Под знаменем Врангеля: заметки бывшего военного прокурора - Иван Калинин

Зато информаторы и лагерные поэты беспощадно издевались над ними. Всякое новое французское предложение об отправке в ту или иную страну сейчас же бралось на зубок и разделывалось под орех, иногда не без основания. В стенных газетах то и дело мелькали шаржи и карикатуры на французов. В «Вестнике Донского Штаба» один раз появилось стихотворение под заглавием «Кунсткамера»:

Для вас коллекция мояОткрыта целый день, друзья.Смотрите: номер первый тут,Его Бразилией зовут.Ну, что за дивная страна!Богатством славится она.Там нет художеств и наук,Зато есть кофе и бамбук.Растет и рис, растет табак,Работу там отыщет всяк.Жара там — семьдесят в тени.Бывают даже жарче дни.Рабочий каждый там холопИ лихорадки гонят в гроб.Извольте, вот Мадагаскар…Не правда-ль, славный экземпляр?Чудесный остров, лучше всех;Отказываться — просто грех.Народ там беспросветно дик,Зато свинцовый есть рудник,В котором двести человекРаботать могут весь свой век.Вот Аргентина, — что за край!Там не житье, а прямо рай.Какие степи, — что твой Дон!Селись, кто пахарем рожден.Налог пустяшный там берут:Тебе полпуда, власти пуд.Что? не угодно? Milles pardons….Вот Тонга, Фиджи, вот Цейлон,Извольте, вот вам Занзибар.Ужель не нравится товар?Борнео, Ява, — просто шик,Ну, не угодно-ль Мартиник?Извольте остров вам любой,Скорее только с плеч долой.

Из других перлов лемносской сатиры на французов вообще, и в частности на главного распылителя армии Врангеля ген. Пелле, следует упомянуть несколько неуклюжую басню «Звери», которая вошла в рукописный «Лемносский сборник», составленный стараниями уполномоченного Земского союза на острове М. П. Шаповаленко:

На матушке Руси весенним ярким днемВ лесу случился бой звериный.Таков уж век, в который мы живем:Везде погром,Деревня будь, хоть остров, город будь старинный.Два волка и медведь повоевали всласть.Немало мелюзги попа лося им в пасть.Но сила вражья их одолеваетИ неудачников лишь бег спасает,Чтоб не достаться злобному врагу.Из лесу выбежав, в деревню своротилиИ к мужикуРостовщикуВо двор зашли, приюта попросили.Мужик тот Пантелей,Хоть испугался этаких гостей,Но и смекнул (он парень был неглупый),Что ежели гостей во хлев замкнутьДа силушки лишить их как-нибудь,Так можно спекульнуть:На всех на трех прекрасные тулупы…Добро пожаловать! — сказал им нараспевИ запер в хлев.Прошла неделя, вот идет вторая.Дает гостям мужик все хуже корм,Держася норм,И граммами их пойло измеряя.Томятся гости в тягостном плену.Тоска им сердце гложет,Работы нет в хлеву и быть ее не может.Добро бы снова на войну, —Так нет же! Пантелей их не пускает.Зачем вам воевать, — он рассуждает, —Еще меня вы втянете в беду,Л воевать я нынче не пойду.Еще неделя. Корм все хуже, хуже,И брюхо у зверей все делается уже.Смекнув, что звери, отощавИ усмирив свой буйный нрав,Ему не страшны боле,Мужик тот ПантелейО вешнем о НиколеДарит такою милостью гостей:— А ну-ка, милые, снимай тулупы с туши,Чтоб возместить убыток мой!Довольно вам сидеть и бить баклуши.Подняли звери вой.Помилуй, говорят, да чем мы виноваты,Что без труда сидим в хлеву? Во сне и на явуМы помним, что не только мы солдаты,Но и рабочий люд. Вот волк —Не только в бой водить умеет полк,Кузнец искусный он к тому же.Ну, а медведь? Хоть чином генерал,Косить умеет он тебя не хуже,Тебя, бродяга и нахал.В плену нас держишь да корить дерзаешь,Да в дармоедстве укоряешь,Ну, а попробуй дверь открыть:Тебе свою покажем прыть.Не правда-ль, на Лемносе мы имеемЗнакомство с этаким же Пантелеем.

Французов очень мало трогало это зубоскальство. Рассматривая врангелевское начальство лишь как полицию, необходимую для водворения порядка в лагерях, они продолжали свое дело.

Ген. Врангель знал, что каждый, кто уходил из армейской организации, потерянный человек для белого стана.

Физический труд, который ждал казаков на воле, — лучший агитатор за власть советов. Свободная жизнь избавляла казака от начальнического влияния и заставляла позабыть о «войне до победы», а работа напоминала ему о том, что он такой же сын трудового народа, как и все русское крестьянство.

Глава южно-русской контр-революции более всего боялся пробуждения этого голоса в казаке. Нахождение под его знаменами казаков давало ему основание заявлять, что русский земледельческий класс тяготеет к белому стану. Поэтому надо было всячески мешать осознанию казаками ошибочности того пути, по которому вели его атаманы, осознанию своей общности с тем трудовым русским крестьянством, которое в это время созидало совместно с рабочим классом новый порядок на развалинах низвергнутого помещичье-капиталистического строя.

Об удержании казаков на Лемносе не могло быть речи. Приходилось думать о предоставлении казакам такой работы в чужих странах, чтобы не нарушалась войсковая организация.

Ген. Шатилов, орудуя в Сербии, наконец, договорился с Пашичем, который дал согласие на въезд в эту страну 5000 бывших врангелевцев, в организованном виде, для работы на шоссейных дорогах, и тысячи человек для службы в качестве солдат пограничной стражи.

Чтобы поднять настроение лемносских пленников, был пущен слух о том, что Сербия принимает всю армию Врангеля, которая будет существовать там в скрытом виде. Ген. Абрамов даже издал секретную инструкцию, где указывались те меры, какие надо принимать на работах для сохранения целости армии и связи между ее частями.

Так как, за избытком в «русской» армии офицеров, в Сербии не всякий мог рассчитывать на командную должность, избавляющую от физического труда, то от офицеров во всех частях отобрали подписку в том, что они желают оставаться в армии, будут подчиняться распоряжениям начальства и согласны, в случае надобности, служить и за рядовых, т. е. простых рабочих. Всех, кто не соглашался дать такую подписку, предписывалось переводить на беженское положение.