Время Культуры - Ирина Исааковна Чайковская
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мхатчик о мхатчиках(Анатолий Смелянский на канале КУЛЬТУРА восемь вечеров рассказывал о МХАТЕ времен Олега Ефремова)
29.09.12
Анатолию Смелянскому, нынешнему ректору Школы-студии МХАТ, есть что рассказать.
Более тридцати лет он работает в «главном театре страны», приглашен был сюда самим Олегом Ефремовым. Умный, бесконечно эрудированный, памятливый.
Вот он на фотографиях вместе с Ефремовым — красавец с несколько высокомерным видом, не актер, но «друг» актеров, летописец и хранитель тайн закули-сья. А уж какие должны быть у этого закулисья тайны — страшно подумать, ибо мир этот зазеркальный, изломанный, неверный.
Казалось бы, Евгений Евстигнеев, ближайший друг и сподвижник Олега Ефремова, любимый зрителями актер — и при этом Ефремов в конце 80-х неожиданно предлагает ему уйти из театра на пенсию… Или Олег Борисов, по словам Смелянского, обладавший тайной «сверхвоздействия» на зрителя. Он смог проработать с Ефремовым всего четыре года…
А сам Ефремов — тот на кого молились артисты и зрители, тот, к кому обратились «старики-мхатовцы» с просьбой взять в свои руки и возродить их полумертвый театр, Ефремов со своими «уходами» в запои, куда он отправлялся «как в экспедицию», «как в какую-то страну». Видевший его вблизи Смелянский дает этим «уходам» психолого-социальное объяснение. Ефремову все вокруг было «тошно», выбраться из этой бездны он мог только с помощью алкоголя.
Олег Ефремов
Рассказчик Смелянский великолепный, сидит в театральном фойе МХАТа, позу не меняет, работает голосом, интонацией, ну и, конечно, содержанием — кому не интересно услышать из первых рук о гениальном и наивном Иннокентии Смоктуновском, о фантастически талантливом и застенчивом Андрее Попове, о небывалых и катастрофических происшествиях, случившихся в театре, например, о том, как его посетил Брежнев со всей своей придворной камарильей… пардон, со всем своим Политбюро.
Иннокентий Смоктуновский
Анатолий Смелянский
Два слова об этом посещении. «Руководители» пришли на крамольный шатровский спектакль о Ленине «Так победим». Смелянский назвал свой рассказ об этом эпохальном событии словом «Мышеловка», позаимствовав метафору из «Гамлета», где ею обозначалась задуманная принцем ловушка для короля.
Однако во мхатовском случае никакой специальной ловушки не было, она возникла сама собой, когда плохо слышащий, с трудом передвигающийся Леонид Ильич увидел на сцене больного, потерявшего способность говорить Владимира Ильича.
Все совпало с той — придуманной Гамлетом-Шекспиром мышеловкой: там преступный король от ужаса бросился в бега, здесь дряхлый Руководитель — покинул ложу…
Трагикомическое посещение вошло в анналы.
Калягин — Ленин и Брежнев
А конец у этой части вышел весьма жизнеутверждающим. На том спектакле в том самом зале, начиненном мальчиками с Лубянки, присутствовал Михаил Горбачев. И кто знает — не отозвалось ли тогдашнее услышанное со сцены слово в его сердце, не отразилось ли на будущих планах…
Ждала, что Смелянский расскажет еще одну интригующую историю — о расколе МХАТ А, о противостоянии Олега Ефремова и Татьяны Дорониной.
Но, видно, Анатолий Миронович бережет ее для следующего цикла.
И еще. В этот раз нам было рассказано только о великих актерах-мужчинах.
Но зрителя интересуют как мхатчики, так и мхатчицы.
Думаю, что и это впереди.
Эмоциональный рассказ сопровождался точными кадрами, фотографиями, хроникой и — поверх всего — божественными звуками фортепьянного рахманиновского концерта.
Ждем продолжения этой правдивой, горестно-радостной и такой увлекательной Театральной истории, легко сопрягающейся с большой Историей страны.
В зеркале театра и поэзии. Анатолий АдоскинПять вечеров с Анатолием Адоскиным
13.06.12
Начну с последнего вечера — вчерашнего. Анатолий Адоскин показал свою композицию по стихам и биографии Владислава Ходасевича (режиссер Борис Щедрин).
Было ощущение полного слияния актера с персонажем. Он заставил нас вслушаться в эти тяжелые, как гири, трагические стихи, написанные в эмиграции:
Я, я, я. Что за дикое слово! Неужели вон тот — это я? Разве мама любила такого, Желто-серого, полуседогоИ всезнающего, как змея?
(Перед зеркалом, 1924)
Очень помогала музыка Э. Артемьева, обжигающий звук трубы вел ту же партию, что и артист, — над бытовую и одновременно на удивление человечную.
А мне вспомнились давние композиции Анатолия Михайловича Адоскина — о Пушкине, Кюхле, декабристах, озарившие — не сомневаюсь в этом — не только наше с сестрой детство.
Не всякому актеру дается поэзия, Адоскину — дается, мало того, как кажется, — не было бы этих поэтических композиций — и не узнали бы мы настоящего Адоскина.
Анатолий Адоскин
Посмотрела сейчас на канале КУЛЬТУРА четыре серии фильма о нем (Театральная летопись), где много отрывков из его театральных и киноработ и могу сказать, что, при всей своей прекрасной игре, эксцентричности и точности, Адоскин в них — лицо эпизодическое.
А вот в своих поэтических моноспектаклях и в фильме-биографии, о котором пишу, — он в центре внимания, во всей своей актерской и человеческой сущности. Высокий, худой, импозантный, с умной и доброй улыбкой — ведет нас за собой по дорогам своей жизни — театр Моссовета, Современник, Ленком, снова театр Моссовета — и его главреж, тот самый Юрий Александрович Завадский, который мог крикнуть молодому дерзкому Эфросу «Вон!», а потом побежать за ним, упавшим за дверью в обморок. Завадский, вынужденный ставить плоские поделки мракобеса Софронова, но приютивший в театре еврейских артистов из закрытого после убийства Михоэлса ГО СЕТА.
Юрий Завадский
Анатолий Эфрос, Фаина Раневская, Елизавета Яковлевна Эфрон… О них — достоверно, с погружением во время, с красочными штрихами. И не зря Анатолий Михайлович так запомнился мне своим чтением стихов. Иметь в этом деле такого учителя, как Елизавета Эфрон (сестра мужа Марины Цветаевой Сергея Эфрона), — большое везенье и счастье.
Фаина Раневская
В Мерзляковском переулке, в гостях у Елизаветы Яковлевны, Анатолий Адоскин сидел на том самом сундучке, в котором хранились бесценные цветаевские рукописи. В этой крохотной комнатке бывали Пастернак, Фальк…
Артист говорит не только о «времени», но и о «временах», а они бывали разные.
Мне запомнился совет Сергея Михалкова режиссеру Анатолию Эфросу, данный советским вельможей при утверждении спектакля к очередной революционной дате: «Иногда нужно советоваться и с дядей».
Наивный Эфрос с «дядей» по поводу репертуара не посоветовался, выбрал пьесу Чехова — и его театр был закрыт.
Запомнились и такие высказывания уже самого артиста: «Наш зритель тогда заслуживал Софронова» (это,
