Опрокинутый мир - Кристофер Прист

Но я утомился, а если секс и снимает напряжение, то лишь физическое. И я, и Грация сомневались в своих индивидуальностях, искали их и в процессе поисков причиняли друг другу боль. Моя рукопись была угрозой. Там была Сери, но там же был и я, как центральный персонаж. Я все еще нуждался в рукописи, но она загоняла меня в мой внутренний рефлексивный мир.

А потом неизбежно появилась Сери. Вполне реальная, независимая, покрытая островным загаром.

— Ты мне вчера совсем не помогла, — укорил я ее. — Мне было нужно убедить Грацию в правильности того, что я делаю.

— Я была не в духе, — сказала Сери, — и чувствовала себя одинокой. Я не могла вмешиваться.

Она не подошла ко мне, осталась на самой границе восприятия.

— Но ты можешь мне помочь? — спросил я.

— Я могу быть с тобой, — сказала Сери, — могу помочь восстановить тебе свой образ. Но я не могу говорить с тобою о Грации. Ты ее любишь, и это меня исключает.

— Если бы ты подошла поближе, может, я и смог бы любить вас обоих. Я не хочу, чтобы Грация страдала. Так что же мне делать?

— Пошли погуляем, — сказала Сери и направилась к двери.

Я последовал за ней, оставив на кровати рассыпанную рукопись.

Была весна, мое любимое время года, и все кафетерии Джетры уже вынесли столики наружу, под разноцветные тенты. Ласковое солнце и тихий пьянящий воздух взбодрили меня, словно некий волшебный эликсир. Я купил газету. Мы подошли к кафе, одному из самых моих любимых, расположенному на углу, на оживленном перекрестке. Здесь проходила трамвайная линия, и мне нравились резкие голоса звонков, дробный перестук колес на стрелках и паутина проводов над головой. От людей, запрудивших тротуары, исходил дух коллективной целеустремленной суеты, хотя по отдельности они, в большинстве своем, просто наслаждались солнцем и теплом. Бледные после зимы лица были повернуты к небу, ловили драгоценный ультрафиолет. Официант принял заказ — пиво для меня и апельсиновый сок для Сери — и удалился, а я стал просматривать газетные заголовки. На юг отправляют дополнительные подкрепления. Ранняя оттепель вызвала сход лавин; лавина, накрывшая горный перевал, завалила пограничный патруль, спасенных нет. Сеньория продлила эмбарго на поставку зерна в так называемые неприсоединившиеся страны. Печальные новости резко контрастировали с тем, что я видел вокруг. Мы с Сери сидели под ярким полосатым тентом, бездумно наблюдая за прохожими и трамваями, за конными экипажами и другими посетителями кафе. Среди них преобладали молодые женщины без спутников — наглядная демонстрация социальных последствий призыва.

— Мне нравится Джетра, — сказал я. — Весной это лучшее место в мире.

— Так что же, — сказала Сери, — ты останешься здесь до конца своей жизни?

— Скорее всего.

Она немного приблизилась, теперь я видел солнце в ее волосах.

— Неужели тебя не тянет странствовать? — спросила Сери.

— Где? Куда? Во время войны это не так-то просто.

— А махнем на острова, — предложила Сери. — Как только мы покинем Файандленд, перед нами откроется весь мир.

— Я бы и хотел, — сказал я, — только что мне делать с Грацией? Я не могу вот так вот бежать, а ее оставить. Она для меня все.

— Но один-то раз ты от нее сбежал.

— Да, и она попыталась убить себя. Именно поэтому я и должен оставаться с ней. Я не хочу, чтобы такое случилось опять.

— А тебе не приходило в голову, что ты сам и делаешь ее несчастной? — спросила Сери. — Я достаточно насмотрелась на то, как вы с ней разрушаете друг друга. Ты помнишь, какой была Грация, когда ты встретил ее в Каслтоне? Уверенной, оптимистичной… разумно строила свою жизнь. А сейчас — можешь ты сейчас узнать в ней ту женщину?

— Иногда, но она сильно изменилась, я ведь вижу.

— И все из-за тебя! — Сери закинула прядь волос за правое ухо — обычный ее жест в моменты крайнего возбуждения. — Питер, ты должен вырваться отсюда, это поможет и ей, и тебе.

— Мне некуда ехать.

— Отправься со мной на острова.

— А почему непременно острова? — спросил я. — Почему я не могу просто уехать куда-нибудь из Джетры, как в прошлом году?

Я почувствовал, что рядом с нашим столиком кто-то стоит, и поднял глаза. Это был официант.

— Сэр, — поклонился он, — вы не могли бы говорить немного потише? Вы мешаете другим посетителям.

— Извините, — сказал я и огляделся по сторонам. Другие посетители были погружены в свои собственные заботы и ничуть меня не замечали. Мимо столика прошли две хорошенькие девушки, по перекрестку с клацаньем проехал трамвай, на той стороне бульвара муниципальный дворник подметал лошадиные яблоки. — Еще раз то же самое, пожалуйста.

Я снова взглянул на Сери. Как только подошел официант, она отвернулась, стала от меня отдаляться. Я протянул руку и взял ее за запястье, ощутил его тепло и телесность.

— Не покидай меня, — попросил я.

— А что я могу поделать? Ведь ты же меня отвергаешь.

— Нет! Ну пожалуйста… Ведь ты же правда мне помогаешь.

— Мне страшно, что ты забудешь, кто я такая, — сказала Сери. — Ведь тогда я тебя утрачу.

— Расскажи мне, пожалуйста, про острова, — попросил я ее.

Я старался говорить потише, потому что официант бросал в мою сторону враждебные взгляды.

— В них избавление от всего этого, твое личное избавление. В прошлом году, когда ты поселился в доме своего знакомого, ты хотел определить себя, исследуя свое прошлое. Ты пытался вспомнить себя. Но кризис личности пребывает в настоящем. Память позади тебя; опираясь на нее одну, ты определишь себя лишь наполовину. Ты должен стремиться к равновесию, обратиться к будущему, а Сказочный архипелаг, он и есть твое будущее. Здесь, в Джетре, ты будешь только гнить, убивая попутно Грацию.

— Но ведь я не верю в острова, — сказал я.

— Тогда ты должен открыть их. Острова столь же реальны, сколь и я. Они существуют, и ты можешь их посетить — точно так же, как можешь говорить со мной. Но в то же время они суть состояние ума, жизненная позиция. Все, чем ты занимался до сих пор, было направлено внутрь, было эгоистичным, болезненным для окружающих. Ты должен выйти наружу, утвердить и оправдать свою жизнь.

Вернувшийся официант поставил передо мною пиво, поставил перед Сери апельсиновый сок.

— Извините, сэр, я просил бы вас рассчитаться, как только вы допьете.

— А в чем, собственно, дело?

— И по возможности скорее. Благодарю вас.

Сери снова удалилась, на мгновение возникло другое кафе: убогий интерьер, пластиковые столики с пятнами от чая, запотевшие окна, ведерко для охлаждения молока и реклама пепси-колы… но затем мимо кафе проехал трамвай, из-под его дуги сыпались синие искры, и я снова увидел деревья в цвету и спешащих куда-то джетранцев.

— На Архипелаге ты сможешь жить вечно, — сказала Сери, возвращаясь.

— Ты имеешь в виду Лотерею?

— Нет… Острова, они вневременные. Те, кто туда уходит, никогда не возвращаются. Они находят себя.

— На мой взгляд, это нечто не совсем здоровое, — сказал я с сомнением. — Бегство от жизни в мир фантазии.

— Не в большей степени, чем все, что ты делал до сих пор. Для тебя острова станут искуплением. Бегством от бегства, возвращением к ориентированности вовне. Чтобы найти путь наружу, ты должен еще глубже уйти в себя. Я покажу тебе путь.

Я молчал, глядя вниз на брусчатку тротуара. Между ногами посетителей прыгал воробей, он высматривал и склевывал крошки. Мне хотелось остаться здесь навсегда.

— Я не могу оставить Грацию, — сказал я в конце концов. — Во всяком случае — сейчас.

— Тогда я уйду без тебя, — сказала Сери, начиная удаляться.

— Ты что, серьезно?

Я ни в чем не уверена, Питер, сказала Сери, ни в чем не уверена. Я ревную к Грации, ведь пока ты с ней, мне достается роль твоей совести. Я вынуждена наблюдать, как ты разрушаешь ее, а заодно и себя. В конце концов ты и меня разрушишь.

В этот момент Сери была на диво молодой и красивой: светлые волосы, сверкающие на солнце, густой южный загар, юное гибкое тело, легко угадываемое сквозь тонкую ткань. Она сидела рядом со мной, возбуждая меня и заставляя мечтать о дне, когда я смогу остаться с ней вдвоем.

Я заплатил по счету и сел в трамвай, идущий на север. Небо затянуло, пошел дождь, и я вновь ощутил свою обычную депрессию. Сидевшая рядом Сери молчала. Я вышел из автобуса на Кентиш-Таун-роуд и свернул в грязноватый проулок, ведущий к дому Грации. Около дома я увидел ее машину, втиснутую между строительной вагонеткой и спальным фургоном с австралийским флажком на лобовом стекле.

Темнело, но в наших окнах не было света.

Что-то там не так, Питер, сказала Сери. Быстрее!

Я оставил ее на улице и сбежал по ступенькам к двери. По дороге я успел достать ключ, но дверь была распахнута настежь.