее солдатам. Удовольствие «маленького немца», раздобывшего угля, удваивалось и даже утраивалось от мысли об этом. В конце концов, почему красноармейцы должны были быть единственными, кто мог себе позволить находиться в тепле в ту зиму? Таким образом, нет ничего удивительного в том, что рядовые жители становились ворами и менялами. Лозунгом тех дней было: «Возьми все, что плохо лежит!»

Все простые жители Германии тосковали о своем прежнем образе жизни. Между тем советская пропаганда устроила им настоящий психологический террор. Немцы постоянно слышали лозунги: «Учитесь у Советского Союза быть победителями!», «Сталин — лучший друг немецкого народа» и т. п… В пропаганду были вовлечены средства массовой информации и кинематограф. В советских фильмах солдаты вермахта всегда показывались подлыми бандитами. Бойцы войск СС возникали на экране только в черной парадной форме даже во время боевых действий. Все они изображались блондинами с животным взглядом и почти в каждом фильме с похотливым садистским удовольствием смотрели на пытки молодой красивой девушки, которая была партизанкой. Это была очень подлая пропаганда. Но чего еще нам было ждать от коммунистов? Впрочем, они были не единственными, кто старался дискредитировать немецкий народ.

В Америке подстрекательство против германской расы началось уже в конце тридцатых годов. Американцы тоже использовали для пропаганды киноиндустрию. В их фильмах на смену образу «ужасных краснокожих» пришел образ «ужасных германцев». После 1945 года бессчетное множество подобных картин заполнило экраны кинотеатров в западных зонах Германии. В этих фильмах каждый мог увидеть леденящие душу истории о злодеяниях немцев. Так американцы начали промывать всем мозги с помощью кинематографа.

Замечу, что американское Верховное командование, помимо всего прочего, располагало психологическим отделом. Начальник этого отдела с готовностью согласился подтасовывать факты и создавать фальсифицированные версии событий, в которые для правдоподобия даже включались подобранные соответствующим образом отрывки из речей Гитлера.

Но вернусь к своей судьбе. Еще до того, как я сам покинул Бреслау, Бригитта, прибыв в Детмольд, сразу написала письмо к моим родителям. Это была для них первая за долгое время весточка обо мне. Поскольку даже частная переписка подвергалась цензуре властей, Бригитта не упоминала моего имени, но при этом сообщила, что я жив и здоров и что мы с ней друзья. В сентябре 1946 года она получила ответное письмо от моего младшего брата Корнелиса. Он написал, что все члены моей семьи были интернированы и что я ни при каких обстоятельствах не должен возвращаться в Голландию и даже писать моей семье. Эти несколько слов подтвердили мои опасения и мое мнение о политической ситуации у меня на родине. Второе письмо от моей семьи, пришедшее в Детмольд, было от моей сестры Луизы. В нем были очень тяжелые для меня новости. Оказалось, я потерял отца и старшего брата.

Мой отец умер всего за несколько недель до того, как Бригитта получила первое письмо от Корнелиса. Отец скончался в голландском лагере для интернированных в Амерсфорте 27 августа. Из-за все той же цензуры в письме сестры излагались лишь голые факты. Таким образом, я ничего не узнал об обстоятельствах смерти моего брата Яна, кроме того, что он умер восемнадцатью месяцами раньше, 3 марта, в Ассене. И отца, и брата я видел в последний раз за два с половиной года до этого, а с конца 1944-го, как я уже рассказывал, я ничего не знал о судьбе моей семьи. Полученные известия оказались для меня очень болезненными. Моему брату Яну только исполнилось лишь 27 лет, да и отец не был еще старым: он умер всего в 62 года. День за днем я перечитывал строки, сообщавшие об их смерти. Я приходил в ужас и начинал плакать, думая о том, почему могли умереть мой отец и брат. Неужели это означало, что я никогда не смогу вернуться домой? И я действительно не мог сделать этого тогда, не мог никак поддержать свою семью в то трудное время. Предостережения Корнелиса были более чем определенными. Лишь позднее я узнал о масштабах несчастий, обрушившихся без меня на мою семью, моих родителей, пятерых братьев и двух сестер.

Моя тоска по семье вскоре уступила место неудержимому желанию поехать к Бригитте, и это не давало мне покоя. Однако она предостерегала меня против поездки к ней в британскую зону. Это было слишком опасно. Тем не менее к этому времени многим уже удалось сбежать из советской зоны. Эти люди не хотели жить под коммунистическим управлением и бежали в западную часть Германии в таких количествах, что 5 июля 1946 года границы были закрыты. Теперь из одной зоны в другую можно было проехать только на поезде. Но для этого требовалось специальное разрешение, которое было невозможно получить.

Однако несмотря на «железный занавес» (этот термин был впервые использован Йозефом Геббельсом, а затем повторен Уинстоном Черчиллем), по-прежнему сохранялась возможность нелегального перехода границы, нужно было только найти маршрут, позволявший сделать это. Я должен был найти его во что бы то ни стало. Меня ничто не могло остановить от попытки попасть в Детмольд.

Вооружившись картой и советами знающих людей, я решил нелегально перейти границу в районе, который многие называли «зеленой границей». Там находился контрольно-пропускной пункт, однако не было минных полей, колючей проволоки и «мертвой полосы», которая бы полностью просматривалась пограничниками. Тем не менее переходить границу даже в этом районе было довольно опасно, поскольку там беспрестанно сновали русские патрули.

Подобные места были так же хорошо известны немецкой полиции. С другой стороны, их облюбовали и немецкие бандиты. В частности, зимой 1946/47 года криминальные элементы действовали там столь интенсивно, что нередки были даже случаи убийств. В те годы бандитов массово освобождали из немецких тюрем и концентрационных лагерей. Оказавшись на свободе, они возвращались к своим прежним занятиям. «Зеленые границы» стали одним из излюбленных мест промысла для преступников. Под покровом темноты они грабили беженцев, забирая у тех все, что у них было.