Обмен разумов (сборник) - Роберт Шекли

– Вот уж не думал, что ты реакционер в эстетике!.. А что тебе нравится? Может быть, греческие статуи или византийские иконы?

– Нет, конечно. Но почему же должно нравиться именно это?

– Потому что, Кармоди, в этом – лицо нашего времени, а правдивое искусство идет от реальности. Потребляю, следовательно, существую! Но люди не хотят смотреть в лицо фактам. Они отворачиваются от мусора – от этого неизбежного итога их наслаждений. И все же что такое отбросы? Это же памятник потреблению! «Не желай и не трать» – таким был извечный завет. Но он – не для нашей эры. Ты спрашиваешь: «А зачем говорить об отбросах?» Ну что ж! В самом деле! Но зачем говорить о сексе, о насилии и других столь же важных вещах?

– Если так ставить вопрос, то это выглядит закономерно, – сказал Кармоди. – И все же...

– Иди за мной, смотри и думай! – приказал Марунди. – И понимание вырастет в твоем мозгу, как гора мусора!

Они перешли в Зал Наружных Шумов. Здесь Кармоди услышал соло испорченного унитаза и уличную сюиту: аллегро автомобильных моторов, скерцо – скрежет аварии и утробный рев толпы. В анданте возникла тема воспоминаний: грохот винтового самолета, татаканье отбойного молотка и могучий зуд компрессора. Марунди открыл дверь – бум-рум – магнитофонной, но Кармоди поспешно выскочил оттуда.

– И правильно, – заметил Марунди. – Это опасно. Однако многие способны провести здесь по пять-шесть часов.

– Уфф! – только и мог ответить Кармоди.

– А это гвоздь программы, – не унимался Марунди, – влюбленное мычанье мусорного грузовика, пожирающего мусор. Прелестно, а? Дальше справа – выставка пустых винных бутылок. А наверху – звукообонятельная копия метро. Там трясет и качает, как в настоящем вагоне, а атмосфера воссоздается специальными дымовонекондиционерами «Вестингауз».

– А там кто орет? – спросил Кармоди.

– Это записи знаменитых голосов, – пояснил Марунди. – Первый голос – Эда Брена, полузащитника «Грин Бэй Пэккерс». А тот, писклявый, воющий – синтетический звуковой портрет последнего мэра Нью-Йорка. А после этого...

– Давай уйдем отсюда, – взмолился Кармоди.

– Обязательно. Только на минутку заглянем сюда. Здесь – галерея настенных рисунков и надписей. Левее – копии старомодной квартиры (на мой взгляд – образчик псевдоромантизма). Прямо перед нами – коллекция телевизионных антенн. Это британская модель 1960 года, если не ошибаюсь. Отметь ее суровую сдержанность и сравни с камбоджийским стилем 1959 года. Видишь роскошную плавность восточных линий? Вот это и есть народная архитектура в зримой форме.

Тут Марунди повернулся к Кармоди и назидательно сказал:

– Друг мой, смотри и уверуй! Это волна будущего. Некогда люди сопротивлялись изображению действительности. Те дни прошли. Теперь мы знаем, что искусство само по себе – это вещь, со всей ее тягой к излишествам. Не поп-арт, спешу заметить, не искусство преувеличения и издевательства. Наше искусство – популярное, оно просто существует. В нашем мире мы безоговорочно принимаем неприемлемое и тем утверждаем естественность искусственности.

– Именно это мне и не по душе, – сказал Кармоди. – Эй, Сизрайт!

– Что ты кричишь? – удивился Марунди.

– Сизрайт! Сизрайт! Заберите меня к чертям отсюда!

– Он спятил! – закричал Марунди. – Есть тут доктор?

Немедленно появился коротенький смуглый человек в халате. У него был маленький черный чемодан с серебряной наклейкой, на которой было написано: «Маленький черный чемодан».

– Я врач, – сказал врач. – Позвольте вас осмотреть.

– Сизрайт! Где вы, черт возьми?

– Хм-хм, м-да, – протянул доктор. – Симптомы острой галлюцинаторной недостаточности... М-да. Поверните голову. Пальпируется большая твердая шишка. Минуточку... М-да!.. Бедняга буквально создан для галлюцинаций!

– Док, вы можете помочь ему? – спросил Марунди.

– Вы позвали меня как раз вовремя, – сказал доктор. – Пока положение поправимое. У меня как раз с собой волшебное средство. Просто волшебное!

– Сизрайт!

Доктор вытащил из «Маленького черного чемодана» шприц.

– Стандартное укрепляющее, – сказал он Кармоди. – Не беспокойтесь. Не повредит и ребенку. Приятная смесь из ЛСД, барбитуратов, амфетаминов, транквилизаторов, психоэлеватров, стимуляторов и других хороших вещей. И самая чуточка мышьяка, чтобы волосы блестели. Спокойно!

– Проклятье! Сизрайт! Скорей отсюда!

– Не волнуйтесь, это совсем не больно, – мурлыкал доктор, нацеливая шприц.

И в это самый момент, или примерно в этот момент, Кармоди исчез.

Ужас и смятение охватили Дворец Мусора, но затем все пришли в себя, и снова воцарилось олимпийское спокойствие. Что до Кармоди, то священник сказал о нем: «О достойнейший, ныне твой дух вознесся в то царствие, где уготовано место для всех излишних в этой юдоли!»

А сам Кармоди, выхваченный верным Сизрайтом, погружался в пучины бесконечных миров. Он несся по направлению, которое лучше всего характеризуется словом «вниз», сквозь мириады вероятных земель к скоплениям маловероятных, а от них – к тучам невероятных и невозможных.

Приз брюзжал, упрекая его:

– Это же был твой собственный мир, ты убежал из своего дома, Кармоди! Ты понимаешь это?

– Да, понимаю.

– А теперь нет возврата.

– Понимаю и это.

– Вероятно, ты думаешь найти какой-нибудь пресный рай? – насмешливо предположил Приз.

– Нет, не то.

– А что?

Кармоди покачал головой и ничего не ответил.

– Словом, забудь про все, – сказал Приз с горечью. – Хищник уже рядом, твоя неизбежная смерть.

– Не сомневаюсь, – сказал Кармоди, на которого низошло странное спокойствие. – Но я и не планировал жить в этой Вселенной вечно. – Все бессмысленно, – сказал Приз. – Ведь ты потерял все.

– Не согласен, – усмехнулся Кармоди. – Позволь тебе заметить, что в эту секунду я еще жив!

– Но только в данный момент!

– Я всегда был жив только в данный момент, – сказал Кармоди. – И не рассчитывал на большее. Это и была моя ошибка – ждать большего. Возможности – возможностями, а реальность – реальностью. Такова истина.

– И что тебе даст это мгновение?

– Ничего, – сказал Кармоди. – И все.

– Я перестал тебя понимать, – сказал Приз. – Что-то в тебе изменилось. Что?

– Самая малость, – сказал Кармоди. – Я просто махнул рукой на вечность; в сущности, у меня ее и не было никогда. Я вышел из этой игры, которой боги забавляются на своих небесных ярмарках. Меня не волнует больше, под какой скорлупой спрятана горошина бессмертия. Я не нуждаюсь в бессмертии. У меня есть мгновение, и мне достаточно.

– Блаженный Кармоди! – саркастически сказал Приз. – Только один вдох отделяет тебя от смерти. Что ты будешь делать со своим жалким мгновением?