Мир пауков. Маг и Страна Призраков - Колин Уилсон

Спускаться было необычайно трудно; на пути то и дело попадались обломки породы. Очевидно, в свое время сюда рухнул фасад скалы целиком, превратив отвесный обрыв в усеянный камнями склон, одолеть который можно было лишь с предельной осторожностью. Водная пыль к этому времени промочила Найла до нитки, и силы истощались.

Уже невдалеке от нижнего края водопада Найл присел на плоский камень, хоть ненадолго вытянуть натруженные ноги. Слегка сузив луч фонарика, направил его на облако водяной пыли и был порядком удивлен, различив между стеной водопада и каменным склоном зазор в пару метров. На карте этого не было. Из-под ревущего каскада к противоположному берегу уходил ровный, почти плоский гребень; точнее, карниз. На секунду даже подумалось пересечь по нему реку, но мысль об источенном на той стороне известняке удержала от никчемного соблазна. Пусть оно здесь и несладко, но все равно безопаснее; хотя бы опора прочнее.

Когда заклацали зубы, Найл спохватился, что пора выдвигаться. Мысль об использовании медальона для поднятия температуры тела пришлось отринуть. Это заберет и энергию, которую лучше расходовать на то, чтобы за отведенные часы оставить наконец подземелье позади.

По крайней мере, участок впереди уже не был таким щербатым и каменистым; когда-то давно вода, видимо, отшлифовала его на манер наждака. Найл уже так приноровился к грохоту, что больше не обращал на него внимания и шел себе вдоль стремнины как на прогулке. Шум позади постепенно убывал. Этак через полчаса река набрала ширину, а поверхность у нее сделалась гладкой, на вид почти недвижной.

Поравнявшись с необычного вида каменным возвышением (плоское сиденье и спинка, ни дать ни взять стул), Найл не преминул устроить привал. Ходьба разогрела, так что холода больше не чувствовалось. Сев, он прикрыл глаза, ненадолго поддавшись дремоте. Однако, вспомнив про длинноносых крыс, пересилил себя и бдительно посветил вокруг фонариком. Плавно, совсем не похоже на себя прежнюю, текла река. Стены наверху смыкались резными, будто рукотворными, сводами.

Направив луч света на тот берег, до которого теперь было метров двадцать, Найл вновь вынужден был цепко вглядеться. Дело в том, что свет неожиданно отразился от какой-то блесткой поверхности. Найл различил что-то вроде небольшой лодки. Суженный рефлектором в спицу свет, прошив тьму, уперся в объект повторно. Так и есть: перевернутая лодка — на этом расстоянии непонятно, разбитая или выброшенная потоком на берег. Но когда в нескольких метрах обнаружилась другая (кстати, тоже перевернутая), а за ней аж еще три, сам собой сложился вывод: о крушении речи быть не может. Скорее всего, не так давно в этой пещере жили люди, и эти люди курсировали по реке.

Опять стало холодно: давала о себе знать намокшая одежда. Луч фонарика был снова расширен, а привал закончен. Идти оставалось еще примерно милю.

С половину расстояния Найл шел по гладкому красноватому камню вроде песчаника, сумев развить неплохую скорость. Вода в этом месте, можно сказать, постаралась, выточив величаво вздымающиеся силуэты, что придавало пещере сходство с каким-нибудь храмом, колонны которого напоминали красные сталагмиты. И тут луч, в очередной раз пройдясь по сводам и стенам, очертил нечто, отчего у Найла тревожно сжалось сердце. Туннель вновь сужался в каньон, стены которого нежданно сходились, образуя горлышко бутылки.

Следующую сотню метров Найл одолевал в надежде найти какой-нибудь альтернативный маршрут. Нечто подходящее, казалось бы, сулило углубление вроде входа в туннель, куда Найл, шурша камешками, и сполз со склона. Но на поверку это оказалось всего лишь глубокой, усеянной каменными обломками пещерой с глухой стеной.

С тяжелым сердцем он медленно вскарабкался обратно на склон и берегом побрел к месту, где сходились стены. Там река втекала в неширокую каменную расселину. Всё, пришли. Дальше только вплавь.

Уныло сгорбясь, Найл сидел и смотрел на тот берег. Усталость такая, что впору повалиться и заснуть. Но это значит, по сути, смириться с поражением. Да и обратный путь теперь ох как не близок. А каждый потерянный понапрасну день — вычет из жизни брата. Сама мысль об этом наполняла такой тоской, что он решил наконец воспользоваться медальоном.

Стоило повернуть его внутренней стороной, как самообладание возвратилось. А обновленная сосредоточенность заставила вникнуть, взвесить все надлежащим образом. Не больше полугола минуло с той поры, как он, по сути еще ребенок, вместе со старшими ютился в подземной берлоге, среди пустыни. И вот в одночасье, даже не по своей воле, сделался взрослым. Как правитель паучьего города он совершенно одинок; даже обратиться не к кому, кроме нескольких доверенных лиц вроде Симеона. Пожалуй, в подземном городище у Каззака ему жилось более сносно: там он, по крайней мере, окружен был ровесниками. И вот теперь он, Найл, отправился в странствие, которое вполне может закончиться плачевно. А если возвратиться ему не удастся, будут ли пауки по-прежнему блюсти соглашение? Разве могут они обращаться с людьми как с ровней, если сами стоят в развитии на порядок ниже? Его, Найла, они почитают правителем потому, что он избранник богини. Но стоит этому избраннику безвестно кануть, что тогда?

Несмотря на невеселые раздумья, зеркало мысли все это время заставляло исподволь сознавать их, в некотором смысле, иллюзорность. Давая таким мыслям волю, человек позволяет им расцвечивать свою жизнь в соответствующие тона, ввергая себя в болезненную неуверенность, в самокопание. Найл же негативному тону своих мыслей сейчас не поддавался. Внутри его ровным светом горел некий оптимизм, внушающий, что сдаваться на милость своим эмоциям, по сути, абсурдно. Надо лишь, пусть через силу, отвергнуть разочарованность и жалость к себе, вновь встать на путь действия.

Поднявшись, Найл осветил стены пещеры: нет ли какого-нибудь пути, им неучтенного? А когда убедился, что нет, он лишь пожал плечами и двинулся в обратном направлении.

При этом задумал интересный эксперимент насчет внутреннего состояния. Минуту назад медальон вызвал внезапный прилив оптимизма, раздув огонек скрытой внутренней силы. Теперь Найл, сконцентрировавшись на этом огоньке, взял и намеренно перевернул медальон другой стороной.

Его словно объяла холодная тьма. Но он ей воспротивился. Медальон заставил осознать, что все не так беспросветно, как кажется. Надо лишь внять тому, что ощущение разочарованности и поражения — не более чем иллюзия. И вот усилием воли Найл мало-помалу воскресил в себе ощущение целенаправленности и внутренней теплоты.

Получилось не на все сто, но даже этот ограниченный успех был существенным поступательным шагом. Найл делал сознательную попытку перерасти того мальчугана, что томился по своим сверстникам в Дире. Истинно важным было то, что он учился доверять своему сознательному уму, а не изменчивым думам и эмоциям.