Золотая Кастилия (сборник) - Густав Эмар

Монбар внимательно выслушал д'Ожерона, несколько раз во время его речи он неприметно хмурил брови, потому что, быть может, он один угадал тайные мысли старика и цель, к которой тот стремился.

— Милостивый государь, — ответил он от имени своих товарищей, — мы, как и подобает, признательны его величеству королю Людовику XIV за благосклонность, которой мы вовсе не добивались.

— Это правда, — ответил д'Ожерон, почувствовавший удар и хотевший отразить его, — но его величество принимает участие во всех своих подданных, каковы бы они ни были, где бы ни находились, и рад, когда представится случай оказывать им знаки внимания.

— Извините, — заметил знаменитый предводитель флибустьеров с горькой улыбкой, — вы, кажется, употребили не совсем точное выражение.

— Что вы хотите сказать?

— Вы, кажется, назвали нас подданными?

— Действительно, но, кажется, в этом выражении нет ничего оскорбительного для вас.

— Я только нахожу его несправедливым.

— Как! Разве вы не француз?! — вскричал д'Ожерон с изумлением.

— Кто знает, какая у нас национальность, — откликнулся Монбар с печальной иронией, — ведь наша родина отказалась от нас! Осмотритесь вокруг, нас десятеро, вот Дрейк — англичанин, Мигель — баск, Марсиаль, вероятно, испанец и так далее; нет, мы не французы и, следовательно, не подданные короля Людовика! Мы хищные птицы, которых судьба выкинула на подводные скалы, Береговые братья, флибустьеры — словом, аттические цари, мы не признаем других законов, кроме тех, какие установили сами, других властелинов, кроме нашей воли, не говорите же нам ни о благосклонности, ни о королевском покровительстве, пожалуйста, и обращайтесь с нами, как мы того заслуживаем, то есть как с людьми свободными, которые сами добились своей независимости и сумеют ее сохранить несмотря ни на что.

— Да здравствует Монбар! — закричали флибустьеры, воспламененные этими словами.

— Но если вы свободны, как уверяете, — заметил д'Ожерон, — почему же вы признали владычество Франции?

— Извините, вы опять смешиваете.

— Как смешиваю?

— Конечно, и ничего нет легче, чем доказать это. Не мы обращались к французскому правительству, в помощи которого никогда не нуждались, а, напротив, французский король присылал к нам своих агентов и просил нашей поддержки против Испании, могущество которой в Новом Свете справедливо пугает его.

— Монбар! Монбар! — прошептал, вздыхая, д'Ожерон. — Должно быть, вы сильно ненавидите Францию, эту благородную землю, что говорите таким образом!

В глазах флибустьера блеснула яркая молния, но он сдержался.

— Милостивый государь, — ответил он спокойным голосом, поклонившись старику, — мы все любим вас и уважаем, как вы того заслуживаете; я далек от мысли оскорбить вас или хотя бы огорчить, вы наш губернатор, мы признаем вас в этом звании и всегда рады будем вам повиноваться. Но не забудьте, что это соединено с непременным условием уважать наши законы и обычаи и никогда не вмешиваться во внутренние дела флибустьерства. Прекратим же, заклинаю вас, этот разговор, который может только рассорить нас без всяких выгод для нас, оставим короля Людовика XIV, великого и могущественного монарха, с которым мы не хотим иметь ничего общего ни в настоящем, ни в будущем, и вернемся к причине, собравшей нас здесь, то есть к обсуждению способов скорейшего захвата Тортуги.

— Это так, — сказал Дрейк, — что нам за дело до королей? Да здравствует флибустьерство!

— Да здравствует флибустьерство! — хором повторили Береговые братья.

Д'Ожерон понял, что он не должен настаивать дальше. Монбар своими словами разрушил впечатление, произведенное его речью. Он печально вздохнул и решился ждать лучшего случая, чтобы вернуться к предмету, составлявшему цель его жизни.

— Я жду, господа, — сказал он, — чтобы вы мне сказали, нашли ли вы людей, нужных нам для этой экспедиции.

— Это было нетрудно, — ответил Пьер Легран, — у нас больше людей, чем нужно.

— Но этого недостаточно, — заметил кавалер де Граммон.

— Тем более, — прибавил Монбар, — что с тех пор, как испанцы завладели островом, так как прекрасно поняли важность этой позиции, они значительно усилили укрепления и разместили на острове значительный гарнизон.

— Не считая того, — перебил Дрейк, — что этим гарнизоном командует храбрый офицер дон Фернандо д'Авила; я его знаю, это искусный воин, он скорее даст себя убить, чем сдастся.

— Ну, так его и убьют, — грубо заметил Мигель.

— В этом нет никакого сомнения, — ответил Дрейк, — но перед смертью он нанесет нам жестокий урон.

— Как получить точные сведения об укреплениях на острове? — спросил д'Ожерон. — Это мне представляется делом очень трудным.

— Есть способ, — убежденно заявил Филипп.

— Какой?

— Пробраться на остров, — усмехнувшись, ответил молодой человек.

— Уж не вы ли собираетесь пробираться туда? — колко осведомился де Граммон.

— Почему бы и нет? — парировал Филипп.

— Черт возьми! — вскричал де Граммон. — Клянусь, если вы решитесь на эту глупость, я пойду с вами только для того, чтобы увидеть своими собственными глазами, как вы будете выпутываться.

— Тише, господа! — вмешался д'Ожерон. — Пожалуйста, будем говорить серьезно.

— Уверяю вас, дядюшка, — ответил молодой человек, — что мое предложение вполне серьезно, и если мне дадут позволение, я готов исполнить его.

— Филипп прав, — заметил Монбар, — мы должны действовать именно тем способом, на какой указывает он, как это ни опасно. Мы не можем предпринять ничего, прежде чем не будем знать наверняка уязвимые места острова, на который хотим напасть.

— Но, — возразил д'Ожерон, — пробраться на остров, который так хорошо охраняется, значит отправиться на верную гибель.

— Попытка смелая, я это знаю, я нисколько не скрываю от себя трудности этой затеи, и мне известно, что девяносто девять возможностей из ста против меня, но, несмотря на это, я настаиваю, милый дядюшка, чтобы это поручение было мне дано, я убежден, что сумею справиться.

— Уж нет ли у вас там каких личных интересов, любезный капитан? — осведомился де Граммон насмешливым голосом.

— Может быть, — ответил Филипп с иронией. — Кроме того, — прибавил он, обращаясь к флибустьерам, — что вам за дело до того, как я буду действовать, — лишь бы удалось осуществить задуманное, а, повторяю, если мне позволят, я ручаюсь за успех.

— Что вы думаете об этом, господа? — спросил д'Ожерон.

— Мы думаем, — ответил Мигель, — что часто в подобных обстоятельствах благородные люди жертвовали собой для общей пользы; то, что хочет сделать капитан Филипп, другие уже делали, следовательно, мы должны предоставить ему действовать, как он хочет.