Смешенье (1-2) - Нил Стивенсон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Я не прошу тебя идти. Поедешь на одной лошади, ребята вместе на другой.
– А ты?
– Мне, Боб, дорога по ручью в болото. Заберу мушкет с одного из англичан, кого сегодня убил, и подамся в леса. – Глаза у Тига увлажнились, он запрокинул голову и шмыгнул носом. – Иди-иди, у нас обоих нет лишнего времени.
– Я поставлю в Лондоне памятник, – пообещал Боб и медленно поднялся на ноги. Сознание он не потерял.
– Мне? Не позволят!
– Апнору. – Боб, пошатываясь, прошёл мимо измочаленного графа и ногой столкнул рапиру в ручей. – Прекрасную статую, на которой он будет в точности, как сейчас, с табличкой: «Луи Англси, графу Апнорскому, лучшему фехтовальщику Англии, которого ирландец до смерти забил палкой».
Тиг некоторое время раздумывал, потом кивнул.
– В Коннахте, – добавил он.
– В Коннахте, – согласился Боб и поглядел на ручей, который казался не уˊже Шаннона.
Однако по другую сторону ждали мальчишки – Джековы, а теперь и Бобовы, поскольку по всему выходило, что своих детей у него не будет. Тиг хорошенько двинул его под зад, и Боб, перелетев через воду, больно ударился о землю. К тому времени, как он встал и обернулся, чтобы поблагодарить Тига Партри, того уже рядом не было.
Стог сена, Сен-Мало, Франция
9 апреля 1692
…Ум в себе
Обрёл своё пространство, и создать
В себе из Рая – Ад и Рай из Ада
Он может.
Мильтон, «Потерянный рай»
– Вот так, наверное, и распространяется сифилис – малые вроде меня, сегодня они здесь, завтра – там.
– Ну, Боб! Ещё никто не говорил мне ничего столь романтичного!
– Не знаю, что вы думали услышать, трахая на сене старого сержанта.
– Зашнуруй меня обратно.
– Не уберёте ли волосы? Вот, так лучше.
– …
– …скучное занятие, правда?
– Хватит ворчать.
– Я не ворчу. Но его можно было и не снимать.
– Да. И чулки. А ты мог остаться в штанах и башмаках и заниматься этим стоя. Но мне, чтобы получить удовольствие, нужна некоторая раскрепощённость, которую я ощущаю, только сбросив одежду.
– Достаточно туго?
– Вполне… по той же причине, Боб, я прекрасно обошлась бы без рассуждений о сифилисе и о том, как он распространяется.
– У меня его нет. Я долгие годы ни с кем не спал.
– И у меня нет. Я тоже долгие годы ни с кем не спала.
– Это как? Вы сказали, что у вас полугодовалый младенец.
– В прошлую встречу. Сейчас ему уже семь месяцев.
– Ладно, пусть семь, но как же вы говорите, будто долгие годы ни с кем не спали?
– Сожительство с мужем я полностью исключаю из рассмотрения.
– Я бы сказал, что это значительная поправка.
– Не сказал бы, если бы когда-нибудь сношался с Этьенном де Лавардаком, герцогом д’Аркашоном.
– Как-то не доводилось, мадам.
– Или доводилось, а ты забыл. Так или иначе, в последнее время он снова со мной это проделывает.
– В последнее время… Вы хотите сказать, что был перерыв после номера второго, а сейчас он нацелился на третьего?
– Для него это номера первый и второй соответственно. Первый, незаконный – ноль, то есть не существует.
– Незаконный – это тот, который был грудным, когда меня отправили в Дандолк, а вас притащили в Дюнкерк?
– Да. А что?
– Просто пытаюсь освежить память, сударыня. Нет надобности так напрягать спину. Ну вот, теперь стало слишком свободно, придётся перешнуровывать заново.
– Не надо. Просто начни застёгивать корсет.
– Боюсь, он немного порвался.
– Я велю зашить. Ну же, быстрей. Я боюсь, что нас обнаружат.
– Не беспокойтесь, я же голый.
– Чем это лучше?
– Если я буду молчать, то сойду за французского дворянина. Все в страхе разбегутся.
– Особенно когда увидят твои шрамы. Они весьма живописны.
– Вы бы так не говорили, если бы представляли себе, как они достаются: всю эту боль, беспомощность, когда месяцами исходишь гноем и не знаешь, будешь ли через минуту жить или умрёшь.
– Ты забываешь, что я дважды рожала.
– Пардон. Таким образом вы вернули меня к прежней теме.
– Какой теме?
– Вы никогда не говорите о незаконном.
– Из чего ты мог бы сделать вывод, что я не хочу о нём разговаривать.
– Я просто задаю вежливые вопросы, принятые между родителями.
– Как поживают Джековы сыновья?
– Джимми и Дэнни растут в полку, как их отец и дядя. Если они, что маловероятно, не шкодят и не отлынивают от дела, то сейчас чистят картошку в нашем лагере под Шербуром.
– Они догадываются, что ты шпионишь для Мальборо?
– Какой невежливый вопрос, госпожа герцогиня! Я вовсе не уверен, что шпионю. Ещё не решил, как быть. Никаких донесений ему пока не переправлял.
– Ну, когда решишься, можешь передать их через меня.
– Если решусь.
– Решишься обязательно. Ведь намечается вторжение в Англию, верно?
– Когда ирландские и французские полки весной передислоцируются в самую восточную часть страны и встают лагерем, начинаешь предполагать нечто подобное.
– Ты не сможешь этого допустить. Ты известишь Мальборо.
– Он в опале. Он и его жена с её бесконечными кознями не угодили Вильгельму и Марии. Ему пришлось продать все свои офицерские патенты. Теперь он никто.
– Да, и об этом говорят во всех версальских салонах. Но если французы высадятся в Англии, ему немедленно дадут полк, и ты в этот полк запишешься.
– Раз вы сами всё так хорошо знаете, мадам, буду считать, что ответил на ваши вопросы и попробую задать встречный: догадывается ли герцог д’Аркашон, что вы – шпионка?
– Ты ошибаешься. Когда-то я шпионила для Англии, теперь – для себя.
– А. Ясно. То есть, если мы пересечём Ла-Манш, вы хотели бы знать об этом для своих целей.
– Ты сказал «для своих целей» так, будто у меня одной в целом свете есть свои цели.
– Ладно, ладно. Чёртова уйма пуговиц, а?
– Ты не жаловался, когда расстёгивал их десять минут назад.
– Двадцать минут назад, мадам, если вы не хотите, чтобы я окончательно упал в собственных глазах! Десять минут, скажете тоже! Неужто я так торопился?
– Может быть, торопилась я.
– Хм… считается, что он бывает тороплив и нечуток, а она хотела бы растянуть.
– Ну, я и растянула его, сержант, когда осматривала на предмет французской болезни. И, надо сказать, далеко пришлось растягивать.
– Вы пытаетесь сменить тему и сбить меня с толку лестью. Однако
