Слепой часовщик. Как эволюция доказывает отсутствие замысла во Вселенной - Ричард Докинз

Так как же мы собираемся объяснить тот факт, что в ходе эволюции был сделан именно нужный набор из 1 тыс. шагов, в результате чего появился всем нам хорошо известный глаз? Объяснение с естественным отбором мы уже знаем. В упрощенной до предела форме оно выглядит так. На каждом из этой 1 тыс. шагов возникали мутации, дававшие некоторое количество альтернативных вариантов, только один из которых сохранялся, потому что именно он способствовал выживанию. Тысяча шагов эволюции — это 1 тыс. точек, в которых был сделан выбор удачного варианта. Прочие варианты в большинстве случаев были гибельными. Современный глаз во всей своей приспособительной сложности является результатом 1 тыс. удачных актов неосознанного “выбора”. Вид пробирался своей особой тропинкой через лабиринт всех имевшихся возможностей. На этом пути была 1 тыс. точек ветвления, и каждый раз выжившими оказывались те, кому случайно доводилось повернуть в сторону улучшенного зрения. Вся обочина усеяна трупами неудачников, которых угораздило свернуть не туда на какой-либо из 1 тыс. развилок. Итак, глаз, каким мы его знаем, возник благодаря 1 тыс. случаев удачного “выбора”, следовавших друг за другом.

Это был один из способов рассказать, каким образом естественный отбор объясняет возникновение глаза за 1 тыс. эволюционных шагов. А что за объяснение предлагает Довер? В сущности, он утверждает, что выбор, делавшийся на каждом этапе из тысячи, не важен — задним числом животные нашли бы применение любому возникшему у них органу. Каждый шаг данного эволюционного пути был, по мнению Довера, случаен. Шаг 1, например, состоял в том, что среди особей вида распространилась некая случайная мутация. А поскольку новый признак был случайным с функциональной точки зрения, то выживанию животных он никак не способствовал. Таким образом, животные были вынуждены сами искать себе по свету новое местообитание и новый образ жизни, которые позволили бы использовать этот признак, навязанный им волей случая. Найдя условия, подходившие для случайной части их тела, они жили там в течение какого-то времени, пока новая случайная мутация не возникла и не распространилась внутри вида. Тогда нужно было снова сниматься с насиженных мест в поисках очередного пристанища или очередного образа жизни, совместимого с новым случайно приобретенным признаком. Как только подходящие условия нашлись, шаг 2 был завершен. Распространение новой случайной мутации ознаменовало начало шага 3… И так далее вплоть до тысячного шага, по окончании которого получился полностью сформированный глаз. Довер обращает наше внимание на то, что человеческий глаз улавливает только свет так называемого видимого спектра, а инфракрасные лучи не воспринимает. Однако если бы благодаря случайным процессам у нас возникли глаза, чувствительные к инфракрасному излучению, то, можно не сомневаться, мы нашли бы им достойное применение и пришли бы к такому образу жизни, при котором это качество использовалось бы на полную катушку.

На первый взгляд, данная теория обладает неким привлекательным правдоподобием, но только на самый первый и беглый взгляд. Привлекает в ней то, с какой ловкостью она развернула понятие естественного отбора на 180°. В своем простейшем виде теория естественного отбора предполагает, что это окружающие условия навязываются видам, а выживают те генетические варианты, которые оказываются лучше приспособленными. Окружающая среда — это данность, а вид эволюционирует, чтобы соответствовать ей. Теория Довера все переворачивает с ног на голову. Здесь сама природа видов оказалась “навязана” им превратностями мутационного процесса, а также другими факторами внутренней генетической среды, являющимися предметом научных интересов самого Довера. Вид выбирает из имеющегося разнообразия жизненных условий те, которые лучше всего подходят к случайно доставшимся ему свойствам.

Однако привлекательная симметричность этой теории по отношению к теории естественного отбора в самом деле поверхностна. Утопизм идеи Довера предстает во всей своей сказочной красе, стоит только взглянуть на нее с точки зрения арифметики. Суть доверовской концепции заключается в том, что направление, взятое видом на каждом из 1 тыс. пройденных шагов, не играло никакой роли. Всякое возникавшее новшество было в функциональном смысле случайным, а уж затем виду приходилось искать для себя подходящую среду обитания. Подразумевается, что она должна была найтись независимо от того, в какую сторону вид сворачивал на каждой из развилок своего пути. Теперь давайте подумаем о том, существование какого количества возможных окружающих сред нам придется для этого постулировать. Была 1 тыс. точек ветвления. Сделаем самое скромное предположение, что каждый раз дорога разветвлялась на две (а не три и не на 18). Тогда для того, чтобы предложенная Довером схема смогла работать, общее число реально существующих и пригодных для жизни сред обитания должно составлять 2 в тысячной степени (в первой точке тропинка разветвляется на две, каждая из которых затем тоже раздваивается, так что всего получается четыре — они тоже ветвятся, в результате чего их становится уже 8, затем 16, 32, 64… и так далее вплоть до 21000). Это число можно представить как единицу с 301 нулем, что неизмеримо больше суммарного количества атомов во вселенной.

Доверовский механизм, якобы альтернативный естественному отбору, никогда не смог бы ничего создать — не то что за миллион лет, но даже за срок, в миллион раз превышающий возраст Вселенной. И даже для миллиона вселенных, каждая из которых существовала бы в миллион раз дольше, чем наша, результат был бы тем же. Обратите внимание, что этот вывод никак принципиально не пострадает, если мы изменим первоначальное допущение Довера об 1 тыс. эволюционных шагов, необходимых для возникновения глаза. Даже уменьшив их число до 100 — что, скорее всего, неоправданно мало, — мы все равно вынуждены будем заключить, что количество пригодных для жизни сред обитания, которые должны ждать своего часа, чтобы быть заселенными в зависимости от того, какой случайный поворот предпримет эволюция вида, превышает миллион миллионов миллионов миллионов миллионов. Это меньше, чем мы насчитали в предыдущий раз, но все равно это означает, что почти каждая из заранее заготовленных доверовских “сред обитания” должна состоять менее чем из одного атома.

Имеет смысл объяснить, почему теория естественного отбора может при этом не опасаться симметричного разноса, основанного на аргументации, апеллирующей к большим числам. В главе 3 мы представляли себе всех теоретически возможных и реально существующих животных расположившимися на своих местах в гигантском гиперпространстве. Здесь мы делаем примерно то же самое, только в упрощенной форме: в каждой точке эволюционная траектория дает два ответвления вместо 18. Таким образом, все животные, какие в принципе могли бы возникнуть за 1 тыс. эволюционных шагов, сидят на сучьях огромного ветвистого дерева, общее количество ветвей которого равняется единице с 301 нулем. Любую эволюционную историю, происходившую в действительности, можно представить в виде некоего конкретного маршрута по ветвям этого дерева. Только очень немногие из возможных эволюционных маршрутов были пройдены на самом деле. Бóльшая же часть “дерева всех возможных животных” скрыта во мраке небытия. Кое-какие траектории, однако, светятся на этом темном дереве подобно электрическим гирляндам. Это те эволюционные истории, которые имели место в действительности, и, как бы они ни были многочисленны, доля занимаемых ими ветвей бесконечно мала на общем фоне. Естественный отбор представляет собой процесс, способный отыскивать дорогу сквозь чащу ветвей “дерева всех возможных животных” и выбирать именно те редкие маршруты, которые ведут к жизнеспособности. Теория естественного отбора неуязвима для той аргументации, основанной на больших числах, с помощью которой я атаковал теорию Довера, потому что самая сущность теории естественного отбора заключается в обрубании большей части ветвей. Этим, собственно, естественный отбор и занимается. Он пробирается, шаг за шагом, сквозь “дерево всех возможных животных”, стараясь избегать бесплодных сучков — то есть организмов с глазами на ступнях и т. п., появление которых теория Довера с ее своеобразной, вывернутой наизнанку логикой поневоле вынуждена допускать.

Мы обсудили все предполагаемые альтернативы дарвиновскому отбору за исключением одной, самой старой. Речь идет о той теории, будто жизнь была создана (либо же эволюция была направляема) разумным создателем. Опровергать любую конкретную версию этой теории — скажем, ту, которая изложена в книге Бытия (или их там было две?), — все равно что бить лежачего. Едва ли не у каждого народа был свой собственный миф о сотворении мира — так, библейский вариант был принят в одном племени ближневосточных пастухов, и у него не больше привилегий, чем у верований другого племени, уже из Западной Африки, считающего, что мир был создан из муравьиных экскрементов. Все эти мифы роднит между собой то, что в их основе лежит осознанное намерение некоего сверхъестественного существа.