Книга I "От Одоакра до Карла Великого" - Оскар Йегер

Эволюция рыцарского вооружения в XI–XIII вв. Реконструкция Виолле-ле-Дюка по различным памятникам.

Слева направо: рыцарь — конец XI в.; рыцарь — середина XII в.: рыцарь — начало XIII в.

Общая святая цель, привычка к совместной боевой и лагерной жизни с ее опасностями и досугами, существенная однородность общего невысокого развития сглаживали сословные различия между этими воинами, и они слились в одно общее сословие, в особый класс, что было ощутимее оттого, что в этих армиях объединялись люди различных европейских народов, обладавшие одинаковым общественным положением. Тон задавали французы; таким образом, в этих дальних рискованных походах в рыцарстве вырабатывались общие нравы, общие понятия, игры, добродетели и пороки.

Рыцарь конца XIII в.

Реконструкция Виолле-ле-Дюка по рукописи из Национальной библиотеки в Париже.

Его наплечники представляют собой маленькие пластины — т. н. плечевые щитки.

Они усваивались в битвах с чужаками-сарацинами, заимствуя у них, в свою очередь, родственные рыцарству элементы, и эти элементы потом еще более крепли среди распрей на родине, под впечатлением испытанного в дальних походах и битвах. Замечательно было, что при аскетическом жизненном идеале, который исстари выражал собой все высшее в нравственном смысле, вступило в свои права начало боевое, светское, удовлетворявшее естественным стремлениям человека. В рыцарстве ценилась не только храбрость, но и утонченная, царедворская, приличная званию рыцаря выдержка во всем. Возник кодекс вежливости, касавшейся всего, начиная с правил при еде и питье до законов обращения с раненым противником при рыцарских потехах или турнирах, и даже при серьезных поединках и на войне. При создании подобных условных правил утонченной нравственности женщины, пользовавшиеся ограниченным значением при прежних воззрениях, вновь заняли положение, дозволявшее им распространять свое благотворное влияние. Подготовка к рыцарскому званию начиналась рано.

Рыцарь и оруженосец.

С миниатюры XII в.

Мальчик поступал сначала в пажи ко двору знатного лица, где учился тонкостям рыцарского образа жизни, потом превращался в прислужника, оруженосца, наблюдавшего за боевым конем, доверенного слугу или гонца, изучая при этом более суровые стороны и требования рыцарской службы, пока, наконец, по какому-либо случаю, — на турнире при праздновании княжеской свадьбы или при столкновении целых армий в настоящей войне — его не посвящали в рыцари с соблюдением предписанных обрядов, вместе с чем ему присваивались все права привилегированного сословия.

Посвящение в рыцари.

Миниатюра из Оксфордского кодекса.

Разумеется, что при этом важную роль играли эмблемы, цвета, гербовые щиты, шлемы и тому подобные отличия, равно как определенные слова и формулы. Сознание принадлежности к рыцарскому сословию и соблюдение рыцарских обычаев особенно поддерживалось турнирами, или рыцарскими играми, составлявшими любимейшую забаву в XII–XIII вв. Они были целым событием для провинции, округа, города, — потому что горожане, по крайней мере, высшего круга, пристрастились к этим потехам; начинались споры о превосходстве того или другого рыцаря в одиночном бою или о том, чья сторона при общей схватке забрала больше пленных, лучше исполнила то или другое движение. Заклады и призы играли при этом свою роль, и прославленные бойцы странствовали с турнира на турнир не всегда ради одного своего честолюбия или служения даме. В этой пестроте, оживлении и всем рыцарском быте было много блеска, хотя часто и мишурного. Водились молодцы, которые превращали свою виртуозность в нанесении или парировании удара в выгодный промысел. Если старание выслужиться при дворе, рыцарская гордость, стремление добиться благоволения знатной дамы имели во многих случаях свои достоинства, которых нельзя не оценить, то эти силы весьма часто изменяли себе или принимали ложное направление. Всему внешнему придавалось слишком много значения: снискание благосклонности государя обращалось в льстивость и низкопоклонство; рыцарская гордость — в грубость или высокомерное отношение к простолюдинам и их честному труду.

Во многих местностях рыцари все больше обращались в тиранов и вступали в явный и губительный антагонизм с трудящимся сословием, свободными поселянами и жителями городов. При более внимательном рассмотрении и в служении рыцарства женщинам окажется более теневых сторон, нежели светлых. Крестовые походы, отвлекавшие мужчину на целые месяцы и годы от его первых и непосредственных обязанностей, были губительны для правильной семейной жизни, совершенно противоречили всем ее основам. Те благородные провансальские и нормандские дамы, которые сами отправлялись в Святую землю, подавали повод иногда к неосновательным, а иногда и к совершенно справедливым и весьма непохвальным толкам, а то, что известно о нравственности, господствовавшей в сирийских поселениях, в военном стане под Акрой и во многих других, доказывает, что крестоносцы гораздо тверже и мужественнее исполняли свои воинские обязанности, нежели более трудные, налагаемые христианской нравственностью. Служение женщине стало особенно вырождаться в нечто весьма глупое и карикатурное с той поры, как турниры повсеместно вошли в обычай. В книге «Служение Даме», написанной одним австрийским рыцарем, Ульрихом фон Лихтенштейном (1276 г.), перед нами развертывается полная картина этого бессмысленного, смешного, дикого ухаживания, ради которого, например, женатый рыцарь, состоявший в услужении у жены другого рыцаря, наряжался в шутовской наряд мифической Венеры (Frau Venus немецких преданий) и следовал за предметом своего служения с турнира на турнир, всюду ломая в ее честь копья, в безопасном, но бесцельном и бессмысленном бою.

Дама под защитой рыцаря. Аллегорическая миниатюра.

Рукопись из Национальной библиотеки в Париже.

Эти выходки, конечно, представляли собой еще меньшее из зол: несомненно, служение женщине в высших кругах общества вносило в жизнь и элемент значительной испорченности нравов под личиной демонстративного почтения к женщинам, давая простор и чувственности и не совсем приличным шуткам. Даже на обрядовой стороне культа святой Девы, особенно сильно развившегося именно в это время, отразились черты преувеличенного служения женщине, хотя нельзя не признать, что культ святой Девы как идеала женской кротости и чистоты представляет собой одно из весьма утешительных явлений в это время общего огрубения нравов, когда умение владеть мечом составляло едва ли не главную цель жизни каждого рыцаря.

Турнир в XIII в. Резьба по слоновой кости. Крышка шкатулки.

Равеннская библиотека.

На трибунах — зрители, преимущественно дамы. Слева наверху — трубачи, подающие сигнал к началу боя. В центре — схватка, по обеим ее сторонам — рыцари, которым дамы вручают шлемы и копья.

Из рассмотрения исторической жизни двух веков можно сделать вывод, что не одно духовенство занимало первое место в европейском обществе, что рядом с ним возникло и развилось мирское рыцарское сословие. Принадлежность к нему была целью самых пламенных стремлений и желаний низших сословий, горожан и поселян: действительно, находились такие счастливцы, которые из низших сословий, своими личными заслугами, поднимались в это высшее сословие. Были и такие, которые из владетельных князей превращались в простых рыцарей, но, конечно, рыцарское сословие вскоре совсем изменилось, когда сделалось наследственным, т. е. перестало зависеть от личных заслуг. Хотя нравы, обычаи и воззрения этой военной аристократии во всей Европе придавали некоторую однородность высшему слою общества, однако, с другой стороны, рыцарство влияло и на развитие национальных особенностей в каждом из европейских народов. Рыцарство сближало их, но не обезличивало. Под непосредственным влиянием рыцарства всюду развилась национальная литература, главными создателями которой стали привилегированные, рыцарские классы. В этом отношении духовенство уже не могло тягаться с рыцарством. И как сильно ни был распространен латинский язык в обществе, языком этой новой литературы стал народный язык, и даже духовные лица, которые занялись поэзией, должны были творить на народном языке. Сильнее всего этот новый дух проявился в среде французского рыцарства: в любовных песнях, сирвентах или «служебных песнях» с их сатирическим оттенком, в стихотворных спорах и диалогических песнях трубадуров. Перечитывая живые и полные свежих поэтических образов произведения талантливейшего из южнофранцузских лириков Бертрана де Борна, поневоле переносишься в те времена, переполненные непрерывным военным шумом, и начинаешь понимать тот пафос, с которым он обращается к своему ленному владыке, Ричарду Львиное Сердце, или тот неистовый восторг, с каким он описывает битвы и штурмы замков: