Ключ к счестью - Джейн Фэйзер

— Ничему не удивляйтесь и не поддавайтесь всеобщему ажиотажу, — сказал ему подошедший лорд Хью. — Сейчас они успокоятся. — Он протянул руку. — Приветствую вас в нашем доме, Оуэн д'Арси. Вы были внимательны к моей дочери, помогли ей и позаботились о ней. Давно я не видел ее такой радостной.

— Приятно это слышать, милорд. — Оуэн вновь посмотрел на шумную толпу родственников и поинтересовался:

— А Робина нет в доме?

— Нет. Все эти месяцы его держит при себе Нортумберленд. Отъезд принцессы Марии и исчезновение Пен не понравились герцогу и, конечно, вызвали подозрения. Но доказать здесь умысел… я говорю о Пен и о Робине… он не может Если бы смог, Робину не поздоровилось бы… Не будем сейчас об этом. Оставим заботы на завтрашний день.

Пен в это время занималась своим приемышем Чарлзом которого узнала только по рыжим волосам и веснушкам, по тому что теперь это был веселый, очень разговорчивый упитанный ребенок.

Стук копыт заставил всех обратить взоры на подъехавшего всадника. Это был Робин. Он соскочил с копя, не замети ни Пен, пи Оуэна, и сразу подбежал к отцу.

— Что случилось? — в тревоге спросил тот.

— Король Эдуард мертв. — Робин тяжело дышал, пот катился у него по лицу. — Умер сегодня утром, по Нортумберленд не спешит оповещать об этом. Правда, отправил сообщения его сестрам — Марии в Эссексе и Елизавете — с просьбой присутствовать на похоронах. Если они прибудут в Лондон, немедленно схватят и отправят в Тауэр. Нужно предупреди обеих. — Он отер лицо рукавом шелкового камзола, на кот ром осталось влажное пятно. — Герцог намерен объяви Джейн Грей королевой, как только закроют все ворота горе и подтянут войска на случай народных волнений.

Только теперь он заметил Пен с ребенком на руках и подскочил к ним.

— О Господи! Как я рад вас видеть! Хотя вообще‑то положение сейчас не вызывает ничего, кроме беспокойства. Лучше, если бы вы еще побыли вдалеке от Лондона.

С Оуэном они обменялись поклонами, не выражавшими ни особой радости, ни особой враждебности. После чего Робин снова обратился к отцу:

— Нортумберленд постарается отплатить нам всем, как только Мария и Елизавета будут у него в руках, а на голову Джейн наденут корону.

— Ты прав, — согласился лорд Хью.

— Необходимо срочно передать принцессе Марии, — вмешался в разговор Оуэн, — чтобы она ни в коем случае не приезжала в Лондон.

— Пускай уедет дальше на север, где народ поддерживает католиков, — сказал лорд Хью. — Я сейчас же отправлюсь к ней. Робин, ты поедешь со мной. Пошли на конюшню за моим конем, и пускай тебе заменят твоего.

Леди Джиневра не сказала на это ничего: ее муж сделал свой выбор. Но если принцесса Мария проиграет в этой игре, муж и сын могут лишиться своих голов.

Побледневшая Пен взглянула на Оуэна.

— А ты?

— Для меня нет места в этой схватке, — ответил он спокойно. — Франция поддерживает принцессу Марию, я тоже, но не мое дело брать в руки оружие и становиться на одну из сторон в вашей гражданской войне. Надеюсь, ты понимаешь меня, Пен?

Оуэн не был уверен, что она поймет, отчего он решил сохранять дипломатический нейтралитет в то время, как ее семья рискует всем.

Ее взгляд был прямым и честным, когда она ответила — правда, не сразу:

— Да, понимаю. Твоя жизнь и твоя честь принадлежат Франции. Ты всегда с ней.

Он с облегчением кивнул:

— Сейчас мое место рядом с нашим посланником… Мадам, — обратился он к леди Джиневре, — моя жена и приемный сын будут находиться под защитой французского королевства.

— Это хорошо, — сказала она. — Увезите их поскорее под надежную крышу.

— И Пиппу тоже! — воскликнула Пен. — И Анну, и маленького Чарлза. Знаю, мама, ты откажешься уехать, но они должны!

Леди Джиневра вопросительно взглянула на Оуэна, и тот подтвердил:

— Конечно, я сделаю все для них. А вы, мадам? В самом деле отказываетесь?

— Да, — решительно сказала она. — Мое место под крышей нашего дома. Но я благодарю вас, Оуэн…

Лорд Хью вышел во двор, готовый ехать, а вскоре показался Робин на свежем жеребце и с конем для отца.

Прощание было коротким, как и встреча с Пен и ее сыном, но не менее волнующим. И вот отец и сын уже направили коней к воротам.

— А вы собирайте вещи, — обратилась леди Джиневра к Пиппе и Анне. — И возьмите с собой старушку Тилли и Эллен…

Четырьмя днями позже дочь Суффолка, юная Джейн Грей, ныне Джейн Дадли, супруга сына Нортумберленда, была провозглашена королевой Англии и находилась в Уайт‑Тауэре в ожидании коронации.

Когда далеко над Темзой прокатились звуки труб, извещавшие о начале торжественной процессии, Пен, Пиппа и Анна вышли из резиденции французского посланника в Уайтхолле и направились к берегу реки, чтобы увидеть все собственными глазами. Они почти не боялись, что в собравшейся толпе их могут заметить соглядатаи Нортумберленда: ему сейчас не до них.

Люди, пришедшие посмотреть на это зрелище, были на удивление мрачны и молчаливы: никаких приветственных криков, никакого восторга, в воздух не летели головные уборы, когда по реке плыла армада разукрашенных кораблей. В толпе царило напряжение, оно было настолько ощутимым, что казалось, его можно было потрогать и взять в руку.

Сестры долго не задержались на набережной и вернулись в подавленном настроении: они ощутили, что терпение людей на пределе, в любой момент может вспыхнуть кровавый бунт, в чем, судя по рассказам старших, жители Лондона успели неоднократно проявить себя как большие мастера.

Оуэн был очень обеспокоен их уходом из дома и позволил себе выговорить им за своеволие. Выговор длился бы намного дольше, если бы Пен не прервала его вопросом:

— Какие новости от принцессы Марии?

Как раз в этот момент посланник Ноэль вышел из своего кабинета с депешей в руке.

— Принцесса благополучно добралась до Фрамлингема, — сказал он, обращаясь к Оуэну и не делая секрета из полученного сообщения, поскольку оно касалось всех находившихся под его защитой женщин. — Ваши отец и брат, леди Пен, тоже там. А тем временем герцог Нортумберленд лихорадочно ищет поддержки в народе, его люди усеивают площади городов прокламациями в пользу бедняжки Джейн и против Марии. Как мне сообщают, большая часть этих бумажек остается лежать на земле, симпатии народа по‑прежнему на стороне принцессы.

— Что ж, будем ждать, — заключил Оуэн и, глядя па Пен и ее сестер, добавил:

— Ждать в четырех стенах, не выходя на улицу!..

Они ждали ровно девять дней, в течение которых гонцы прибывали в дом посланника отовсюду и чуть не каждый час; вести, которые приносили, свидетельствовали о том, что по всей стране, особенно па севере, поддержка принцессы усиливается. Все попытки Нортумберленда завоевать благосклонность народа, поднять его против принцессы оканчиваются неудачей.