Проигравший.Тиберий - Александр Филимонов

Сеян, тратя много сил и времени на то, чтобы покоить и ублажать хозяина, не забывал и об устройстве своей судьбы. Положение лучшего друга императора его пока устраивало, но ведь Тиберий не вечен, более того — он постоянно твердил о том, что устал, болен и стар, жизнь кончается и скоро, скоро он умрет. Поневоле приходилось задумываться, хотя Сеян и не находил видимых признаков дряхлости в Тиберии, кроме морщин и вечного кряхтенья.

Но когда-то ведь это должно было случиться — смерть императора! А Сеян уже успел так отравиться сладким ядом власти, что не мог представить, во что превратится его жизнь, если наследует Тиберию человек, лично к нему, Сеяну, не расположенный. А таких было… Такими были, пожалуй, все.

Особую опасность Сеян видел в сыне Тиберия, Друзе Младшем, а также в сыновьях Германика — Нероне и Друзе. Друз Младший уже был представлен сенату и мог считаться наследником по определению. Но Сеян знал, что Тиберий не очень любит сына и терпеть не может, когда Друза Младшего называют его преемником. И к тому же против Друза Младшего у Сеяна было неплохое оружие — та самая клятва отомстить за смерть Германика, которую Друз Младший опрометчиво дал Агриппине в присутствии сотен свидетелей. Но это было оружие, так сказать, открытое, явное, вроде меча, всегда висящего на бедре. А от меча можно защититься, особенно если знаешь, что удар будет нанесен им. Поэтому Сеян обзавелся еще одним видом оружия, уже тайным, и оружием этим стала жена Друза Младшего — Ливилла.

Они с первого взгляда понравились друг другу. Это произошло несколько лет назад. Но тогда Ливилла еще была занята своими чувствами к мужу, а Сеян — тем, как бы удержаться возле Тиберия и стать для него незаменимым. Но теперь обстоятельства изменились. Сеян в полной мере оценил способности Ливиллы и знал, что лучшего союзника в борьбе с Друзом Младшим у него не будет, а потом — ему льстило, что Ливилла, состоящая в родстве с самим Августом, делит ложе с ним, сыном простого всадника из провинции. А Ливилле он нравился как мужчина, но это было не главное — главным было то, что она раньше, чем все остальные, поняла: ее муж никогда не станет следующим императором. А Ливилле хотелось быть женой императора, и, поразмыслив, она поняла, что Сеян — именно тот человек, которому Тиберий может передать власть. Для этого нужно только немного потрудиться. Она пока не делала Сеяну предложений вступить с ней в такой союз, а только изображала страстную любовь, полагая, что этим привяжет его к себе бесповоротно.

А когда придет пора и Тиберий объявит своим наследником Сеяна, останется только сделать самое незначительное — убрать Тиберия. Кто сможет справиться с этим лучше, чем близкий друг императора?

Фрасилл, астролог Тиберия, не попал под волну репрессий вместе с другими своими коллегами. Он благополучно был вывезен из Рима на милый островок, называемый Капри, — рядом с Неаполитанским заливом. И пользовался там всеми благами цивилизации, за исключением одной: ему настрого было запрещено покидать остров — это скомпрометировало бы Тиберия, который уже вынес немало смертных приговоров гражданам, обвиняя их в тайных связях с гадателями и колдунами. Впрочем, Фрасиллу на острове было хорошо: удобное жилье, мягкий климат, приличное общество (на Капри часто бывали и Тиберий, и Сеян, домогавшийся дружбы Фрасилла, и некоторые сенаторы, и еще много кто), вкусная еда и возможность заниматься в открытую своим ремеслом, и даже с большим успехом, чем в Риме: Фрасилл вывез на остров прорву всякого оборудования и снадобий, начиная с трубы, в которую были вставлены отшлифованные выпуклые и вогнутые стекла (через нее, глядя на ночное небо, можно было разглядеть все что угодно), и кончая высушенной мумией египетского мальчика, которая могла двигаться, говорить и даже отвечать на простые вопросы.

Разумеется, Фрасилл очень хорошо понимал, что близость к Тиберию и доверительные с ним отношения не являются гарантией безопасности. Он позаботился о том, чтобы упрочить свое положение, однажды нагадав Тиберию (тот все чаще обращался к Фрасиллу за предсказаниями), что продолжительность жизни обоих тесно связана: Тиберий переживет Фрасилла всего на несколько лет. У Тиберия не было оснований не верить своему астрологу — кто, как не Фрасилл, предсказал его возвращение из ссылки, милость Августа и императорский титул, в то время когда любой человек в Риме рассмеялся бы, узнав о том, что Тиберий, всеобщее посмешище, покорный раб Ливии, мальчик на побегушках у Августа, окажется всемогущим хозяином империи?

Из разговоров с Сеяном Фрасилл узнавал, против кого будет направлен удар, кто будет обвинен в государственной измене и оскорблении величества (Сеян по договоренности с астрологом сообщал эти сведения, чтоб пророческий авторитет Фрасилла постоянно подтверждался), и если Тиберий спрашивал: откуда ему грозит опасность, то получал конкретный ответ, например: «Гай Силий вынашивает зловещие замыслы, цезарь, конечные цели его мне пока не ясны, но если верить гаруспициям[72] и расположению звезд, то Силий в самое ближайшее время предпримет решительные шаги, подняв мятеж в войске». А через день или два Тиберий получал от Сеяна подробный доклад о том, что в войсках Гая Силия обнаружены признаки мятежа/и основная вина — на командующем. Остальное было просто: письмо в сенат, недолгое разбирательство и смертный приговор. Тиберий неоднократно признавался Фрасиллу и Сеяну, что благодарен богам, которые подарили ему таких верных друзей, как они.

Чем дальше, тем сильнее Сеян хотел убрать со своего пути Друза Младшего. Пока это был самый опасный противник, способный, используя свои сыновние права, влиять на отцовские чувства в душе Тиберия. Ливилла, разыгрывая страсть, сама увлеклась Сеяном настолько, что откровенно, едва ли не при каждой встрече, предлагала ему расправиться с Друзом и занять его место. И Сеян решился.

Как раз в то время Друз Младший, по настоянию Тиберия получил звание народного трибуна. Это было, само по себе, косвенное признание за сыном права преемственности, хотя впрямую в императорском эдикте об этом ничего не говорилось. Идею эту, конечно, подал Тиберию Сеян. Как-то в разговоре он сказал, что если Друзу Младшему даровать трибунскую власть и неприкосновенность, то вокруг него сразу станут группироваться враги Тиберия, а также все прочие государственные преступники, надеющиеся, что покровительство народного трибуна будет им надежной защитой. В частности — партия Агриппины, которую благодаря этому можно будет вычислить до последнего человека.

И когда враги, примкнув к Друзу Младшему, таким образом выдадут себя, расправиться с ними не составит труда. В законах, принятых за последнее время сенатом, не осталось ни одной лазейки для преступников, нырнув В которую они могли бы избежать кары. Даже древний обычай убежища в храмах, делавший каждого укрывшегося там свободным от наказания, был отменен. Тиберий одобрил этот дальновидный план, выступил в сенате, и когда эдикт был утвержден и обнародован — убедился, что количество врагов велико и среди сенаторов, и среди римских граждан, встретивших известие о трибунстве Друза Младшего ликованием. Все знали о добрых отношениях его с Агриппиной и решили, что Тиберий таким образом дает понять, что прекращает преследовать семью Германика и даже обеспечивает ей покровительство.

Вскоре после того, как Друз Младший приступил к своим обязанностям, Сеян доложил Тиберию о высказываниях его сына, якобы имевших место на дружеских пирушках: Друз Младший вовсю хвастался тем, что скоро станет императором и уж тогда отомстит за все обиды, нанесенные лично ему и его родственникам. И при этом он не очень возражал, когда собутыльники предлагали действовать, чтобы приблизить день его воцарения на императорском троне. Тиберий был очень встревожен и благодарен Сеяну. Он пообещал ему установить еще несколько его статуй в Риме и добиться от сената, чтобы день рождения Сеяна отмечался как национальный праздник. После этого Сеян решил, что настал подходящий момент.

И случилось так, что Друз Младший, придя домой в неурочный час, посреди дня, застал в своей спальне Сеяна и Ливиллу. Они, судя по всему, только что закончили предаваться любви: Сеян (он был в военной форме и при оружии) едва успел одеться, а Ливилла лежала в постели обнаженная и усталая. Она при виде мужа не пришла в смятение — лишь прикрылась тонким одеялом и, казалось, с любопытством ждала, что же будет дальше.

К ее удивлению — и Сеяна также — не пришел в смятение и Друз.

— О, как мило! — сказал он, — Мне уже много раз сообщали, что у вас интрижка, да я и сам догадывался. Собственно говоря, плевать мне на тебя, Ливилла, наш брак давно изжил себя. Я бы смотрел сквозь пальцы на твои шалости. Но теперь, раз уж нужно как-то высказаться мне, обманутому мужу, то хочу сначала тебя спросить: почему ты выбрала именно это ничтожество? В Риме так много достойных людей — этот твой Сеян и мой папочка их еще не всех извели. Неужели тебе настолько изменил вкус, что ты даришь свои перезрелые ласки этому негодяю, который закончит жизнь в Тибре?