Иди через темный лес. Вслед за змеями - Джезебел Морган

Коротко постучав, но не дождавшись ответа, в комнату вошла Аксинья, и Марья вздрогнула, оборачиваясь к ней.

– Госпожа, – с поклоном произнесла крепостная, – я принесла вам платье для ужина.

Марья неохотно спустила ноги с кровати и тут же поджала пальцы – хоть доски были теплые, как солнцем нагретые, ступни тут же замерзли, словно мороз на пятки дохнул. Марья подошла к служанке, постоянно потирая ноги друг о друга, чтобы хоть немного согреть их, встала за ее плечом. Аксинья, склонившись над сундуком, раскладывала тяжелое платье из зеленой и синей парчи. Марья скривилась: ей не нравилось чувствовать себя куклой, которую тщательно обряжают в неудобные тряпки, и еще больше не нравилось потом в них ходить. Подол путался в ногах, манжеты слишком туго сжимали запястья, лиф, хоть и без корсета, облегал так, что дышать было тяжело. Даже в цепях она не чувствовала бы себя настолько скованной.

– Это обязательно? Мне не нравится платье. Хочу в мужском костюме ходить.

– Госпожа, так не положено. Где ж это видано, чтоб благородные девушки так обряжались?

Марья фыркнула, припомнив и травести, и маскарады, но не рассказывать же об этом необразованной крестьянке – все равно не поверит.

– Тогда я в нижней рубахе останусь. Что? Могу я сама решить, в чем мне ходить?

– Но, госпожа, не положено…

Аксинья коротко оглянулась на Марью, и ей показалось, что в тусклых глазах служанки мелькнул страх.

– Госпожа, прошу вас, позвольте, я помогу вам одеться. Хозяинова сестра разгневается, если решит, что я плохо вам прислуживаю.

Марья облизнула губы и шагнула ближе, коснулась плеча Аксиньи, спросила вполголоса:

– Аксинья, почему только сейчас стемнело?

Служанка замерла на мгновение, пальцы застыли над расшитым лифом, но она быстро справилась с удивлением, как ни в чем не бывало продолжила расправлять складки.

– Так вечер настал, госпожа.

– Только сейчас настал? А до этого? Когда ты шторы задергивала, тогда ведь солнце не садилось. И слуги, откуда столько слуг?

– Так ведь большой ужин вечером, мне с кухаркой вдвоем не справиться. Вот еще крепостных и согнали.

Марья сдавленно вздохнула.

– Большой ужин? А кто будет?

– Кто? – Аксинья выпрямилась, но не спешила поворачиваться к Марье, так и продолжила говорить, глядя на платье: – Вы с братом будете, приказчик, куда ж без него. И старшая госпожа, хозяинова сестра. Она днем приехала, ради нее все и затевается. Давайте я помогу вам одеться.

Марья прикусила губу и попыталась развернуть крепостную к себе лицом, но та даже не качнулась.

– Аксинья. – Марья добавила дрожи в голосе. – Пожалуйста, посмотри на меня. Здесь все не так. Я не понимаю, что происходит. Почему темнеет только сейчас. Почему слуги появились только сейчас, ведь тебе и до этого вряд ли легко было. Почему все случилось, когда моя сестра приехала. Это с ней связано? Пожалуйста, объясни. Я надену это чертово платье, только объясни мне, что здесь творится.

Аксинья наконец посмотрела на Марью, в полумраке ее глаза были тусклыми, как серая галька.

– Не стоит вам знать, госпожа, – нахмурилась она. – Но если так просите… Хозяин не запрещал отвечать на вопросы, так что скажу. Пока хозяина нет, весь дом спит, слуги спят, время спит – потому что без хозяина все смысла лишено. Кроме приказчика – чтоб, значит, был всегда тот, кто нас разбудит. А как вас и брата вашего привезли, так только меня разбудили. И доктора еще, и кухарку. А теперь ваша сестра приехала, а хозяин велел пуще себя ее слушаться. Кажется мне, он и сам ее побаивается… Но этого вам я не говорила.

– Как же она приехала, если входных дверей нет?

– Нет их, пока дом спит, – а зачем? А как просыпаемся, так и нараспашку все – никто не осмелится с хозяином поссориться, без разрешения прийти… А уж сбежать – о том речи нет. Так что открыты сейчас двери, одна – к горе и шахте, откуда крепостных согнали, другая – в мир, для гостей и хозяина.

Аксинья еще раз расправила подол платья и шагнула к шкафу за нижним платьем, но Марья снова схватила ее за руку. Та обернулась, все такая же спокойная и равнодушная.

– Спасибо, Аксинья. – Марья облизала губы, нервно переступила с ноги на ногу, почти не чувствуя, как заледенели ступни. – И последний вопрос. Кто ваш хозяин?

Аксинья аккуратно высвободила руку из хватки Марьи и только потом ответила:

– Хозяин всех недр, золота и самоцветов. Отец змей и ящериц. Господин великий Полоз.

* * *

Платье и в самом деле давило так, словно было из камня. Тяжелое и холодное, оно облепило тело, но не успокаивало разгоряченную кожу, и Марья чувствовала, как между лопаток щекотно скатывается капелька пота. Слишком жарко и душно было в обеденной зале, хоть все окна и распахнули в синеватые летние сумерки, но вместо ветерка и прохладцы в них струились густая духота и тяжелое дыхание раскаленной за бесконечно долгий день земли.

Марья прикрыла глаза и сцепила ладони на коленях. Кожа ощущала и гладкость шелковой основы, и шершавые нити плотной и жесткой вышивки.

Слуги бесшумно скользили по залу, зажигали многочисленные свечи и фонари с разноцветными стеклами. От ужина веяло нехорошей, мрачной торжественностью, и Марье кусок не лез в горло.

Пока они сидели втроем вокруг большого широкого стола, Финист что-то тихо обсуждал с Альбертом, разодевшимся ярче обычного. Сам Финист остался верен себе и даже не сменил рубашки. Марья косилась на него с завистью.

Ани не было, хоть ужин и устроили в честь ее приезда, и Марья вся извелась, гадая, почему она еще не пришла. Передумала? Или той твари, что поселилась в ее теле, еда не нужна? И почему ее считают сестрой Полоза? Да еще и старшей?

Марья искоса взглянула на Финиста. А он знает, кто их хозяин? Догадывается, наверное. Он ведь лучше разбирается во всем странном, неживом и непривычном, он должен был сообразить, где они, как только увидел змеиные глаза приказчика. Ей все равно не терпелось обсудить это с ним. Может, он уже придумал, как выбраться?

Марья без аппетита ковырнула жаркое на тарелке. Оно тоже скрипело на зубах, словно щедро сдобренное песком. От воды першило горло. Марья тоскливо оглядела стол, но даже фрукты на огромном блюде смотрелись поразительно неаппетитно. Гладкие, идеальные, блестящие… Марья не удивилась бы, если б и они оказались каменными.

В полночь подали голос огромные часы у лестницы – маятник качнулся, со скрипом внутри раскрутились пружины, и гулкий тяжелый звук разнесся по всей зале. Марья поморщилась,