Лавкрафт: Биография - Лайон Де Камп

Позже в 1926 году Лавкрафт написал еще два коротких рассказа: «Серебряный Ключ» и «Таинственный дом в туманном поднебесье». «Серебряный Ключ» (пять тысяч слов) — еще один рассказ, погруженный в дансейнинский сновиденческий мир Лавкрафта, или, скорее, это рассказ о Рэндольфе Картере, когда он больше не может попадать в сны: «Когда Рэндольфу Картеру исполнилось тридцать лет, он потерял ключ от ворот снов. До этого времени он компенсировал прозаичность жизни еженощными путешествиями в удивительные и древние города за пределами пространства и в прекрасные, неслыханные края садов за неземными морями. Но когда его сковал средний возраст, он почувствовал, что эти привилегии мало-помалу ускользают от него, пока наконец он не лишился их совсем. Больше не плыли его галеры по реке Укранос мимо позолоченных шпилей Франа и не ступали его караваны слонов через благоухающие джунгли Кледа, где позабытые дворцы с растрескавшимися колоннами из слоновой кости спали, прекрасны и нетревожимы, под луной».

Для Лавкрафта было типично определять средний возраст начиная с тридцати. Друзья Картера пытаются убедить его в важности реального мира: «Поэтому Картер старался делать то же, что и другие, и притворялся, будто банальные события и чувства приземленных умов важнее фантазий редкостных и утонченных душ»[400].

С грустью размышляя о том, «как пусты, ненадежны и бессмысленны все человеческие устремления», Картер пробует религию, науку, оккультизм, путешествия и писательство — но все напрасно. Он находит лишь «боль, уродство и отсутствие гармонии… нужду и лишения». На протяжении нескольких страниц Лавкрафт распространяется о том, как Картер страдает от «суетности и тщетности реальности».

Наконец, Картер вспоминает о фамильной ценности в виде большого серебряного ключа. Он возвращается в пристанище детства близ Аркхэма, при помощи ключа вновь становится мальчиком и исчезает из реального мира. Рассказчик полагает, что Картер использовал ключ для возвращения в свой мир снов: «Я спрошу его, когда увижу, ибо я ожидаю вскоре встретить его в неком сновиденческом городе, который мы оба раньше посещали. В Ултаре, что за рекой Скай, ходят слухи, что новый король восседает на троне Илек-Вада, этого легендарного города над пустотелыми скалами из стекла, возвышающимися над сумеречным морем, в которых бородатые гнорри с плавниками создают свои необыкновенные лабиринты…»

Как и в большинстве поздних рассказов Лавкрафта, стиль «Серебряного Ключа» весьма искусен. Но Рэндольф Картер — это второе «я» Лавкрафта, и автор просто погряз в оргии нарциссизма, пронизанного жалостью к себе. Он воображает, что его обладание «редкостной и утонченной душой» дает ему право на жизнь в вечном эстетическом наслаждении, выше потребностей обыкновенных болванов.

как-то Лавкрафт раскритиковал свою раннюю фантазию «Белый корабль» как «крайне слащавую и жеманную». Мне же кажется, что такая критика более заслуженно подходит к «Серебряному Ключу», который не понравился многим читателям «Виэрд Тэйлз».

«Таинственный дом в туманном поднебесье» (три тысячи восемьсот слов) находится в Кингспорте, месте действия «Страшного старика». Лавкрафт почерпнул идею утесов, что фигурируют в рассказе, во время своей поездки с Соней в Марблхед. На одной из этих скал, возвышающихся над морем, стоит дом, в который невозможно проникнуть со стороны моря, если только не умеешь летать. Но единственная дверь в дом располагается как раз на этой стороне, и стена там стоит вровень с отвесным склоном утеса.

Некий философ, Томас Олни, проводит лето в Кингспорте «с полной женой и шумливыми детьми». Испытывая любопытство к странному дому, Олни продирается через лес под ним и стучит в его окна. Чернобородый мужчина в старинном костюме помогает ему перелезть через подоконник и радушно его принимает. Мужчина рассказывает Олни сказки об Атлантиде, Иных Богах и подобных чудесах.

В дверь со стороны моря раздается особый условленный стук. Входят Нептун со свитой тритонов и нереид и «убеленная сединами ужасная фигура древнего Ноденса, Повелителя Великой Бездны»[401]. Это Старший Бог, упомянутый где-то еще в Мифе Ктулху. Ноденс помогает Олни войти в огромную раковину, в которой он ездит, и увозит его на прогулку. На следующий день Олни возвращается домой, но в таинственном доме в поднебесье он оставил частицу своей души, и поэтому он уже никогда не будет таким, как прежде. Эта очаровательная сказка относится как к дансейнинскому циклу, так и к циклу Мифа Ктулху.

Оба рассказа были отосланы Райту вместе со вторым предложением «Зова Ктулху», но тот отверг их. Как это уже бывало, позже он передумал и купил оба. Он заплатил за «Таинственный дом в туманном поднебесье» пятьдесят пять долларов.

В ноябре 1926 года Лавкрафт принялся за сновиденческую фантазию в дансейнинском стиле. Он писал Дерлету: «Я уничтожил множество рассказов как лежащие ниже даже моих самых снисходительных критериев, и я не уверен, что подобная судьба не постигнет объемистую фантазию, что я стряпаю в данный момент».

По мере продвижения с повестью он становился мрачнее: «Остается только представить себе, насколько удачной может быть эта причудливость, растянувшаяся до размеров романа. Сейчас я на 72–й странице своей сновиденческой фантазии и весьма опасаюсь, что приключения Рэндольфа Картера, возможно, достигли той точки, когда окажутся утомительными для читателя, или же само изобилие сверхъестественных образов разрушило силу любого из образов, должных производить желаемое впечатление странности… Возможно, работа в целом займет около ста страниц — маленькая книжка, — и маловероятно, что она когда-либо увидит свет в напечатанном виде»[402].

Его перо неутомимо летало, и примерно в конце января 1927 года он закончил повесть. При своих тридцати восьми тысячах слов «Сновиденческие поиски Кадафа Неведомого» были самым длинным произведением из когда-либо им написанных.

Лавкрафт считал, что повесть «не очень-то хороша, зато дает полезную практику для дальнейших и более достоверных проб в форме романа». Фрэнку Лонгу придется приехать в Провиденс, чтобы взглянуть на нее, ибо «перепечатка манускриптов подобного объема совершенно не по силам немощному старому джентльмену, теряющему всякий интерес к рассказу в тот момент, когда он его заканчивает»[403].

Лавкрафт действительно так и не перепечатал этот труд. К счастью, его любительское отношение к своим произведениям все-таки не лишило нас этой замечательной, хотя и забракованной повести. После смерти Лавкрафта Барлоу передал рукопись Дерлету, который и опубликовал ее.