Долина кукол - Жаклин Сьюзан

потом он стал выспрашивать меня о моем прошлом, как будто я виновата, что у Теда не все в порядке. Но я все ходила к нему – и узнала много интересного о себе. Знаешь, Джон, я ведь была лишена материнской любви. И поэтому, как он считает, для меня было чрезвычайно важно стать звездой – мне нужна любовь публики.

– Какая чушь! – Джон рассердился. – Послушай-ка, уйма звезд упивается любовью публики, хотя у них было вполне благополучное детство. Ты звезда потому, что у тебя талант, а не потому, что тебе недоставало материнской любви. Осточертели мне эти шарлатаны, которые во всех бедах мира винят плохих мамаш. Если твоя старуха рано коньки отбросила – она что, сделала это специально, чтоб навредить тебе? Знаешь, Нили, брось ты ходить к этому психоаналитику – тебе же лучше будет. Ты всем обязана только себе самой.

– Но я и вправду неврастеничка, Джон. Я выяснила, что страдаю всеми формами невроза.

– Ну и что? Может, именно поэтому ты и звезда. И если он излечит твои неврозы, ты вполне на этом можешь кончиться и как актриса. У меня тоже есть свои завихрения, но я не собираюсь каждый раз выкладывать по двадцать пять долларов за то, что какой-то шарлатан станет мне внушать, что папаша плохо со мной обходился, а мамаша недостаточно любила. Даже если это и так, то что теперь c этим поделать? Отправиться в Миннесоту и начистить родителю чайник? Ему уже восемьдесят лет. Или найти какую-нибудь седовласую лахудру, которая будет гладить меня по головке и поить из рожка? Слушай, что было – то прошло, а жить надо настоящим и будущим.

Она вздохнула:

– Послушать тебя, так все очень просто. Но когда всю ночь сидишь одна – господи, ночью-то самый кошмар! – и знаешь, что есть на свете человек, c которым можно обо всем поговорить… Понимаешь, Джон, у врача нет никаких скрытых мотивов. У него одна задача – помочь тебе. И он единственный, кому я могу полностью довериться.

Режиссер встал.

– Ну хорошо, топай к нему. Но вот что, Нили. Сделай одолжение, забудь о костюмах. Давай отснимем завтра сцену в ночном клубе. Выучи слова. Нужно сдать картину к сроку.

Она прищурила глаза:

– О, так вот к чему ты вел все время. Пытался меня расслабить – а потом прикончить одним ударом.

Он стукнул кулаком по стеклу на столе:

– Ну что ж, ты, по всей вероятности, права – тебе действительно нужен психиатр, неужели это работа тебя такой сделала? Ты ко всем относишься подозрительно? Пойми, я говорил c тобой по душам, потому что мне не все равно – потому что не хочу видеть, как ты со своим талантом пропадаешь ни за грош.

– Интересно, как это – пропадаю ни за грош? Потому что не желаю носить эти паршивые костюмы?

– Нет, потому что, если ты и дальше будешь делать убыточные фильмы, никакой талант тебя не спасет.

– Да я делаю самые большие сборы! И в этом году все опросы показали, что я иду на первом месте.

– Нили, когда акционеры считают деньги, им плевать на очереди в кинотеатрах и на опросы зрителей в журналах. На кой черт им делать фильм, даже самый популярный, если он не оправдывает вложенных в него денег?

– Я в это не верю, – упрямилась она. – Просто на них телевидение страху нагнало, и они хотят, чтобы мои фильмы кормили целую студию. Ну конечно… я, значит, буду вкалывать как сумасшедшая, а Босс будет спокойненько отлеживаться в своем палаццо или трахаться в загородном домике со статисточками? Кто, в конце концов, все это оплачивает? Только я и мой талант.

– Нили, в прошлом году три фильма без звезд и c небольшой сметой принесли студии больше доходов, чем две твои последние картины. Один из тех фильмов стоил восемьсот тысяч – а сбор от него был около четырех миллионов. Спроси своих агентов, и они подтвердят, что твои картины убыточны.

– С какой стати я буду им доверять? Они дуют в одну дуду со студией. Им же надо пристраивать и других актеров, так что они всегда будут подыгрывать тем, кто дает работу.

– Тогда поверь мне. Хотя бы постарайся…

– Ну, допустим, я тебе верю. Это значит, что завтра я должна явиться на площадку в этом балахоне, похожая на огородное пугало?

– Нили, да ты в том костюме великолепна.

– Нет, отвратительна. – Она налила себе еще виски.

– Нет, просто тебе нужны костюмы от Касабланки, а всех прочих костюмеров ты c ходу отвергаешь. Но Тед уже не станет делать тебе костюмы.

– Это неправда. – Она всхлипнула, утерла ладонью глаза. – Теперь ты заговорил, как доктор Митчел.

– Да? Ты доверяешь ему, а он, очевидно, говорил тебе то же самое.

Она улыбнулась:

– Ладно, может, ты и прав.

– Вот умница. Так придешь завтра на площадку?

Она кивнула. Он поцеловал ее в щеку и вышел из комнаты.

Она осталась и налила себе еще виски. Было почти шесть. А она еще днем позвонила доктору Митчелу и договорилась встретиться c ним в девять. Значит, она пробудет у него до десяти, до дому доберется не раньше одиннадцати, а спать ляжет не раньше двенадцати. А еще надо выучить слова песни, которую она поет в завтрашней сцене… Она позвонила врачу, отменила встречу и отправилась домой.

Она сидела в постели, перед ней на подносе был ужин. Она пыталась выучить текст. И зачем она только так напилась сегодня? Голова совсем не работает. Может, лучше поспать? Ну конечно. В девять улечься, а в пять встать. С пяти до семи у нее вполне хватит времени, чтобы выучить слова. За восемь часов она выспится и отдохнет как следует.

Она отослала ужин назад, на кухню, так и не притронувшись к нему. Сегодня утром весы показали сто три фунта. Да и куколки на голодный желудок лучше действуют. Она выпила две красненьких и одну желтенькую, потом еще запила полстаканом виски. На нее напала чудесная расслабленная дремота. Потягивая виски, она ждала, когда наконец лекарство подействует полностью, когда тело станет совершенно бесчувственным и она заснет. Но сон все не приходил, только дремота. А этого было мало. Она еще могла думать – а думать она могла только об одном, о своем одиночестве. И еще о Теде и той его девке. А у нее не было никого. Она была одинока, так же одинока, как и тогда, когда выступала в трио «Гаучерос» c Чарли и Диком, жила в номерах незнакомых