Рождение сверхновой (СИ) - "Генрих"

Париж, Гранд-Опера

23 марта, время — 20:09.

— Мадемуазель Агдан! — поворачиваюсь на голос. О, вот и они, мои канадцы! Рядом с послом и его помощником двое, те самые полицейские, с которых начался мой маленький и не очень приятный квест в Монреале.

Первое отделение концерта прошло. Естественно, на ура. Девчонки выкладываются, как та бабка в анекдоте, которая поняла, что сексом занимается последний раз в жизни. Финишную ленту рвём красиво. Только что с ИнЧжон ударили своим любимым «Hands performance» в усечённом варианте. Сорвали аплодисменты, и никакие злые языки не осмелятся назвать их вежливыми.

Мы в танцзале, АйЮ и БоРам оттягивают часть зрителей на себя в фойе. Больше трети взять у них не получается, но тут не поймёшь, народ хаотически фланирует туда-сюда.

«Derniere Danse», так же, как и «Je suis malade», мы с АйЮ оставили на десерт, на второе отделение. И первое отделение закончила АйЮ со своим, то есть, с моим «Je t’aime». Зал постанывал в такт песне и принялся подпевать. АйЮ пару раз направляла микрофон в зал. Меня чуть царапнуло, но не всерьёз и не надолго. Песня моя! АйЮ всего лишь исполнитель. Ладно, жалеть не стоит, песня моя, только вот в смысле исполнения абсолютно чужая. Я недооценила глубину сентиментальности французов, что не страшно. АйЮ входит в эту нишу, как патрон совпадающего калибра в патронник. Идеально попадает.

— ИнЧжон, будь рядом! — цепляю на лицо очаровательную лёгкую улыбку хозяйки вечеринки, встречающую самых важных гостей, предупреждаю Иню, — Переходим на французский язык, щас блеснёшь своими знаниями.

ИнЧжон поморщилась бы, но канадцы уже идут к нам, ей приходится тоже приветливо улыбаться. Здороваемся. Бросаю на Иню одобрительный взгляд, «Бонсуар» и понимает и произносит. Представляю ей джентльменов.

— Мсье Бредли, посол Канады во Франции. Его помощник мсье Такер. А это Ален и Робер, полицейские из Монреаля, самые первые канадцы, с которыми я познакомилась в Монреале.

— Моя подруга ИнЧжон, участница группы «Корона», — ИнЧжон миленько улыбается, не менее мило смущается, когда джентльмены и ей целуют ручку. Рядом щёлкает фотоаппарат. Старается канадское сопровождение. Насколько я понимаю, ИнЧжон не поняла слово «посол», потому кратко шепчу ей в ушко перевод.

— Не обращайте внимания на наши шепотки, мсье, — поясняю мужчинам, — ИнЧжон не сильна во французском, кое-что ей приходится переводить.

После этого гляжу на ИнЧжон, с трудом справляясь с челюстью, что так и норовит отвиснуть. ИнЧжон вдруг заявляет:

— Не волнуйтесь, мсье. Мадемуазель Агдан недооценивает моё владение французским. Я вполне способна поддержать разговор.

Акцент, и заметный, есть! Но ведь без ошибок такие сложные фразы сказала! Мои труды были не напрасны! У меня аж настроение поднялось. Теперь можно и Канаду простить, радуйтесь канадцы, легко отделаетесь.

— Я так понимаю, Ален и Робер должны мне что-то передать? — нечего сопли жевать, антракт не резиновый.

— О, да! — спохватывается мсье Бредли, — Мсье Триаль!

Триаль немного скованно делает ко мне шаг и протягивает чек. Робер держится рядом, не сводит с меня глаз, будто впервые увидел. Хотя посмотреть есть на что, опыт Юркина подсказывает, что стройные девичьи ножки на высокой платформе и в сетке бьют по мужскому сердцу безжалостно и наотмашь. Короткие шортики, излюбленный элемент одежды всех кореянок, прячутся под длиннополым жакетом. Цвет одинаково чёрный, так что издали чудится, что мы без юбок или чего-то, их заменяющего.

Посол показывает себя неплохим режиссёром. Не успеваем мы опомниться, а уже улыбаемся на камеру фотографа, держа под руки канадских мсье. Я Алена и Робера, ИнЧжон украшает собой посольство. В моей руке красивый чек с красивой суммой, и что-то мне чудится, что резкость фотограф наводит именно на него.

Мои ребята ведут себя несколько деревянно. Понять можно, выдернули из родного Монреаля в далёкий Париж, подвели к звёздам, к которым так просто не подойдёшь, и что теперь делать?

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Ален, Робер! Вас там не ругают? Мне бы не хотелось, чтобы вы пострадали в результате этой глупой истории? — прежде чем парни принимаются меня уверять, что всё в порядке, ловлю предостерегающий взгляд посла. Хм-м, ничего, я потом проверю.

— Мадемуазель Агдан, — обращается ко мне посол, — Можно ли считать, что досадное недоразумение улажено?

Я соглашаюсь, считайте, конечно.

— Тогда не могли бы вы обратиться к вашим фанатам с просьбой прекратить беспорядки, — это он молодец, одобряю. Интересы страны превыше всего.

— Могла бы, — очаровательно улыбаюсь послу и всем остальным, — гарантий не даю, сами понимаете, я не генерал, командующий своими войсками. ГаБи!

Я оглядываюсь в поисках своей… не знаю, как и назвать? Подруга, секретарша, телохранительница? Искать её не пришлось даже взглядом, ГаБи возникает, будто из ниоткуда.

— ГаБи! Поставь всех на уши, но беспорядки в Сеуле должны немедленно прекратиться! Передай всем мою благодарность. Если кто пострадал, окажи помощь.

Я говорю по-корейски, но помощник посла меня напряжённо слушает. Знает корейский? Да и пусть!

ГаБи немедленно исчезает. Оглядываю своих спутников, Робер вдруг смущённо отводит глаза. О, кажется, есть повод почудить.

— Нет-нет, — горячо возражаю я, — Вы так не должны поступать!

Мужчины смотрят с недоумением и опаской. Что не так, пронеси нас господи! — читается на их лицах.

— Мы для того так и одеваемся, чтобы на нас смотрели. Если хочется глядеть на ножки, глядите! Робер! — показываю на него пальцем, — Когда вы отводите глаза, это даже обидно!

Робер, краснея от смущения, медленно обволакивает взглядом всю мою фигурку. Триаль, как и все остальные, улыбается.

— А я вот не могу оторваться от ваших прекрасных глаз, — заявляет он.

— Тоже допустимо, — соглашаюсь и на это, — Прошу учесть, что костюмы от Кардена. Этот мастер заслуживает того, чтобы его труды оценили по достоинству. ИнЧжон!

ИнЧжон тоже молодец, поняла меня не с полуслова, а с полужеста. Плавного, округлого движения рукой. Она вышла под мужские взгляды, — не только наших собеседников, публики вокруг полно, — двумя лёгкими шагами, крутнулась, сделала пару махов ногами, снова крутнулась. Завершает всё лёгким реверансом.

— Мадемуазель Агдан! — обращается посол, — Не могу не воспользоваться моментом и пригласить вас в Канаду.

— Имеете в виду с концертом?

Посол усиленно кивает.

— Не могу ничего обещать. В ближайшее время не планирую никаких гастролей. К тому же я никуда не поеду без новых песен. И одной-двух будет мало. И вам ещё надо договариваться и с АйЮ, и с БоРам. Нет смысла ехать одной.

— Но мы можем надеяться?

— Надеяться можете. Не раньше, чем через год. И ещё раз предупреждаю, это не обещание. Вы приглашаете, а я буду смотреть, как сложатся звёзды. Может, приеду, может, нет. Всё, мсье, наше время вышло.

ИнЧжон уже сигналит мне глазами, что пора, время дозволенных речей вышло. Звенит звонок, извещающий о конце антракта.

Париж, Гранд-Опера

23 марта, время — 21:03.

Я сегодня, как и все, в ударе. Настало время моей любимой песни «Derniere Danse» и я сделала ход конём, чтобы дополнительно развлечь публику. Выхожу на сцену, открывается второй занавес, за которым собрались музыканты.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

На сцену выхожу после Мульчи. Мой ход конём, это использование её сверхъестественной сообразительности. Ей закрепили беспроводной микрофон, она, нисколько не смущаясь огромного зала и тысяч глаз, вышла на середину, сказала «М-я-я-у-р-е м-я-я-у-о-у!» и, гордо задрав хвост, ушла. И только затем к зашумевшему и смеющемуся залу выхожу я.

— Если вы не знаете кошачьего языка, то я поясню. Она сказала, что вас ждёт песня «Derniere Danse»!