«Пушечное мясо» войны Первой мировой. Пехота в бою - Семён Федосеев

«Противоаэропланная» оборона

Вопрос использования пехотного вооружения для борьбы с летательными аппаратами поднимался еще до войны. Незначительный опыт итало-турецкой войны 1911–1912 гг. не показал эффективности стрельбы пехоты по летательным аппаратам: «В Триполи по итальянскому аэроплану, пролетающему на высоте 600 м, был открыт турками ружейный огонь. В результате — пассажир легко ранен, в плоскостях и винте найдены пулевые отверстия. В дирижабле после обстрела его турками — при высоте 1000 м — следов попаданий найдено не было». Опыты стрельбы по привязным аэростатам, как при расположении на месте, так и при передвижении, были проведены в феврале — марте 1912 г. Офицерской стрелковой школой совместно с Офицерской воздухоплавательной школой. Об их результатах писал 19 апреля 1913 г. Генерал-квартирмейстер Генерального штаба начальнику воздухоплавательной части ГУГШ: «…2) При равных прочих условиях результаты стрельбы из винтовок выше таковых при стрельбе из пулеметов. 3) По привязному аэростату, движущемуся на расстоянии около 2 верст от стрелков, результаты из винтовки — ничтожны, а из пулеметов и того хуже». Более того, последовал вывод, что «сама идея снабжения армии специальными орудиями» для стрельбы по воздушным целям «является нерациональною». От вывода этого откажутся очень скоро. Что же касается стрельбы из пулеметов, то, поскольку она велась со штатных наземных станков, а о специальных установках и прицелах даже не шла речь, неудивительно, что выводы оказались противоположными тому, что даст опыт войны.

Тем не менее начальник Офицерской стрелковой школы генерал-майор П.Д. Шрейдер и начальник Ружейного полигона школы генерал-майор Н.М. Филатов писали в ГУГШ 19 сентября того же 1913 г.: «Вопрос о применении пулеметов и ружей-пулеметов для стрельбы с каких-либо воздухоплавательных аппаратов и по воздухоплавательным аппаратам крайне интересный и имеет значение Государственной важности». Но до войны никаких приемов «зенитной» стрельбы выработано не было.

А уже в 1916 г. в инструкциях для войск рекомендовалось: «Для борьбы с воздушной разведкой… обстреливание летательных аппаратов ружейным, и в особенности пулеметным огнем, однако стараясь этим не обнаруживать местоположение большей части стрелков и пулеметов». Авиация противника стала прямой угрозой для пехоты.

Считалось, что пулеметный огонь по аэропланам может быть действительным на расстоянии не более 1 версты (1,067 км). Но поскольку летчикам противника приходилось снижаться на малые высоты, использование пулеметов в «противоаэропланной» обороне оказывалось достаточно эффективным — по крайней мере, они препятствовали ведению разведки и обстреливанию войск с аэропланов. Ставить такие зенитные пулеметы рекомендовалось в стороне от жизненно важных строений позиции и расположения войск, дабы не привлекать к ним внимания. Причем предлагалось два варианта позиции — в круглом окопе для лучшей защиты или на возвышенной точке (колокольня, высокий дом) для лучшего обзора и обстрела.

В войсках делались различные варианты импровизированных зенитных установок — легкие деревянные тумбы, поворотные «опоры» под станок Соколова и т. п. К станку Соколова была разработана стойка с обоймой для зенитной стрельбы, но она применялась ограниченно. Мастер Колесников осенью 1915 г. изготовил в мастерских Ружейного полигона треножный «пулеметный станок для стрельбы по воздушным аппаратам», дававший круговой обстрел и большие углы возвышения. Прочная высокая тренога обеспечивала устойчивость и достаточную меткость, наводка — свободная для стрельбы с рассеиванием по направлению и высоте, либо для стрельбы «в точку» с использованием зажима. На рукоятку затыльника пулемета мог крепиться приклад. 5-й (оружейный) отдел Арткома в Журнале № 411 от 20 декабря 1915 г. признал «желательным сообщить начальникам воздушной обороны местности об этом станке, указав, что… обращаться с запросами следует в Офицерскую стрелковую школу». Титулярный советник Федоров представил зенитную установку, легко изготавливаемую из подручных материалов: на деревянной крестовине ставился деревянный же стержень, на котором горизонтально крепилось колесо с наклонным столом. На стол крепился пулемет «Максим» со станком Соколова. Установка, доработанная вместе с капитаном Ковалевым, не удовлетворила специалистов, и весной 1916 г. Федоров представил улучшенный и упрощенный вариант. По результатам испытаний на ружейном полигоне Офицерской стрелковой школы 5-й отдел Арткома в Журнале № 130 от 5 апреля предложил «разослать для сведения копию настоящего журнала». Таким образом, «заготовление» зенитных установок передавалось на усмотрение войск и их местные возможности.

Ружейный огонь по летательным аппаратам допускался только при малой высоте полета и «когда нет других средств борьбы», поскольку вызывал большой расход боеприпасов и демаскировал расположение войск.

Огонь предлагался залповый, как «наиболее дисциплинированный», или частый одиночный — но только небольшим подразделением. В любом случае требовалось вести его под управлением офицера, пользующегося биноклем, дабы предотвратить обстреливание своих аппаратов.

«Газы, братцы!» (противогазовая оборона)

С самого начала войны поползли слухи о применении коварным противником «отравленного» оружия. Пехотинцы были уверены, например, что раны плохо заживают потому, что коварный «немец» использует то ли «отравленные пули», то ли «ядовитую шрапнель» (видимо, слухи были вызваны нахождением в ранах зажигательных веществ из специальных пуль). Реальность оказалась страшней, когда 18 мая (31 мая нов. ст.) 1915 г. в районе Болимова у Воли Шцдловской против участков русских — 14-й Сибирской стрелковой и 55-й пехотной дивизий — с германской стороны было выпущено облако хлора (по другим данным — смеси фосгена с хлором) — результатом этой первой на Русском фронте газобаллонной атаки была потеря более чем 9000 человек, 1183 из которых умерли. Последовавшую за выпуском газа германскую атаку отбили ружейно-пулеметным огнем оставшиеся в строю солдаты 55-го и 53-го Сибирских и 217-го пехотного полков. Первым способом применения боевых ОВ на фронте стала газовая волна — пуском из батарей баллонов.

Применение противником химического оружия потребовало разработки ряда мероприятий противохимической защиты (именовавшейся в 1915–1922 гг. «противогазовой обороной»), сводившихся в две группы. Первая — предупредительные, включающие наблюдения и оповещение войск о начале химического нападения, вторая — защитные, а именно: разработка средств защиты и обеспечение ими войск, обучение войск мерам защиты, а также способам ликвидации последствий применения химического оружия.

Необходимость раннего предупреждения о газовой атаке стала ясна с самого начала. По свидетельству производивших расследование о германской газобаллонной атаке 24 июня (7 июля) 1915 г. в районе Воля-Шидловска против 6-й Сибирской и 55-й пехотной дивизий: «Атака была настолько энергична и таким густым облаком газа, что никаких общих, хотя и подготовленных мер осуществить не удалось; даже само надевание повязок оказалось слишком долгим по сравнению с быстротой отравления газами» (в 21-м Сибирском стрелковом полку осталась боеспособной только одна полурота).

А.А. Незнамов всего через 5 лет после войны писал: «Кто пережил с пехотою лето 1915 г., тот помнит, в каком «паническом» настроении было начальство и войска после первых двух крупных случаев выпуска немцами по теперешнему невинного газа. Полки завалены были известкою, керосином и брошюрами о пользе известкового молока, а как сделать, чтобы разлить это молоко как раз ко времени атаки и чтобы разлитое раньше не превратилось в бесполезные белые пятна, никто ничего сообщить не мог. Находились штукмейстеры, расставлявшие в 100 шагах впереди бутылки с этим молоком, чтобы разбить их пулями, когда появится газовое облако… Узнай немцы наше настроение, они могли нас прорвать, выпуская хотя бы дым от сжигания соломы».

О реакции войск на газовые атаки можно судить хотя бы по воспоминаниям А.М. Василевского о Брусиловском наступлении в 1916 г.: «В районе Нейтральной горы австрийцы произвели газобаллонную атаку, и в 412-м пехотном полку, как рассказывали, пострадало до сорока человек. Началась паника. Суток двое напряженно, до рези в глазах все вглядывались в сторону позиций противника. Принимали за газы каждое облачко или небольшой сгусток тумана и радовались, когда ветер дул не в нашу сторону».