Утраченные звезды - Степан Янченко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Надо работать над организацией трудовых масс
— Вы давно уже сидите, Мартын Григорьевич? — раздался неожиданный для Петра голос Костырина. Петр сидел на скамейке боком, обернувшись к Полехину, и не видел, как подошли Костырин и главврач больницы Корневой.
Подошедшие энергично, с явной бодростью, довольные своим сделанным делом поздоровались с Мартыном Григорьевичем, затем с Петром Агеевичем, причем Петр отметил, что с ним здоровались с теплым почтением, точно его присутствие на встрече было главное желание их.
— Просим извинения, что заставили ждать, — снова воскликнул Костырин, — и вы, Мартын Григорьевич, наверное, тоже опоздаете с обеда? — и, открыв свой неизменный дипломат, который, как всегда, держал на коленях вроде письменного стола.
— Не волнуйтесь, у меня еще не вышло время, а за ваше отсутствие у нас с Петром Агеевичем интересный и полезный разговор состоялся, — с добродушной улыбкой, поглядывая на Петра, успокоил Полехин. — Ну, а у вас какие дела?
— Вот образец обращения коллектива больницы с приглашением прийти на митинг в защиту больницы завода, — показал листок с текстом обращения Костырин.
Текст был снят с компьютера с полями по сторонам, в заголовке и в конце был орнаментирован виньетками, видно было, что авторы старались не по принуждению, и только одним этим старанием не только признательно приглашали на митинг, но и заранее благодарили за участие.
Полехин взял лист с текстом, внимательно, и раз, и два молча прочитал, потом показал его Петру Агеевичу, при этом сказал, не то оценивая, не то спрашивая у Петра:
— Хорошо?.. Текст правильный, призывный, горячий! А вот украшения, как мне кажется, больно густо наложены, отчего и аляповато получается и какой-то неуверенностью сквозит. Впечатление такое создается с первого взгляда, будто мы приглашаем на фестиваль какой-то в Парк культуры и отдыха, а не на деловой разговор, равный рабочему, революционному сражению с капиталом, если хотите. Тревожнее, проще надо — намерение будет выглядеть более деловым, солидным и уверенным. Ну, ладно, а с размножением и распространением как будем решать?
Костырин и Корневой стали по очереди рассказывать, как и кто отпечатает и размножит текст обращения, кто и где его потом расклеит и раздаст, дело стоит за тем, когда будет назначен день проведения митинга.
— У моих работников уже кончается терпение, — рассерженным голосом воскликнул Юрий Ильич, он побледнел от волнения, у него даже губы вздрагивали, и руки, будто чего-то искали, заметно тряслись.
Полехин это заметил, спокойно положил свою руку на руки врача и сказал, улыбаясь:
— Спокойствие! Юрий Ильич, хирургу перед предстоящей операцией необходимо спокойствие, так ведь?
— Над хирургом в такой ситуации берет верх человек, причем вконец издерганный человек, — упавшим голосом проговорил Корневой и болезненно поморщился.
— Что поделаешь, Юрий Ильич, уготованная нам политическим руководством режима в стране жизнь всех нас издергала, даже детей, — хмуро ответил Полехин. — Но это тем более обязывает нас не ронять силу духа и надо бороться. А обстановка подсказывает нам, что в борьбе нашей надо придерживаться тактики поэтапности, чтобы в итоге придти к победе, хоть небольшой. Вам уже ясно, что больницу нашу мы спасем, но надо ее здания вырвать из рук директора.
— Так вот тут-то и надо поспешать, — заметил Костырин.
— Все понятно, Андрей Федорович, — улыбнулся ему Полехин, — но вы имейте в виду, что мы встряли в двойную игру. С одной стороны, нам надо победить директора, предпринимателя-бизнесмена, а с другой, — мы пробуем наши силы в организации на борьбу большого количества людей, можно сказать, в организации массового движения. Тут и требуется от нас, как организаторов, соблюсти условие, чтобы не поспешить и людей не насмешить.
— Да, опозориться перед людьми нам нельзя, — задумчиво согласился Костырин. — Иначе люди потеряют веру и в себя и в нас и окончательно впадут в уныние и в полную, безысходную апатию, что смерти подобно.
— Вот именно, — согласился с ним Полехин, — потому-то нам следует не ослаблять не только нашу, узкого круга лиц, а общественную напористость, однако, с оглядкой, с умным расчетом на достижение цели. Контрреволюция, с одной стороны, и растерянность масс, с другой, как раз этому нас и учат, и не учитывать преподанных нам уроков никак нельзя, — и он вдруг хлопнул ладонями и весело и уверенно потер руки. С верой в свое дело он так и жил всю жизнь, этот Полехин Мартын Григорьевич, потому что знал, что ему положено делать.
Петр слушал Полехина, смотрел на него и думал, что вот он, Полехин, ранее знакомый ему как мастер соседнего цеха, как человек активных действий, который всегда выступал на рабочих собраниях, на заседаниях совета трудового коллектива, на профсоюзных собраниях и конференциях со своими дельными предложениями, а по другому он не был с ним знаком.
Правда, иногда Полехин останавливался и расспрашивал его об успехах в слесарно-творческих делах и особенно вникал в его рационализаторские находки и подсказывал, как их лучше применить и использовать, и видно было, что он хорошо знал его, Петра Золотарева, и Петр понимал, что Полехин уважал его не только за его рабочую известность, не только за заводскую славу, а просто как рабочего мастера, и исподволь оберегал его мастерство.
Но вот появилась неожиданно совершенно новая, чуждая обстановка, которая стала корежить рабочего человека, и весь рабочий класс стала корежить, но Полехин не поддался силам, которые гнут и ломают рабочего человека с его назначением к общему созидательному труду. Эта чужая, вражья сила сломала, было и Петра Золотарева, и ему стоило больших усилий, чтобы выпрямить свой дух, поднять голову и нащупать себе линию поведения, которая и подвела его к Полехину.
Общаясь с Полехиным, Петр глубже понял его, понял и то, что притягивало людей к нему. Человек твердых партийных коммунистических убеждений, Полехин и в новой обстановке твердо знал, в чем состоит его призвание по его убеждению и что ему надлежит делать. И, как тот опытный снайпер, умел выбрать позицию, откуда можно вести стрельбу по цели, а цель была — вот она, вокруг, противная, враждебная человеку труда власть капитала.
Когда эта враждебная сила атаковала человека труда и сосредоточила свой огонь на его партии, Полехин не побежал из партии, он защищал ее перед рабочими, и нашлись товарищи, которые присоединились к нему. Пусть их было не так много, но они составили боевой отряд, который уже привлек к себе внимание рабочих завода. И Полехин радовался, когда видел, как те или иные рабочие плечи заслоняли партийца от враждебного взгляда, и он оценивал такой случай с высоким значением.
Очень скоро жизнь подвигла Полехина и за ворота завода, он стал соучастником, а вернее, советчиком и вожатым в сопротивлении наступлению на социальные права людей, и они к нему тянулись, ища защиты и поддержки. Вот и сегодня Петр пришел к нему за советом и ждал момента, когда можно было сказать о просьбе по его делу.
Молча, порадовавшись чему-то своему, Полехин весело посмотрел на своих товарищей, затем взглянул на часы и сказал:
— Я сижу здесь уже больше часа, и вас позвал с расчетом, чтобы не терять времени на ожидание, — на него смотрели с недоуменным вопросом, и он пояснил: — Жду я Волкова Евгения Сергеевича, главу нашей районной администрации. А он занят на заводе по просьбе директора, как главный спец по водоканализации. На заводе рухнула система сливной водоочистки, что грозит большими штрафами заводу и самому директору. Сам завод не справляется с ликвидацией аварии, директор попросил водоканализационную службу, а она в подчинении Волкова. Вот Волков и кинулся помогать. Директору нынче на эксплуатацию инженерных сетей своих доходов жалко, за что авариями и расплачивается.
— А мы какое отношение ко всему этому должны иметь? — спросил Костырин, поднимая одно плечо.
— Разумеется, никакого, кроме того, что будете знать, что произошло на заводе, — отвечал Полехин. — Собрать вас попросил к этому времени Волков. Надеется, пользуясь случаем, договориться с директором о нашей с ним встрече и нас настроить на этот случай. Да вот что-то задержался, видно, там, на очистных сооружениях.
— Нам-то ничего, мы люди, считай, вольные, а вот вы, Мартын Григорьевич, человек подконтрольный, — выказал беспокойство Костырин.
— Ничего, не беспокойтесь, я с товарищами по цеху договорился, еще не было случая, чтобы подводили, — чуть прихвастнул с гордостью за своих товарищей Полехин.
— А пока я скажу, с каким делом за одно пришел к вам, — воспользовался Петр. — Надумали мы в магазине создать для покупателей кассу взаимопомощи. Первое начало положат работники магазина своими взносами и пригласят покупателей. А то, что получается: многие просят хлеб отпускать в долг, даже предлагают долговую книгу завести. А так в кассе взаимопомощи можно перехватить рублей двадцать-тридцать на тот же хлеб. Вот директриса Галина Сидоровна и послала меня посоветоваться с вами на этот счет.