Подметный манифест - Далия Трускиновская

Дунька же почитала дальней дорогой лишь путь в те местности, что простирались за воротами Земляного города, прочие расстояния она обозначала просто - рукой подать. И то - коли ехать с Ильинки в карете к Марфе в Зарядье, со всеми поворотами, холмами и спусками, а также обязанностью пропускать другие кареты, то времени уйдет поболее, чем нужно, чтобы просто добежать.

Осознав, что Дунька собирается без экипажа добираться до Сретенских ворот, Архаров даже несколько растерялся. Хотя ее правота была ясна - экипаж, встречь коему идут целые обозы, застрянет, не проехав и сотни сажен.

- С тобой пойдут Клаварош и Ушаков, - сказал он. - Покажешь им тот дом, все растолкуешь - где была, куда окна выходили. Потом они тебя на Ильинку отведут. А коли изволишь ко мне в гости… словом, куда тебе будет угодно, туда и сопроводят.

Отправив Дуньку с архаровцами вверх по улице Лубянке, Архаров хотел заняться делами - но дела на ум не шли, а мельтешила в виде привидения, выглядывая из всех углов, Дунькина фигура, и особливо такие знакомые крепкие ножки с высоким подъемом, в беленьких чулочках, ножки, которые помнили, поди, как берется за щиколотку обер-полицмейстерская рука.

Почему-то в мужском костюме она была для него более соблазнительна, чем в синем сарафане с узкими лямками, с которым он так легко управился, когда Дунька прибежала возвращать долг за свое спасение. И даже - чем в богатом платье с большими рюшами, с широкими кружевами, низко открывающем грудь…

Продержался он недолго - схватил треуголку, которую возил за собой всюду, крайне редко надевая, и поспешил следом за Дунькой и архаровцами.

Они не успели далеко уйти - только перешли с Мясницкой на Лубянку, да там и встали, любуясь схваткой между двумя кучерами, непривычными к московским улицам. Те, ругаясь, хлестали друг друга кнутами на потеху прохожим, дававшим самые неожиданные советы.

- Что это ты, сударь? - спросила Дунька.

- С вами пройдусь. Устал с бумагами возиться, - отвечал Архаров.

Клаварош и Сергей Ушаков уступили ему место рядом с дамой, пусть и в маскарадном наряде, сами пошли сзади.

Дуньку это приключение изрядно обрадовало. Бегство из дому тайком от покровителя в мужском наряде и прогулка в нем среди бела дня, да еще в обществе обер-полицмейстера, составили целый праздник. Валяя дурака, Дунька заглядывалась на красивых девок, поворачиваясь на ходу и несколько шагов делая задом наперед, при этом снабжала каждую красавицу такими примечаниями, что Ушаков кис со смеху, а Клаварош хмыкал и крякал.

Очень скоро Архаров понял, что нужно делать что-либо одно - или идти, или беседовать с причудливой быстроногой Дунькой. Он отвык от такой ходьбы. Дунька поняла наконец, что обер-полицмейстер за ней не поспевает, пошла медленнее, но ей это надоело.

- Что ты, сударь, выступаешь, как архиерей? - съязвила она. И возразить было нечего. Сам виноват - от сидения в кабинете, пожалуй, и вовсе разучишься ногами пользоваться.

Но они добрались до искомого дома, и, проходя мимо него, Дунька еще раз поведала все подробности своего визита к актерке.

- И убраны комнаты прекрасно, мебели все дорогие, и место приличное, - сказала она в похвалу дому, который действительно гляделся достойным господским домом, еще сверкавшим чистотой - он был выкрашен в желтый и в белый цвет. - Я уж так радовалась, что они сюда перебрались. А то нашли сперва, где поселиться, - в Лефортове! Я туда бы поехала в гости. Да она не пожелала. Стыдно, поди, было - что же за покровитель, коли селит метресу в Лефортове?

Дунька почему-то применила к госпоже Тарантеевой не модное слово «мартона», а иное, французское, - «метреса».

- Не пожелала, чтобы ты побывала у нее в Лефортове? - переспросил Архаров, пытаясь припомнить, говорила ли об этом Дунька, когда просила поискать блудную актерку.

- Как будто тут поблизости негде было дом нанять! Вот ведь нашелся прямо на Сретенке. Может, покровителя подцепила женатого, и он ее потому спрятал? - предположила Дунька. - Но ведь потом он ее тут поселил… да только не часто, поди, у нее бывал, коли она молодого махателя себе завела… Дивно, что актерка согласилась жить в Лефортове!

- Чего же дивного? - вмешался Сергей Ушаков. - Там театр есть, я помню. Прямо над Яузой поставлен.

- Как театр? - Архаров от удивления даже не возмутился, что подчиненный так шустро влез в беседу. - Откуда он там взялся?

- Вот того не знаю. Ваша милость, а старый театр доподлинно есть, зовется Оперным домом, деревянный, большой, как еще только не сгорел… Дворец-то поблизости в чуму сгорел…

- Прелестно… - пробормотал Архаров. - Говоришь, обещали, что твоя госпожа Тарантеева на первых ролях будет? А что за роли такие? Вспоминай-ка живо!

- Княжну представлять… - Дунька несколько смешалась от внезапного напора Архарова. - Я почем знаю? И сказывала, что та роля ей не к лицу, а что потом будут другие, которые сама захочет…

- Сумарокова она не поминала?

- Поминала!

Архаров редко бывал до такой степени собой недоволен, как здесь и сейчас. Он обнаружил, что давно уже держал в руках многие нити этого странного дела - и что бы стоило сразу покруче взяться за драматурга, что бы стоило сразу внимательно выслушать Дуньку?

Он стал допытываться, каков был тот молодой кавалер, что подслушивал и подглядывал, когда Маланья Григорьевна учила Дуньку играть на театре. Но Дунька ничего толком объяснить не могла - она видели лишь его отражение в зеркале.

- Только что на генерала он вовсе не похож! - вдруг объявила она.

- При чем тут генерал?

- Так Маланья моя Григорьевна за генерала было собралась. Хотя, сказывали, теперь у государыни и молодые генералы бывают.

Архаров покосился на Дуньку - не принялась бы посреди улицы толковать о государыниных пристрастиях.

- А этот, сдается, немолод, - продолжала Дунька, вспомнив облезлые ватные накладки на икры. Все-таки молодой щеголь вряд ли станет такие носить.

- Ваша милость, негоже тут стоять, - подал голос Клаварош.

Архаров опомнился. Ежели злоумышленники, глянув случайно в окошко, увидят у своего крыльца московского обер-полицмейстера - на пользу розыску это не пойдет. Потому Архаров, махнув рукой, чтобы все следовали за ним, торопливо зашагал прочь, едва не срываясь на бег.

- Мусью, отведи сию сударыню на Ильинку, да не до самого дома, гляди, - сказал он. - Ступай с Богом, Дуня. Потом увидимся. Ты мне понадошься.

- А для чего? - бойко спросила она, поправляя кружевце на груди, поверх розового камзола.

Архаров вспомнил, как она прибежала на Пречистенку, переодетая мещанской девкой, - то же веселье в раскосых глазах… Но сейчас Дунька была куда более пленительна, уже не девица, еще не мальчик, а нечто иное, вызывающее куда более острые чувства…

- Увидишь, Дуня, - только и сказал он. - Марфе кланяйся.

- Марфа уж по дому тоскует, - отвечала Дунька.

- Чтоб с места двинуться не смела, не то я ее к Шварцу отправлю, - без тени улыбки пригрозил Архаров. - Ну, Дуня… С Богом…

Клаварош кивнул, что означало поклон, и вместе с Дунькой ушел, а обер-полицмейстер, глядя им вслед, ощущал смятение, равное тому, что охватило душу однажды в большой гостиной ховринского особняка.

Но там он был взволнован после боя, после победы, там еще был готов драться, коли потребуется, там душа воспарила ввысь еще до того, как явилась взору странная девица в белом, черноволосая и бледная, как смерть, еще до того, как зазвучала музыка.

Дунька того не стоит - этой разумной мыслью пытался Архаров усмирить себя, вернуть себя с небес на землю, в состояние деятельного покоя, когда душа, ничем не отвлекаемая, трудится и тем довольна. Однако плохо это у него получалось.

Он вернулся в полицейскую контору и еще какое-то время был обременен делами, а память жила самостоятельно, и в ответ на слово в списке украденного имущества, обычное слово - «атлас», выкидывала почему-то Дуньку, ее руку, теребящую кружевце, и тут же белизна того кружевца оборачивалась иной белизной - призрачной, какая бывает во мраке, и пролетали в памяти два или три такта мелодии, а когда Архаров пытался к ним прислушаться - тут же таяли…

В таком смутном состоянии духа обер-полицмейстер, кликнув Сашу, поехал домой и ехал довольно долго, при каждой остановке давая себе слово завтра пересесть из кареты в седло. Дунька, упрекнувшая его в малой подвижности, была тут, разумеется, вовсе ни при чем - а просто он не желал терять зря драгоценное время, потому и решил предпочесть верховую езду.

В сенях их встретил Меркурий Иванович.

- У нас гости, ваша милость.

- Кого еще нелегкая принесла?

У Архарова, как у всякого, кто принадлежит к дворянскому сословию, имелось немалое количество родни. Сейчас, когда окрестные помещики в суматохе кинулись спасаться в Москву, он уже приютил у себя весьма достойную пару старичков - как раз в том крыле особняка, которое не знал, на что употребить. Старенькие супруги с пожилой горничной и казачком, коему тоже было, поди, за пятьдесят, сидели там тихо, спозаранку выбирались в церковь, а потом их никто не видел и не слышал. Архаров молил Бога, чтобы только не рухнуло ему на голову какое-нибудь многодетное семейство, носящее ту же, что и он, фамилию.