Аграрная исстория Древнего мира - Макс Вебер

Но это римское земельное право вопреки некоторым формальным чертам сходства с эллинским делением колониальной земли по цели своей и по своему действию представляет собой нечто почти единственное, потому что оно было создано с совершенно сознательной целью устранения всех ограничений свободной эксплуатации земли и, что было важнее всех общинно-хозяйственных элементов в аграрном строе: перенесение не знающих ограничений владельческих прав, связанных с доминимумом, на землю, мобилизация земли через посредство крайне удобной формы отчуждения (mancipatio), которая делает излишней даже передачу земли, ограничение вещно действующих сервитутов лишь абсолютно необходимыми правами на дороги и на воды, в придачу к этому полная материальная свобода завещания, — и это так полно мобилизованное частное земельное владение, сделанное основой принадлежности к трибам и, в соответствии со своим размером, политических и военных прав и обязанностей, периодически устанавливаемых посредством ценза, уже все это одно указывает на абсолютно тенденциозный характер этого правового развития. В противоположность аграрной политике эллинской демократии, делавшей деревню ячейкой государства, римская аграрная политика носит — sit venia verbo! [с позволения сказать] — «американистский» характер: как американский фермер, который также не знает «деревни», сидит на отдельном дворе (Einzelhof) между не заботящимися ни о каких географических условиях, бегущими под прямым углом через гору, долину, лес и холм «section lines» [межи], так, по крайней мере в идеале, и римский сельский хозяин сидит на своей «villa». Но эта тенденция земельного права обнаруживается еще яснее в резком разделения римского поля на две категории: или ager privatus, или ager publicus. Общинно-хозяйственные формы владения, как это показывает также структура частного кондоминимума, подвергаются сознательному разрушению, ager compascuus (альменда) предоставлен вымиранию, и, наконец, сохранившийся в надписи, аграрный закон 643 г. до P. X. a. u. c.[474], ставит препятствие его новому возникновению. Подобное намерение становится еще яснее, если с безграничной властью распоряжения, которой предоставляется приобретенная в собственность земля (ager privatus), сравнить совершенно противоположное юридическое трактование не приобретенной в собственность земли. В отношении к ней гражданская процедура ограничивается защитой против насильственных, воровских или следующих со стороны людей, наделенных несущей службу землей (vi, clam, precario [силой, тайно, непрочно]), нарушений фактического владения каждого данного момента (possessio) и в случае надобности его подтверждением таким образом, что жатва достается тому, кто в спокойном владении возделал поле (таково ведь первоначальное практическое значение годового срока при интердиктах).

Что владельческие (посессорские) интердикты впервые возникли для possessiones на ager publicus, оспаривается по важным основаниям. Что они неприменимы были для владения на ager publicus, это прямо не может быть обосновано (по крайней мере указанием на участие состоявших с Римом в commercium’e италиков в possessiones. Неримлянин не имеет лишь «jusQuiritium» [права Гражданина] и права иска). Мне кажется, что и то, как упомянуты интердикты в аграрном законе 111 г. до P. X., говорит за то, что они применялись на (тогда превращенном в частную землю) ager publicus.

Регулирование всех остальных вопросов фактического владения не беспокоит тогда древнее гражданское право: это дело управления; таким образом, на ager publicus, каковым является всякая не частная и не признаваемая формально за союзными или, в силу народного или сенатского постановления, терпимыми общинами (древнейший пример — «ager Gabinus») земля, существуют лишь властью в административно-правовом порядке регулируемые или терпимые фактические владельческие отношения.

1. В административно-правовом порядке регулируемые виды фактического владения — пока территориальное расширение государства не выходило еще за пределы Италии — представляют собой частью земельные выдачи на условиях службы, в частности службы по проведению дорог (viasii vicanii), частью — аренды и наследственные аренды (ager vectigalis). Наследственная аренда и выдача земли на условиях службы (Landleihe) вовсе не чужды римскому праву, но только (покоящемуся на Двенадцати таблицах) римскому частному праву. Установление (Konstituierung) их было ведь суверенным правом (Souveränitätzrecht) государства, и, так как «legis actio» на почве наследственного арендного владения немыслимо, то оно прежде всего лишено было гражданско-правовой защиты: в случае надобности должны были приходить на помощь владельческие интердикты и административный приказ. Когда затем первоначально суверенные, входившие в союз общины превратились в «муниципии», претор создал формулу для муниципального и государственного ager vectigalis. Целью недопущения Частной наследственной аренды могло быть только предотвращение возникновения частной вотчинной власти землевладельца (private Grandherrlichkeit)[475].

2. Терпимые владельческие отношения на государственной земле составляют столь часто упоминаемые оккупации. Право оккупации на ager publicüs есть право каждого римлянина, а также каждого гражданина внесенной в италийский союзно-военный матрикул общины, брать во владение за плату государству из части продукта (gegen eine Quotenabgabe) (которая, по-видимому, благодаря попустительству, впоследствии не повышалась) государственную землю первоначально (см. выше) пустующую землю (Oedland), и удерживать ее у себя до дальнейшего распоряжения со стороны государственного управления, — позже: после того, как было дано разрешение на оккупацию, признанное государством. Это право (право оккупации) и было тем правом, которое прежде всего привело к созданию огромных земельных латифундий, против которых впоследствии выступило законодательство Гракхов (см. ниже).

Был ли знаменитый закон Лициния-Секстия[476] реальностью, это, несмотря на защиту Золтау (Soltau), становится все более и более сомнительным. В настоящее время в нем видят все более и более перенесение социальных противоречий эпохи Гракхов в IV в. до P. X. и принимают, что это (у Катона будто бы упоминаемое) ограничение владения относится к началу II столетия до P. X. Что закон, который ограничивал оккупации максимум 500 югерами, невозможен был в первую треть IV в. до P. X., потому что количество поля, которым владели тогда римляне, будто бы равнялось «только 2 квадратным милям» — это, конечно, неверно. Даже только при 50–60 тыс. гектаров площади полей отдельные оккупации отдельных зажиточных граждан (Grossbürger) в 125 гектаров не были бы сами по себе чем-либо абсолютно невозможным и уж во всяком случае совершенно невероятным. Но римское землевладение уже в IV столетии до P. X. вышло далеко за пределы ager Romanus. Во всяком случае, традиция очень сомнительна, и последние трудности для признания ее фальсификацией теперь, благодаря остроумным исследованиям Машке, устранены.

Как бы там ни было, фактически решающим является то, что этот беспримерный по своей грубой (brutalen) простоте институт (объекты для сравнения можно найти в юридически и фактически весьма, впрочем, отличном трактовании оккупаций («Bifänge») на царской пустующей или высоко лежащей песчаной земле (Oed-oder Geestland) в Египте: об этом см. в разделе «Эллинизм»), это перенесение древнего права «оккупации» (Bifanc-Recht) с пустующей земли на в огромной части уже находящуюся под обработкой землю, которая досталась государству в результате завоевания, с гигантской территориальной экспансией государства, совершенно изменило свое значение. Так как в каждой оккупации ското- и рабовладельцы могли, конечно, участвовать с несравнимо большим успехом, чем еще столь многочисленные свободные крестьяне, то, благодаря этому, после проникновения в жизнь института покупных рабов (Kaufsklaverei), был создан неслыханный дотоле аграрный капитализм, против которого крестьяне реагировали тем, что выставили требование, чтобы завоеванная земля систематически распределялась между всеми гражданами и становилась их собственностью в качестве ager privatus. Действительно, за большинством успешных войн, как уже было упомянуто, следовало наделение землей победоносного войска. Этому соответствовало применение свободы завещания в виде лишения наследства остальных детей в пользу единонаследника. Оно имело огромное практическое значение для удержания земельного владения в семье, пока земля путем завоевания попадала в ее распоряжение. Свобода завещания, как и остальные институты римского земельного права, стойт, таким образом, в связи с резко выраженной аграрно-экспансионистской тенденцией (mit eminent agrarischexpansiven Tendenz), которую принуждено было усвоить государство с ростом значения войска гоплитов. Но ското- и рабовладельцы были, напротив, заинтересованы в расширении открытого для оккупации и для сдачи государством в аренду ager publicus. В течение периода завоеваний, происходивших на почве Италии, мы находим в традиции регулярно повторяющиеся упоминания о том, что зажиточные слои на требование масс произвести наделения из ager publicus отвечают предложением завоевать новую землю для этой цели или вывести колонию. Совершенно отвергать достоверность этих сведений также и в этом отношении едва ли есть основание: ведь содержание классовых интересов едва ли могло быть иным в эпоху территориального расширения Рима. Совершенно подобным же образом протекал процесс территориального расширения, например, в Элиде: знать позволяет демам принимать участие в грабеже. В общем, при такой конкуренции интересов, крестьяне, конечно, получали все меньше и меньше. Только под давлением тяжелых внешних опасностей знать решалась на вывод колонии: так, многочисленные колонии граждан с середины II и в начале I столетия до P. X. объясняются кельтской и пунийской опасностью[477] и абсолютной необходимостью заполнить созданные войнами пробелы. Несмотря на это, сопротивление со стороны крупного землевладения и в эпоху галльских и пунических войн часто было очень упорным: борьба классов за область проживания сенонов и Пицен[478] могла быть решена плебсом (в 232 г. до P. X. через посредство Г. Фламиния[479]), в смысле колонизации лишь против определенно выраженного противодействия со стороны сената.