Капитан повесился! Предполагаемый наследник - Генри Уэйд
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Или уже слишком поздно? Если старый Бэрреди умрет сейчас, Дезмонд может передумать. Но почему же я ничего не предпринял тогда, в Ньюкасле? И как это сделать сейчас? Если бы я был в поместье, то смог бы усыпить его, а затем ввести морфин или кокаин; человеку в летах хватило бы и мизерной дозы. А теперь как вернуться в поместье? Отправить ему письмо, попросить уделить время для разговора? Бэрреди откажет. В любом случае это плохой вариант – чтобы убить старика и не попасть под подозрение, нужно поселиться в поместье на долгий срок. Но даже тогда это будет непросто, тем более что его уже подозревали в убийстве Дэвида. Лучше проникнуть в поместье тайно – вломиться туда и убить старика во сне, – для этого хватит и одного укола. Но как он собирается туда вломиться? Такие дома обычно полностью запечатывают на ночь… Если бы он подумал об этом заранее, то мог бы разведать местность, найти безопасный вход или по меньшей мере узнать, где старик спит и есть ли кто-нибудь в соседних комнатах; но даже этого Юстас не знал. Нет, ну понятно, что у человека, который уже одной ногой в могиле, должна быть сиделка, а возможно, у него в комнате спит собака – да что угодно может быть… Без должных знаний это был огромный риск.
Но на риск нужно пойти. Награда слишком велика, а поражение… Оно даже хуже, чем раскрытие преступления, думал Юстас в самые мрачные приступы депрессии. Лучше уж быть повешенным и покончить со всем, чем идти ко дну, наблюдая за безотрадной сменой дешевых квартир, все более плохой еды и обветшалой одежды – и так до неизбежного, наводящего ужас конца.
Однако нужно выпить. Он больше не мог оставаться один на один со своими гнетущими мыслями. К Джилл идти незачем – чего ее расстраивать. В клуб тоже нельзя – чтобы Джордж Пристли увидел его в таком настроении… «Джулиан» – да, подходящее место. Хорошая выпивка и занятные люди вокруг.
Это было правильное решение – по крайней мере, Юстаса покинула депрессия в своем худшем проявлении. К тому же он начал мыслить более рационально, хотя мысли его, вероятно, были чересчур оптимистичны. Он слишком быстро представил себе худший расклад, позволил Карру напугать себя; все эти юристы одинаковы – пессимисты до мозга костей, видят только темную сторону. Десять к одному, что Дезмонд не собирается подчиняться своему слабоумному… прадеду. Да, прадеду. Ну в любом случае он узнает кое-что об этой ситуации в воскресенье, когда навестит мальчика.
Суббота длилась долго. Волшебство «Джулиана» развеялось, и депрессия вернулась обратно, хотя уже такая мрачная, ее вполне можно было перетерпеть и даже контролировать… однако это все же депрессия. Наконец настало воскресенье, и Юстас был счастлив, что может пойти к Дезмонду и самому выяснить, куда дует ветер.
Ровно в половине первого он стоял у двери в квартиру на шестом этаже. Его встретила миссис Тумлин.
– Девушка еще не вернулась из церкви, – объяснила она. – Раз в месяц я отпускаю ее на утреннюю службу, а когда их бывает пять, то я разрешаю пойти на последнюю.
«Меня это каким боком касается? – вопрошал Юстас. – Почему она нервничает? В пятницу было то же самое. А в первый раз она вела себя нормально».
– Боюсь, я не могу позволить вам остаться надолго, – продолжала миссис Тумлин. – Дезмонду всю неделю очень плохо. Он раздражителен и быстро устает. Вы, конечно, не говорите с ним об этом; зачем Дезмонду знать, что, ему плохо? Если позволите, я намекну, когда нужно будет уйти, – высморкаюсь, например. Идет?
Господи, как раздражают эти женские уловки… Они никогда не срабатывают, когда хочется что-то скрыть, ведь люди всегда начинают подозревать, что дела идут гораздо хуже, чем на самом деле. Куда лучше быть откровенным. Ну придется сделать так, как она хочет.
Юстас проследовал за раздражающей дамой в гостиную, а затем на балкон. Дезмонд, как и в прошлый раз, лежал на диване, ноги его были укрыты легким пледом. Юстаса поразило, до чего он изменился – мальчик осунулся, его глубокие фиалковые глаза запали глубже, они были беспокойны и не останавливались на одной точке в умиротворении, как тогда, в его предыдущий визит.
Юстас был раздражен еще сильнее, когда миссис Тумлин села рядом с Дезмондом и принялась за шитье, чем, видимо, занималась до появления гостя. Чего ей стоит убраться отсюда и дать ему поговорить с Дезмондом наедине, как в прошлый раз? В ее присутствии выяснить что-то стоящее будет практически невозможно. Так как от нее избавиться? Тактично ли? Хитростью? Или грубо, напрямую?
В растерянности Юстас переводил взгляд от одного присутствующего к другому. Перед его глазами мелькали проворные пальцы миссис Тумлин, нервно дергающиеся руки Дезмонда с набухшими синими венами. Он обратил внимание на стол с книгами и цветами; атрибутов больного нет – ни баночек, ни коробок для пилюль, ни градусника, только пачка сигарет – для гостей, конечно, сам Дезмонд не курил; для него там лежала коробка шоколадных конфет.
Миссис Тумлин успокоилась и начала разговор – мужчинам, похоже, сказать было нечего. Она была из тех женщин, которые считали, что важно «уметь говорить на мужские темы»: сиделка припомнила положение в Абиссинии, финансовую обстановку в стране, скачки, собачьи бега, охоту, а поскольку ни Юстас, ни Дезмонд ни на одну из этих тем не реагировали, переключилась на правительство и выборы. Юстас, на удивление старомодный в отношении к женщинам, раздражался все сильнее и сильнее; эта болтовня невыносима – нужно сейчас же от сиделки избавиться.
На минуту он, скрипя зубами, со вниманием слушал миссис Тумлин, а потом задушевно сказал:
– Миссис Тумлин, почему бы вам не прогуляться перед ланчем? Таким прекрасным утром грех не размять кости. Я присмотрю за Дезмондом.
На мгновение руки миссис Тумлин остановились, но затем снова принялись за работу, от которой она так и не отвела глаз.
– Благодарю вас, мистер Хендэлл, – сказала она, – но я уже ходила на прогулку
