Улица Ангела - Джон Пристли

Миссис Пелумптон накрывала стол к чаю. Она была очень довольна тем, что он отдал ей деньги.

— Эта девушка служит в той же конторе, где я, — пояснил Тарджис. — И ей поручили отнести мне деньги. Мы с нею поговорили обо всем, все обсудили…

— Вот и хорошо, вот и хорошо, — сказала миссис Пелумптон очень любезно и с большим достоинством, ибо одно уже присутствие в доме (хотя бы и в другой комнате) незнакомой представительницы ее пола заставляло ее держаться особым образом — приветливо, но с важностью знатной дамы. — Может быть, эта леди выпьет с нами чашку чаю, если не побрезгает нашим обществом?

— Большое спасибо, миссис Пелумптон! — воскликнул Тарджис. — Пойду спрошу у нее.

Мисс Селлерс легко дала себя уговорить и, отложив предполагаемый визит к кузине на Бартоломи-роуд, осталась пить чай. Во время чаепития они с миссис Пелумптон после усердных взаимных расспросов установили, что во время своего отдыха в Клактоне мисс Селлерс и ее сестра целую неделю жили в пансионе, который за три года до этого содержала родная сестра миссис Пелумптон, и не познакомились с нею только потому, что приехали на два года и десять месяцев позже. Приятно взволнованные этим открытием, которое лишний раз показывало, как тесен и уютен наш мир, Поппи Селлерс и миссис Пелумптон расстались очень довольные друг другом. После чая Пелумптоны удалились, оставив Тарджиса и его гостью вдвоем. И Тарджис, этот молодой человек без работы, без будущности, без надежд, с увлечением погрузился в ту, понятную только двум, бессвязную болтовню, которая у косноязычной молодежи нашей страны сигнализирует половое влечение и интерес друг к другу. «Что вы хотите этим сказать?» — спрашивал один у другого. «О, не то, что вы думаете».

Наконец после получасового, а то и часового обмена мнениями Поппи сказала:

— Знаете, мне пора, я почти обещала одной подруге, что приду к ней вечером.

— Вот еще, пустяки какие, — возразил Тарджис. — Она обойдется сегодня без вас.

— А вы без меня не можете обойтись, мистер нахал?

— Не могу. Мне нужно, чтобы кто-нибудь меня развеселил и утешил.

— Вот как, «кто-нибудь»? Все равно кто? Спасибо!

— Я не то сказал. Вы отлично знаете.

— Но вы так думали.

— Неправда. Честное слово, нет. Знаете что: пойдемте куда-нибудь вместе, хорошо?

— Ну хорошо, — сказала Поппи, с самодовольным видом склонив набок голову и улыбаясь. Потом сделала серьезную мину. — Только вот что: если мы пойдем, я сама за себя буду платить. Да, непременно! У меня такое правило, — добавила она так серьезно, как будто это правило выработалось у нее за много лет, а не придумано только что, как предлог, потому что она понимала, что скоро Тарджису круто придется и каждый лишний шиллинг имеет для него большое значение. — Да, да, я пойду с вами, если вы мне позволите платить за себя. Только с этим условием.

Уже на улице они уговорились пойти в какое-нибудь большое вест-эндское кино, но никак не могли решить, куда именно. Они весело поспорили, Поппи делала вид, что ее этот вопрос очень интересует, вошла в роль настойчивой, кокетливой, умоляющей женщины, а он притворялся равнодушным, держал себя этаким сильным, мудрым, снисходительным мужчиной-покровителем. В дымной синеве и золоте освещенных по-вечернему улиц было приятнее и свободнее, чем в четырех стенах. Быть может, они уже предчувствовали, что им предстоит вместе путь более долгий, чем путь к самому отдаленному кино. Быть может, это был лучший день в жизни кого-то из них, а быть может, и худший. Вечер субботы. Люди шли сплошным потоком, ища приключений, или развлечений, или забвения в шуме и блеске огромного безучастного города. И наша парочка скоро затерялась в толпе.

Глава одиннадцатая

Они уходят

1

День пятницы подходил к концу, как всякий другой день. В конторе теперь не хватало рук. Хотя с понедельника уже работал новый рассыльный, Грегори Торп (мальчик с очень длинным лицом, в очках, гораздо добросовестнее и старательнее Стэнли, но не такой симпатичный), но с понедельника же отсутствовал Тарджис, и на его место еще не взяли никого. К счастью, в последние дни дела было не так много. Наплыв заказов и спешка, которые наблюдались здесь две-три недели назад, теперь, видимо, миновали. Мистер Голспи со вторника не приходил в контору и не присылал новых заказов, а парохода из Балтики ждали не раньше будущего понедельника, так что служащие вздохнули свободнее. Даже без Тарджиса они справлялись с работой. Мистер Смит, следивший за ними из-за своего стола, решил, что через полчаса или три четверти часа все будет закончено. Около шести он уйдет домой, спокойно и не торопясь напьется чаю, и у него еще останется до концерта много времени. Ему предстояло сегодня слушать симфонию Брамса, ту самую, которую он уже раз слушал. Но сегодня ее будет исполнять другой оркестр. Какая удача, что ему попалось на глаза объявление о концерте! Симфония Брамса № 1. Мистер Смит всю неделю радовался, что снова услышит ее. Он много раз тщетно пытался вспомнить мелодию, которая ему так понравилась, и вдруг она зазвучала в его памяти. Та-там-та-та-там-там. Пусть Брамс — классик, пусть это такая серьезная музыка, как о ней говорят (мистер Смит успел расспросить об этом кое-кого), — воспоминание о его первой симфонии, этом непонятном, но великолепном дерзновении, согревало душу Герберта Нормена Смита. Та-там-та-та-там-там… Нет, нельзя же так, надо работать и присмотреть за тем, чтобы и другие все делали как следует.

— Мисс Мэтфилд, у вас есть что-нибудь на подпись мистеру Дэрсингему? А у вас, мисс Селлерс? Если есть, отнесите ему.

Мистер Дэрсингем был у себя в кабинете. Он сидел там сегодня почти весь день — явление необычное и довольно странное, потому что мистер Дэрсингем, по-видимому, был не слишком перегружен работой. Он, должно быть, ожидал кого-то или чего-то. Несколько раз, когда раздавался стук входной двери, мистер Смит слышал, как мистер Дэрсингем выходил из кабинета, словно у него не хватало терпения подождать еще полминуты. И на телефонные звонки он откликался с нервной торопливостью. Это было удивительно не похоже на мистера Дэрсингема. Мистер Смит решил, что, вероятно, тут замешаны какие-то личные дела и, значит, его, Смита, это не касается.

— А где же письмо от «Поппета и сыновей»? — спросил он. — Готов поклясться, что видел его час назад на моем столе. Это письмо по поводу их счета, я еще утром сказал кому-то из вас, что надо сегодня же на него ответить. Кажется, вам, мисс Селлерс? Так вы его взяли отсюда или нет? Поищите, пожалуйста, у себя… Да, да, это оно. Давайте его сюда, я вам продиктую ответ… Поппет и сыновья… Поппет и сыновья… — машинально повторял мистер Смит, перечитывая письмо. — Да-а. Ну что, готовы? Нет, простите, еще минутку, придется проверить цифры… Пятьдесят че-ты-ре фунта три-над-цать шиллингов… да, все в порядке. Ну, давайте…

Мистер Смит поправил пенсне, откашлялся с некоторой важностью. До сих пор еще сознание, что он, Герберт Нормен Смит, кассир, сидит и диктует письма различным фирмам, вызывало в нем тайный трепет гордости.

— Э… э… мы получили ваше сообщение от… (поставьте число, мисс Селлерс) касательно утверждения счета, датированного… (поставьте число), и настоящим имеем честь подтвердить, что счет совершенно верен. Вы просили отправить товар большой скоростью и выразили согласие оплатить экстренные расходы по доставке, каковую сумму предлагали добавить к нашему счету, что нами и сделано. Ссылаясь на ваше письмо (у меня где-то была записана дата этого письма… да, вот она!) от четвертого декабря прошлого года…

Мистер Смит закончил письмо, и мисс Селлерс поспешила с ним к своей машинке. Мисс Мэтфилд тоже, по-видимому, очень торопилась. Одним взмахом руки она вытащила из машинки последний лист и с бешеной быстротой начала просматривать пачку переписанных бумаг. Новый мальчик, Грегори, усердно копировал письма с миной человека, занятого не слишком многообещающими бактериологическими исследованиями. День проходил, как проходит всякая пятница. Ничто не предвещало, что каждую минуту может произойти взрыв, и разве только в необычном поведении мистера Дэрсингема, который теперь беспокойно ходил взад и вперед по кабинету, чуялось нечто зловещее.

— Кто это приходил? — спросил мистер Смит, когда хлопнула дверь и Грегори вернулся из передней.

— Кажется, это телеграфист, сэр, — ответил Грегори замогильным голосом.

— То есть как это «кажется»?

— Мистер Дэрсингем вышел раньше меня, сэр, он уже стоял в дверях и что-то принимал, так что я не мог разглядеть, кто пришел. Я видел только его рукав, и мне показалось, что это телеграфист. Видите ли, сэр, дверь-то открывается внутрь, а мистер Дэрсингем придерживал ее рукой, так что я из-за двери не мог…

— Ладно, ладно, понимаю. Незачем так много толковать об этом. — В этом новом мальчике была какая-то унылая серьезность, которая вначале обращала на себя внимание, а сейчас уже только раздражала мистера Смита. Хорошо, когда мальчик добросовестно относится к своим обязанностям, но этот был уж слишком усерден и серьезен. Нельзя было даже отвести душу и резко приказать ему делать свое дело, потому что он все время что-то делал, трудился в поте лица. Мистер Смит находил, что он похож на молодую овцу в очках, и сожалел, что не выбрал какого-нибудь другого, более жизнерадостного мальчика. Пусть бы даже и отлынивал иногда от работы, не беда.