Спецназ ГРУ: Пятьдесят лет истории, двадцать лет войны... - Сергей Козлов

Примерно в 5 утра идем на посадку. Все как струна. С командирами подгрупп наблюдаем в иллюминаторы за аэродромом, определяем маршруты выдвижения к объектам. Думаю: или через летчиков дадут команду, или кто-то встретит и передаст, что делать.

Командир взвода Андрей Чуньков докладывает: «Вижу машину, идет к нам». Приехал офицер нашей части с первого «борта». Нас, оказывается, уже заждались. Разгружаемся и едем на место, где уже расположились первый батальон и полторы моих роты. Все это на территории аэродрома. Встречаю заместителя командира нашей части, который является старшим над первым и моим батальонами. Он говорит, что сегодня должен подъехать один большой чиновник из министерства обороны дружественного Узбекистана, тогда, может, ситуация прояснится. Мелькнула шальная мысль: может, опять Афган? Но при чем здесь карта Таджикистана? С этой мыслью отправляюсь спать.

На другой день около двенадцати прибывает «сам» – министр обороны Узбекистана. В свите замечаю знакомое по Афганистану лицо. Задаю ставший уже сакраментальным вопрос: «Что будем делать?». Он шепчет про 201-ю дивизию, которая оказалась в крайне затруднительном положении в Таджикистане. Два полка, в Курган-Тюбе и Кулябе, из-за отсутствия солдат и малого количества офицеров будто бы блокированы местными жителями. Из краткой речи министра уясняю, что нашим батальонам придется на вертолетах убыть в эти полки и усилить их.

Ну, хоть что-то проясняется. Моему батальону определен Курган-Тюбе, первому – Куляб.

«Вовчики» и «юрчики»

Курган-Тюбе. Зрелище, отдаленно напоминающее Сталинград: тут и там дымящиеся, разрушенные дома, ни одного человека на улицах, кучи мусора, покосившиеся столбы электропередач, сожженные автомобили. Приземляемся в центре города, в полку, на футбольное поле. Вижу военного невысокого роста, узнаю: командир дружественной части полковник К. Бежим к одноэтажному зданию недалеко от футбольного поля. Заходим в комнату, садимся на кровать, и тут я получаю самый короткий и емкий инструктаж в моей жизни: «Будешь работать здесь. Командир полка толковый. Запомни: здесь таджики разделились на „вовчиков“ и „юрчиков“. „Вовчики“ – пидоры, „юрчики“ – за наших. Дальше разберешься сам. Пошли, я представлю тебя командиру полка».

В кабинете под тусклой лампочкой, питаемой «простуженным» бензоагрегатом, за столом сидят командир полка Меркулов, какой-то генерал без знаков различия и еще два офицера. Разговор сразу заходит о том, как будем применять мой батальон. В полку осталось около 50 офицеров и прапорщиков, солдат крайне мало, но и они, начиная с 1991 года, регулярно разбегались, потому что почти все были местные. Семьи офицеров и прапорщиков живут за забором полка в городке, охрана только из самих же офицеров, но они крайне ограничены в действиях, поскольку стоит проявить себя агрессивно, как тут же последуют провокации против семей, что уже имело место в этом году. У кого было куда отправить семьи, уже отправили, остальные привязаны к квартирам, вещам и надеются, что ситуация изменится.

На данный момент технику, оружие, продовольствие, НЗ, боеприпасы на почти 2,5 тысячи человек охранял караул из 15 офицеров. Местное население вынашивает планы захвата этих средств. Но в случае нападения на склады возможности для их обороны крайне ограничены.

Наш разговор прерывает стук в дверь. Заходит старший лейтенант, судя по лицу – из местных. Сразу видно, он не в себе. Начинает рассказывать командиру о своем друге, которого изнасиловали и убили «вовчики». Кричит: надо убивать «вовчиков», надо мстить. Тут я замечаю, что он что-то держит в правой руке за спиной. Он в таком состоянии, что себя не контролирует. Генерал и командир пытаются его успокоить. Я в это время под столом достаю пистолет и снимаю его с предохранителя, патрон уже в патроннике. Слава богу, у него в руке ничего не оказалось. Его успокоили, и один из офицеров вывел его из кабинета.

Русские офицеры

Слабым звеном нашей обороны был единственный мост через Вахш, контроль над которым мог обеспечить бандитам достаточное количество времени для захвата оружия и техники на складах. Поэтому было принято решение одной ротой обеспечить охрану моста. Вызываю командира роты Ильдара Ахмедшина, ставлю задачу на трехсменную охрану моста и организацию пропускного пункта. Все обнаруженное у проходящих и проезжающих через мост оружие изымать.

На следующий день выезжаю со второй ротой на склады. На мосту делаем короткую остановку. Ильдар все организовал грамотно. Перед мостом сожженный танк с еще не разложившимися трупами – итог недавних стычек оппозиционеров. Ахмедшин показывает результаты несения службы: ящик различного калибра таджикских ножей. Теперь местному населению нечем будет даже картошку чистить. Ножи изымать запрещаю.

Вот и склады. Знакомимся с настоящими русскими офицерами, которые, рискуя своей жизнью, продолжают защищать российское оружие и технику на клочке территории, которая для них и есть воплощение России. Чего им только не предлагали за оружие и боеприпасы, угрожали, пытались проникнуть на территорию складов, но ребята остались верны присяге.

Осматривая территорию складов, с удивлением обнаруживаю стоящие на хранении тачанки времен Буденного. Вместе с командиром роты Игорем Весниным и офицерами полка решаем, как лучше организовать охрану и оборону. Разделили территорию на сектора, отметили места для оборудования основных и запасных огневых позиций для огневых средств, места для взводных опорных пунктов, их полосы огня, основные и дополнительные сектора обстрела, определили ориентиры, место КНП роты, систему огня и порядок организации управления и взаимодействия. Все это для нас было непривычно, поскольку тактика наших подразделений значительно отличается от мотострелков. Но если надо, то мы и это можем.

«Туземцы»

Пришло время познакомиться с местными лидерами. Не знаю, было ли это связано с нашим появлением и активностью, но после переданного местным «вовчикам» предупреждения, что в случае нападения на полк и военный городок у нас будут развязаны руки, стрельба в городе стала слышна крайне редко. У них прошел слух, что в полк прилетел спецназ аж на 32 вертолетах (они, видимо, сложили 16 приземлившихся и 16 взлетевших из полка), что, по их подсчетам, составило около 500 человек. Задумались. На следующий день к полку подошли около ста русских, живущих в Курган-Тюбе и близлежащих селах, в основном женщины и старики, которым уезжать некуда. Со слезами они благодарили нас за то, что мы прилетели, просили сделать так, чтобы стрельба и беспредел прекратились. Я подумал, что среди них наверняка можно найти людей, которые могли бы рассказать много интересного и нужного для нас.