Пепел и сталь - Брендон Сандерсон

— Значит, ферухимия сильнее алломантии? — спросила Вин.

Кельсер пожал плечами.

— У ферухимиков нет внешних сил — они не способны возбуждать или притуплять чувства людей, отталкиваться от стали или притягиваться к железу. И главное ограничение ферухимии в том, что ты можешь запасать разные качества только одним способом: черпая их из собственного тела. Если, например, хочешь в какой-то момент стать вдвое сильнее обычного, тебе придется на несколько часов сделаться очень слабой и таким образом накопить силу. Если хочешь обрести способность быстро излечиваться — придется долгое время побыть больной. В алломантии наше топливо — металлы, и мы в силе, пока у нас есть запас, чтобы жечь. Для ферухимика металлы имеют другое значение, это лишь приспособления для хранения, а настоящее топливо — собственное тело.

— Но можно ведь украсть их запас металла?

— Не поможет. Ферухимик использует только тот запас, который сам же создал внутри себя.

— А…

— Вот так. В общем, я бы не сказал, что ферухимия сильнее алломантии. У обеих есть свои преимущества и свои недостатки. Например, максимальная сила алломанта зависит от максимальной яркости горения металла, и это его предел. Ферухимик этим не ограничен. Если он обладает достаточным запасом физической силы, чтобы на час стать, например, вдвое сильнее обычного, он может выбрать и другой вариант: стать втрое сильнее на более короткий период, или даже вчетверо, впятеро, — но время, конечно, при этом сократится.

Вин задумалось.

— Это немалое преимущество.

— Верно, — согласился Кельсер, доставая из-под плаща маленький флакон с бусинками атиума. — Но у нас есть это. Не страшно, если ферухимик обретет силу пяти, даже пятнадцати человек. Когда я подожгу атиум, то начну предвидеть его действия и смогу победить.

Вин согласно кивнула.

Кельсер откупорил флакон и вытряхнул одну бусинку. Потом достал второй флакон с обычной смесью металлов и бросил бусинку в него.

— Возьми. Вдруг понадобится?

— Сегодня? — удивленно спросила Вин, беря флакон.

Кельсер молча кивнул.

— Но мы же ждем Марша.

— Надеюсь. Но представь, что поручители раскрыли его и заставили написать письмо. Возможно, они следят за ним или просто схватили его и под пыткой вынудили рассказать о сегодняшней встрече. Марш находится в опасном положении. Вообрази, что ты приезжаешь на бал, где вместо вельмож — только поручители и инквизиторы. Каково?

Вин содрогнулась.

— Пожалуй, ты прав, — сказала она, пряча в карман флакончик с атиумом. — Знаешь, что-то со мной не так, наверное. Никак не могу забыть о том, как дорого стоит эта штука.

Кельсер ответил не сразу.

— Мне стоило больших трудов перестать думать о цене атиума, — проговорил он наконец.

— Я… — Вин замолчала, взглянув на его руки.

Кельсер теперь носил перчатки и рубахи с длинными рукавами. О нем ходило слишком много слухов, и если бы кто-то посторонний заметил шрамы, это грозило бы бедой. Но Вин знала, что шрамы никуда не делись. Тысячи тонких белых полосок, пересекающихся, наползающих друг на друга…

— Честно признаться, — сказал Кельсер, — ты права относительно дневника. Я надеялся отыскать упоминание об одиннадцатом металле. Но алломантия вообще не упоминается там, даже в сравнении с ферухимией. Однако две силы во многом схожи, и я предполагал, что автор дневника мог их сопоставлять.

— Возможно, он боялся, что кто-то посторонний прочтет его записи, и не хотел выдавать себя как алломанта?

Кельсер кивнул.

— Возможно. Или он к тому времени еще не прорвался. Но что бы ни случилось в горах Терриса, это превратило его из героя в тирана. Рискну предположить, что заодно пробудило и его доху. Мы не узнаем этого, пока Сэйзед не закончит перевод.

— Ему ведь немного осталось?

— Да. Всего несколько страниц — но я надеюсь, что в них-то и соль. Прочее меня разочаровало. Лорд-правитель не объяснил даже, что должен был сделать в тех горах! Он просто твердит, что должен сделать нечто, чтобы спасти мир, но вдруг это чистое хвастовство?

«Мне он не показался хвастуном, — подумала Вин. — Скорее наоборот».

— Неважно, — сказал Кельсер. — Когда перевод будет закончен, мы все узнаем.

За окном быстро темнело, и Вин пришлось воспламенить олово, чтобы нормально различать предметы. Вокруг сразу прояснилось, но улица превратилась в сплетение теней и призрачного света, что, впрочем, естественно для «оловянного» зрения. Рассудком Вин понимала, что снаружи темно, однако все видела. Не так, как при дневном свете, а приглушенно, мягко. Но видела.

Кельсер посмотрел на карманные часы.

— Долго еще? — спросила Вин.

— Полчаса. Если он придет вовремя… в чем я сильно сомневаюсь. В конце концов, он же мой брат.

Вин кивнула и устроилась поудобнее, облокотившись на дряхлый подоконник. Ей стало спокойнее после того, как Кельсер дал ей бусинку атиума, пусть и совсем крошечную.

Внезапно Вин встрепенулась. Крупица атиума напомнила ей кое о чем важном. О чем она уже несколько раз думала с тревогой.

— Ты ведь ничего не говорил мне о девятом металле! — сказала она, оборачиваясь к Кельсеру.

Кельсер пожал плечами.

— Я говорил, что он не слишком важен.

— Говорил. Но что он собой представляет? Сплав какого-то металла с атиумом, наверное?

Кельсер покачал головой.

— Нет, последние два металла отличаются от восьми основных. Девятый металл — это золото.

— Золото? — переспросила Вин. — И все? Я могла бы давным-давно освоить его сама!

Кельсер усмехнулся.

— Да, если захочешь. Видишь ли, воспламенение золота вызывает неприятные ощущения.

Вин прищурилась, глядя на Кельсера, и снова отвернулась к окну.

«Ладно, посмотрим», — подумала она.

— Ты, конечно, решила проверить? — с улыбкой спросил Кельсер.

Вин промолчала.

Кельсер вздохнул, достал из сумки золотую меру и маленький напильник.

— Попробуй, — предложил он, проводя напильником по монете. — Только если раздобудешь где-то золото, поджигай сначала самую капельку, чтобы убедиться, что золото чистое.

— А если нет?

— Сама поймешь, — пообещал Кельсер, — И очень быстро. Помнишь, как у тебя болела голова от свинцового истощения?

— Еще бы!

— Грязный сплав обеспечит ощущения похуже. Намного. Когда будешь сама покупать металлы, в разных городах, сначала выясни, кто из торговцев занимается именно сплавами для алломантов. Они лично заинтересованы в качестве товара… потому что рожденный туманом с сильной головой болью — не тот человек, с которым приятно встретиться обывателю.

Кельсер стряхнул несколько крупиц золота на маленький лоскуток ткани. Облизнув кончик пальца, он осторожно подхватил одну крупицу и проглотил ее.

— Ага, это хорошее, — сообщил он, протягивая Вин лоскут. — Давай вперед… только помни, что горение девятого металла вызывает странные ощущения.

Вин кивнула, внезапно преисполнившись опасений.

«Я ведь ничего не узнаю, пока сама не попробую», — сказала она себе, сунула в рот крошечную золотую пылинку и запила водой из фляжки.

Внутри нее возник новый источник силы — неизвестный, отличный от тех девяти, что она знала. Посмотрев на Кельсера, Вин глубоко вздохнула и воспламенила золото.

И сразу как будто раздвоилась. Она видела себя — и еще одну себя.

Одна ее часть стала вдруг незнакомкой, осторожной и внимательной… она ни за что не подожгла бы неведомый металл, доверившись слову какого-то человека. Другая часть сделалась очень глупой, она забыла чуть ли не все, благодаря чему до сих пор оставалась в живых. Она пила из чашек, наполненных чужими руками. Она доверяла незнакомцам. Она не следила за окружающими.

Вин была все еще осторожней большинства людей. Но она так много теряла…

Вин оказалась тем, кого сама же втайне ненавидела. Ребенком. Тощая, как скелет, она чувствовала себя одинокой, она никому не верила и всех ненавидела. Она не любила никого — и ее никто не любил. Она постоянно твердила себе, что ей плевать на это. Разве в жизни есть смысл? Он обязан быть! Жизнь не может быть такой тяжелой, как кажется. Нет, она именно такая. В ней нет ничего стоящего.

Вин разрывалась. Она находилась сразу в двух местах, ощущала движения двух тел, была и девочкой, и женщиной. Она осторожно протянула руки — по одной от каждой Вин — и коснулась своих лиц.

Тут Вин судорожно вздохнула — и все исчезло. Ее охватила буря чувств, она ощущала смущение и бессмысленность произошедшего. В комнате не было стульев, поэтому Вин опустилась на пол, прислонилась спиной к стене и обхватила руками колени.

Кельсер подошел, присел рядом, положил руку на плечо.

— Все в порядке, Вин.

— Что это было? — шепотом спросила она.