Записки русского изгнанника - Иван Беляев

Дивизион стоял на Вольмаре. Офицеры, всей кучкой, были в тяжелом настроении. 12-я Армия видимо разложилась. Командовавший армией генерал Юзефович делал все по приказу революционного комитета. Все было полно арестованными контр-революционерами, как говорили, многих вывели в расход.

В штабе корпуса я разыскал временно командующего полковника Шефтельсона и получил от него приказ об отъезде к новому месту служения и полный послужной список. С дивизионным управлением я попрощался по-старому, но было видно, что я спасаюсь по горящему мосту. С офицерами… но почти со всеми я встретился вскоре при совершенно иной обстановке.

Получив в ставке от генерала Барсукова назначение командиром 83-й артиллерийской бригады, я сразу повернул на Киев. Ехать в незнакомую бригаду, уже разложившуюся, чтоб получить там пару лошадей или повозку… Нет, дудки! Война кончилась, остался один обзор.

От Барсукова я узнал, что Великий Князь Сергий Михайлович уехал в Петербург.

— Ну что же, — говорил он, прощаясь, — арестуют, повесят! Барсуков показал мне миниатюрную модель 3-х лин. винтовки, только что поднесенную Тульским заводом маленькому цесаревичу…

— Куда же мы теперь?

— Посмотрим! Хотелось бы пробиться к себе на Кавказ. Может быть, там еще дерутся с турками. А пока.

— Пока уже хорошо, что мы вместе. — Это главное!

Стежка

У Васьки все слово едино:

Он славит свово господина…

Гр. А.Толстой

— Ну? что же сказал тебе Накашидзе?

— Он сам ничего не знает. Сказал только, что здесь простоим дня два, пока немцы очистят от большевиков Екатеринослав.

— А потом?

— А потом увидим… Сейчас еще ничего нельзя сказать. А я думаю воспользоваться этим и проехать отсюда на Запорожье-Каменское, взглянуть на Стежку.

— На Стежку?

— Ну да! Ведь когда фронт стал разваливаться, я отослал его домой. А за ним поехал и его младший брат с обеими лошадьми, так как он просил, чтоб, в случае чего, я отослал ему и Кокетку, и Красотку.

— Вот как! Что же, ты поедешь один?

— Нет, я подбил одного молоденького кирасира Ее Величества. Через несколько часов мы вернемся.

— Так это уж не вы ли будете Стежкин командир? — оборачивается к нам мужичок, который повез нас со станции. — Ох, и тужил же он за вами! Все ходовал ваших лошадок, спасал их от большевиков, а потом от немцев… Их тут семь братьев, все дружно живут, хорошо работают, он у них старшой… Да вот и сам он подле своей хаты.

Так и есть! Облокотившись на плетень своего забора, в своей синей куртке, расправляя свои белые усы, стоит перед нами мой неизменный Стежка собственной своей персоной…

— Ну, не надеялся я уже повидать вас в живых, — говорит он, освобождаясь из моих объятий. — А это кто же с вами? Ну ладно, пойдем в хату, расскажу все! Когда мы очутились в его хате, нас усадили за широкий дубовый стол; хозяйка принесла большую сковороду, на которой шипела яичница-глазунья на малороссийском сале, положила на стол каравай домашнего хлеба и поставила бутыль с водкой и три шкалика.

— Ну, как же злодеи вас выпустили? Видно, Бог спас! А как другие офицера?

— Удалось ускользнуть всем. Поручика Ташкова они оставили за адъютанта. Однажды председатель комитета, работавший с ним, вышел на минуту, забыв на столе свою печать. Ташков схватил ее и припечатал целую пачку бланков, которые потом заполнил и роздал офицерам. Сам он остался последним, но, когда дивизион двинулся на внутренний фронт, и поезд уже тронулся, выскочил из вагона и пересел в находившийся подле состав уходивший на Киев. Изо всех офицеров остался один Сикорский — писарем во 2-й батарее. Мне удалось выехать из Киева с грузинским эшелоном. Случилось это так: иду я как-то по Крещатику — смотрю, навстречу на фаэтоне катит кто-то знакомый…

Он соскакивает и бежит ко мне… Вайчишвили! — Он самый! — Как вы здесь? Работаете? — Я здесь полномочный комиссар Грузии при Центрораде. — Вот так превращение! Из фуражиров, да в министры! — А вы? Вижу, вы в черкеске, пробиваетесь к нам на Кавказ? — Мечтаю попасть к себе в Красную Поляну! — Так мы вас заберем, я отправляю на днях 2-й эшелон под начальством князя Накашидзе. — Но я не один, я с женой! — И с барыней, по первому классу, и со всем багажом. Едем со мной в центр!

А в центре все кавказцы, носатые да усатые, их говор, словно клекот орлиный, стоит в воздухе. Вайчешвили подвел меня к столу писать документы, а сам отошел в сторону. Секретарь обращается ко мне по-грузински.

— Генерал не говорит по-нашему, — кричит Вайчешвили через весь зал, — но он превосходный человек!

Нацепили мне свои цвета, выдали удостоверение, и вот мы уже второй месяц тянемся от Киева. Но с нами, оказывается, едет целая группа русских офицеров, которые пробиваются, куда Бог приведет, под грузинским флагом. Даже оружие везем с собою. И не отдаем немцам!

— И я своего оружия не выдал! — Стежка выдвигает ящик в столе, где лежит его шашка с темляком и револьвер с алым шнуром.

— А когда привели коней, то мы все время скрывали их между нами от большевиков, а от немцев в меннокитской колонии, где у меня приятель. Красотка и теперь там. А Кокетку зашибли при выгрузке, так у нее сделался накостник на путовом суставе, пришлось продать за 900 рублей — вот деньги, извольте получить. А что генерал Постовский?

— Да уж ему больше не придется садиться на своего коня. Наверное, Красотка так и останется у вас.

— Ну, как прикажете! Воля ваша…

— Не перевелись еще Шибановы на Святой Руси, — говорили мы на обратном пути, — Найдутся и Минины, будут и Пожарские…

Сокольский

«Порося, порося, превратись в карася…»

Старый анекдот.

Наконец-то доползли до Екатеринослава…

Мы прибыли туда рано утром, и я тотчас же побежал на вокзал, чтоб справиться по телефону о Сокольском. Ведь Екатеринослав — это Итака моего хитроумного Улисса!

В справочнике есть три-четыре Сокольских, но нет ни Володи, ни Ильи. Беру на удачу первого попавшегося.

— Сокольский?

— Нет дома, с вами говорит его жена

— Скажите, где я найду Владимира Сокольского?

— Ах, это брат моего мужа! А вы откуда? Уж не вы ли его командир? Ах, как он будет рад… Но я сама к вам приеду!

Через несколько минут буквально попадаю в объятия молоденькой элегантной дамы с заметно семитскими чертами миловидного лица.

— Ах, как я рада, как я рада, — повторяет она, слегка грассируя и не без труда выбирая подходящие выражения. — Ведь он все время волновался за вас. — «Мой командир такой храбрый, — говорил он, — не уступит им ни на шаг, так они его расстреляют…» У них нет телефона, он живет с матерью и сестрой и будет дома только к 12 часам. Вот его адрес!