Наша толпа. Великие еврейские семьи Нью-Йорка - Стивен Бирмингем

Однажды Феликс пригласил двух русских на встречу еврейских благотворительных организаций у себя дома. Он никогда не встречал их раньше, но знал, как их распознать. Это были те двое, которые пришли не в пиджаках. Он подслушал, как эта пара стояла перед одной из его итальянских картин и говорила: «Когда наступит коммунизм и произойдет раздел имущества, я надеюсь, что нарисую этот дом». Феликс подошел к неподобающе одетым мужчинам и обходительно сказал: «Когда наступит коммунизм и произойдет перераспределение собственности, я надеюсь, что если вам достанется мой дом, вы также пригласите меня быть вашим гостем, потому что мне это всегда нравилось», — и ушел.

Но Адольф Льюисон, который всегда был в чем-то индивидуалистом и часто совершал необычные, довольно удивительные поступки, однажды решил пригласить на обед в свой дом на Пятой авеню несколько семей русских евреев. Они пришли, и, к его удивлению и восторгу, они с русскими очень хорошо поладили. Публика была шокирована и спрашивала: «Как Адольф может так поступать?». Но Адольф защищал свой поступок и утверждал, что его русские друзья вовсе не хамы и не грубияны, а, напротив, «остроумные и интересные личности», с которыми он вел интеллектуальные беседы о музыке, литературе и искусстве. «Они прочитали больше Шекспира, чем я», — сказал он.

Но, несмотря на такие жесты, суровая стена между немецким и русским языками сохранялась. В начале 1900-х гг. группа евреев Ист-Сайда задумала создать Объединенную еврейскую общину «для объединения еврейских обществ и конгрегаций в Нью-Йорке». Но для того, чтобы хотя бы частично реализовать эту идею, потребовались события мирового и немыслимого масштаба.

38. РОМАН О СПРАВЕДЛИВОЙ ЖИЗНИ

Одним из самых ярких и известных молодых людей Нью-Йорка начала века был Джеймс Хейзен Хайд. Сокурсники по Гарварду прозвали его «сенокосом», но теперь, спустя пять лет после окончания колледжа, он уже не считался «сенокосом».

После смерти своего отца, Г. Б. Хайда, молодой человек в возрасте 23 лет стал хранителем страховки жизни на миллиард долларов и распоряжался сбережениями 600 тыс. человек, имевших полисы старшего Хайда в Equitable Life Assurance Society of the United States, «Защитнике вдов и сирот», крупнейшей страховой компании в стране. В казне Equitable находилось более 400 млн. долл. Молодой Хайд, чей отец создал компанию с нуля, владел 51% ее акций.

Как только Equitable перешла в руки Джеймса Хейзена Хайда, он, учитывая огромные масштабы Equitable, стал директором сорока шести других корпораций, включая Метрополитен-оперу, но было ли у него достаточно интеллектуальных способностей, чтобы справиться с этими директорскими обязанностями, сомнительно. Его гораздо больше интересовали развлечения. У него был парикмахер, привезенный из Парижа, который стриг его и подравнивал бороду на французский манер, а в ресторанах, где он любил останавливаться, он размещал различных французских поваров, которым ничего не оставалось делать, как ждать момента, когда их работодатель заглянет к ним и пожелает какое-нибудь фирменное блюдо. Хайд обожал костюмированные балы, да и вообще всевозможные вечеринки. Он устроил бал-маскарад в ресторане «Шерри», который обошелся ему в 200 000 долларов. У него было загородное шато на Лонг-Айленде с частным «кабинетом» в конюшне, где он принимал «актрис» и других друзей, где «ставились французские костюмированные драмы и другие развлечения». Репортер парижской газеты «Фигаро» описал загородный офис Хайда как

комната, полная телефонов и электрических звонков, обставленная прекрасными коврами, старой мебелью красного дерева, спортивными фотографиями и гравюрами, тренерскими трофеями и охотничьими рогами; рядом с кабинетом находится кухня, что позволяет ему и его гостям приходить, когда им вздумается, и ужинать в конюшне свободнее и веселее, чем в замке; Я помню очень праздничный ужин, который мы устроили там, когда на термометре было пятнадцать градусов выше нуля, где дамы надели старые шляпы постильона или чепцы тореадора и дудели в охотничьи рожки, а все танцевали танец с пирожными.

Жизнь в городе была такой же яркой, как и в деревне, и другой репортер описывает, как щеголеватый молодой изысканный человек, направляясь в свою контору в Equitable, «лихо едет по центру города в своем личном кэбе, букет фиалок кивает на голове лошади, другой букет кивает на шляпе кучера, а третий букет дышит ладаном из петлицы самого молодого человека». При всем том — а может быть, и из-за всего этого — финансовое сообщество подозревало, что Хайд не имеет ни малейшего представления о том, как управлять страховой компанией. И они были совершенно правы. Среди многочисленных финансистов, которые сватались к нему после смерти отца, предлагая помочь управлять компанией и следить за тем, чтобы он «делал правильные вещи», первым, кто завоевал доверие Хайда, был Нед Гарриман. Вместе с Гарриманом, также желавшим помочь, пришли Джейкоб Шифф и Kuhn, Loeb & Company. В 1900 году Шифф был включен в состав правления Equitable.

Однако в делах Equitable были и другие люди, принимавшие самое активное участие. Это были Александеры — семья, отличавшаяся таким возрастом и знатностью, что они отвергли миссис Астор, которую считали «забавной маленькой выскочкой». Александры были настолько величественны, что предпочитали вообще не отождествлять себя с Нью-Йорком и называли себя «старой принстонской семьей». Александры были не только крупными держателями акций Equitable. Джеймс У. Александер, глава клана, был назначен старшим Хайдом попечителем имущества младшего Хайда до достижения им тридцатилетнего возраста и, как надеялись, благоразумия. По мнению г-на Александера, дела Джеймса Хейзена Хайда нуждались в серьезном управлении, чего, разумеется, не разделял молодой Хайд. Нед Гарриман заявил, что он твердо стоит на стороне Хайда, и сказал, что «не считает метод управления Equitable, предложенный Александерами, правильным».

Дж. П. Морган тем временем владел крупной долей в другой страховой компании — New York Life — и внимательно следил за событиями в Equitable. Морган хотел купить Equitable и присоединить ее к New York Life; он и его клиент Джим Хилл считали, что полумиллиардная казна Equitable может быть использована для финансирования железнодорожных предприятий, а это, конечно же, именно то, что Гарриман и Шифф имели в виду для своих железных дорог. Вскоре после назначения Шиффа в совет директоров Equitable страховая компания начала инвестировать в железнодорожные проекты, рекомендованные, что неудивительно, компанией Kuhn, Loeb.

Таким образом, борьба за контроль над Equitable и Hyde стала такой же, как и в случае с Northern Pacific: Морган и Хилл против Гарримана и Шиффа. Пятьдесят два директора Equitable начали принимать разные стороны.

Встревоженный ухудшением ситуации, Джеймс Александер вместе