Глотка - Питер Страуб

– Ну хорошо, – сказал он. – Ради моей замечательной репутации – спрашивайте, о чем вы хотели спросить.

– Я хотел поинтересоваться, слышали ли вы об «Элви холдингс корпорейшн».

Я впервые заметил на лице Пола выражение подлинного любопытства.

– Знаете, меня тоже интересует один вопрос – в Нью-Йорке все такие или вы – особый случай.

– Мы все полны бессмысленных вопросов, – ответил я.

По рации, которая всю дорогу продолжала трещать и пищать, передали какое-то непонятное сообщение. Фонтейн схватил трубку и сказал:

– Я на шоссе в районе Двадцатой улицы, буду через десять минут.

Он положил трубку на место.

– Я не могу отвезти вас к Рэнсому. Кое-что произошло. – Он посмотрел в зеркало, оглянулся и стал перестраиваться в левый ряд.

Затем Фонтейн открыл окно со своей стороны, впустив в салон брызги дождя, достал из-под сиденья красную мигалку и установил ее на крыше машины. Он нажал на кнопку, и сирена пронзительно завыла. С этого момента ни один из нас не произнес ни слова. Фонтейн сосредоточился на том, чтобы не потерять управление машиной, обгоняя любой транспорт, посмевший проехать вперед. Машина свернула на Пятнадцатую улицу, и Фонтейн поехал так же безумно, как по дороге к Пайн-Нолл. На перекрестках Фонтейн игнорировал светофоры.

По пятнадцатой улице мы приехали к равнине, посреди которой возвышались фабричные трубы. Фонтейн свернул на Гетелз, и вскоре мы оказались на Ливермор-авеню. На улицах моего детства горели фонари. Небо, извергающее воду, казалось черным.

Впереди нас, в другом конце улицы, мигали красные и синие огни, в свете которых блестели желтые витрины магазинов. Сквозь поток дождя сновали люди в синих дождевиках. Когда мы подъехали ближе, я вдруг понял, где мы оказались. Я должен был знать. Это случилось опять, как и предсказывал Том.

Фонтейн даже не взглянул на происходящее за окном, когда мы проезжали мимо «Часов досуга». Не выключая сирены, он проехал до конца улицы и, развернувшись, встал за машиной скорой помощи. Мотор еще не успел заглохнуть, а Пол уже выскочил из машины. От капота «седана» поднимались клубы пара.

Я вышел из машины и последовал за ним к «Часам досуга». Прямо за загородками стояли четыре или пять полицейских в форме, еще двое курили в патрульной машине, перегораживающей на Ливермор с другой стороны. Из-за дождя вокруг не успела собраться толпа. Фонтейн прошел через заграждение и начал расспрашивать о чем-то полицейских, стараясь держаться под козырьком кафе. В отличие от остальных, на нем не было дождевика, а пиджак его успел промокнуть насквозь. Полицейский достал из кармана блокнот и, прикрывая его ладонью от дождевых брызг, стал что-то читать Фонтейну. Рядом на уровне его плеч виднелась сделанная красным маркером надпись – «Голубая роза». Сделав шаг вперед, я оперся об одно из заграждений.

Тело на тротуаре было покрыто куском черного полиэтилена, с которого стекала на мокрый тротуар вода. Из-под полиэтилена торчали две довольно крупных ноги в абсолютно промокших брюках и кроссовках. Полицейские за заграждением не обращали на меня никакого внимания. Дождь барабанил по голове и плечам, рубашка прилипла к телу.

Фонтейн кивнул промокшему полицейскому, который обнаружил тело и указал на слова на стене бара. Он сказал что-то, его я не расслышал, а молодой полицейский ответил:

– Есть, сэр.

Фонтейн присел и приподнял пластик. Человек, преследовавший Джона Рэнсома в синем «лексусе», смотрел невидящим взором на вывеску бара «Часы досуга». Дождь барабанил по его окровавленной груди. Клоки белой кожи висели по бокам красных ран. Седой хвостик лежал на плече. Пиджак убитого был темным от крови.

Фонтейн достал из кармана пару белых резиновых перчаток, надел их и, склонившись над трупом, засунул ладонь под лацкан пиджака. Он вынул оттуда бумажник, который я уже видел раньше, и открыл его. С правой стороны к бумажнику был по-прежнему приколот значок.

– Пострадавший – человек по имени Уильям Фрицманн. Некоторым из нас он больше известен под другим именем. – Фонтейн встал. – Хоган уже здесь? – Молодой офицер протянул ему пластиковый мешочек для вещественных доказательств, и Фонтейн опустил туда бумажник.

Один из полицейских сказал, что Хоган уже в пути. Тут Фонтейн заметил за загородкой меня и нахмурился.

– Мистер Андерхилл, думаю, вам пора нас покинуть.

– Это Билли Риц? – спросил я. Мы стояли под одним и тем же дождем, но Фонтейн почему-то выглядел не таким мокрым, как я. Фонтейн, нахмурившись, отвернулся.

– Это он преследовал Джона. Помните, я говорил вам в больнице.

Обернувшись, Фонтейн мрачно взглянул мне в лицо.

– Идите домой, пока не подхватили воспаление легких. – Он снова подошел к телу, но молодой полицейский уже накрывал пластиком мертвое лицо Фрицманна.

Двое ближайших полицейских равнодушно взглянули в мою сторону. Я кивнул им и пошел мимо входа в бар. Я прошел два квартала, когда на улице показался еще один темно-синий «седан» с мигалкой на крыше. Я перешел через Шестую улицу и взглянул на отель «Сент Элвин». В угловом окне на последнем этаже сверкнула линза телескопа, направленного на «Часы досуга». Подождав, когда прервется поток машин, я поспешил к входу в отель.

22

Ночной портье молча наблюдал за мокрыми следами, которые оставляли на ковре мои ноги.

– Видели, что там творится снаружи? – Это был худощавый старик с глубокими морщинами вокруг рта, в черном костюме, который наверняка был ему как раз, когда старик весил фунтов на пятьдесят больше. – Что у них там? Покойник?

– Мне он показался мертвым, – ответил я.

Портье пожал плечами и отвернулся, разочарованный моим равнодушием.

Когда Гленрой Брейкстоун взял трубку, я сказал:

– Это Тим Андерхилл. Стою внизу, в фойе.

– Поднимайтесь, если вы пришли за этим. – На этот раз музыки на заднем плане не было.

Гленрой поставил пластинку «Арт Татум» с Беном Вебстером, но она играла очень тихо. Бросив на меня беглый взгляд, он пошел в ванную за полотенцем. В комнате горела только лампа рядом со стереосистемой. За окном по-прежнему шел дождь.

Гленрой вернулся с рваным белым полотенцем и протянул его мне.

– Вытирайтесь. Сейчас найду вам сухую рубашку.

Я расстегнул рубашку и стянул ее со своего мокрого тела. Гленрой, вернувшись, протянул мне черную фуфайку, такую же, как на нем самом, только на его была эмблема Таллиннского фестиваля, а на моей над изображением улыбающегося мужчины, играющего на рояле, было написано «Брэдли».

– Я никогда там не был, – сказал Гленрой. – Просто тамошний бармен поклонник моей музыки, вот и прислал мне эту футболку. Думал, что я размером с вас.

Фуфайка была теплой и мягкой.

– Вы перенесли телескоп в спальню, – сказал я.

– Я пошел в спальню, когда услышал сирены. А когда посмотрел через улицу, перенес телескоп.

– И что вы увидели?

– Они как раз закрывали труп.

– Вы видели, кто это?

– Мне нужен новый дилер, если это то, что вы имеете в виду. Не хотите пройти в спальню? Я хочу посмотреть, что будет дальше.

Я прошел за Гленроем в его маленькую квадратную спальню. Здесь было темно, но наши силуэты отражались в висящих на стене блестящих плакатах. Встав рядом с Гленроем, я взглянул на противоположную сторону Ливермор-авеню.

Полицейские в дождевиках по-прежнему стояли вдоль загородок. По улице медленно двигались машины. Пластиковое покрывало было спущено до талии Билли Рица, и коренастый седоволосый мужчина с черным мешком склонился над трупом. Фонтейн стоял рядом. Билли выглядел как вспоротый матрас. Седей человек что-то сказал. Фонтейн закрыл лицо трупа. Затем он выпрямился и сделал знак машине скорой помощи. Двое санитаров покатили к трупу каталку. Седой человек раскрыл зонтик.

– Как вы думаете, что с ним произошло? – спросил я Брейкстоуна.

Гленрой покачал головой.

– Но я знаю, что они скажут – убийство на почве наркотиков.

Я посмотрел на него с сомнением, но Глен уверенно кивнул.

– Это точно. Они обязательно найдут что-нибудь такое у него в кармане, потому что Билли всегда носил в кармане что-нибудь такое. И этим все кончится. Им не придется заниматься остальными делами, в которые был замешан Билли.

– Вы видели слова на стене?

– Да. И что?

– Билли Риц – третья жертва «Голубой розы». Его убили, – я осекся, неожиданно поняв, где именно убили Билли Рица. – Его тело нашли там же, где в пятидесятом году убили Монти Лиланда.

– Никого уже не волнуют те давние убийства «Голубой розы». – Сделав шаг назад, он заглянул в телескоп. – И никто не станет горевать о Билли Рице, как не горевали когда-то о Монти Лиланде. Это кто – Хоган?

Я повернулся к окну и снова посмотрел на место происшествия. Это действительно был Майкл Хоган, он как раз выходил из-за угла бара. Как всегда, все тут же обернулись в его сторону.