Тени за холмами (СИ) - Крейн Антонина

— Это что за безобразие?! Вы почему держите за руки мою дочь? Хотите встретиться в суде?! Встретимся, не сомневайтесь!

Меж тем, долгая тишина воцарилась в разгромленном Зале Совета.

— Я правильно понимаю, — Его Величество Сайнор сурово поджал губы, смотря на пустой подиум инграсиля, — Что Шолох только что лишился главного символа государственной власти?

— Могло быть и хуже… — раздался усталый, но весёлый девичий голос с пола. — Шолох мог лишиться МЕНЯ!

И, тогда как Сайнор удивленно обернулся на дерзкую Мчащуюся, я кинулась к ней с поистине щенячьим визгом. Так мы и катались, обнимаясь и хохоча, по щедрому полю подснежников, выросшему меж чиновничьих кресел.

А вокруг бродили маги, и лекари, и гвардейцы. И Андрис вслух прикидывала, куда лучше деть пятьдесят «уснувших» мумий (Музей? Лазарет? Башня? Или себе в Иноземное стащим?). Гординиус, запинаясь, рассказывал, где держат настоящих теневиков — связанных, но накормленных. А Лиссай неохотно отвечал на пытливые расспросы Сайнора, по большей степени касающиеся того, где принц обрел такие знакомства.

Причем, как выяснилось, «такие знакомства» — это Кадия, а не Рэндом.

И ночь за окном, текущая ливнем, хохочущая ураганом, больше не выглядела опасной. Горгульи возвращались по домам, лишённые приказа. Шахматные лорды засыпали в лабиринте.

Правда, ночь была слегка растерянной — ведь мы, победители, выступили сегодня не полным составом.

И это следовало как можно скорее исправить.

— Лиссай! — окликнула я, спасая принца из отцовских силков. — А вы не хотите… Погулять?

И я отчаянно заморгала, эдакий псих-подмигивальщик, намекая на Междумирье, Мудру и всё такое.

— К-конечно, хочу! — встрепенулся принц. — Отец, раз тебе так интересна К-кадия, выдели ей весь больничный корпус во Дворце, договорились?

Лис панибратски похлопал короля по плечу и попрыгал ко мне сквозь цветочки. Из одного кармана у него торчала палочка, из другого — пушка.

Под задумчивым взглядом Сайнора, помахав друзьям, мы скрылись в толпе.

ГЛАВА 32. Перемигиваясь, перешучиваясь

Найди свою стаю и будь счастлив. Нет стаи? Найди своего человека.

Девиз волка Снежка, Который, кстати, соскучился.

Той ночью мы не сложили пасьянс из нашей счастливой колоды персонажей.

Когда Лиссай и я нырнули в Междумирье, Дахху и Анте всё еще спали. При этом кокон с Теннетом почему-то стоял вертикально, как дольмен. А еще он был покрыт какой-то прозрачной штукой, будто березовые слезы, под которыми виднелись глубокие трещины.

Что за дела? Вертится Теннет, что ли? Наружу просится? Или кто-то вскрыл его в наше отсутствие — и «незаметно» склеил обратно?..

Переглянувшись, мы с принцем осторожно отшагнули назад.

Не ровен час взорвётся бомба!

— Надеюсь, он там головой вверх, — пробормотал Лиссай.

Я же задумчиво постучала по лежащему кокону с Дахху: так торговец на рынке проверяет дыни на спелость.

Вздохнула:

— Представляю, как будет ныть Смеющийся, когда узнает, что все видели превращение инграсиля. Всё, кроме него.

— С этим сложно смириться, — согласился принц. — Но у господина Дахху есть Марцела.

— А у Марцелы — он, — подхватила я. — Они вроде спелись. Уверена, старушке приятно будет поболтать о своей, хм, реинкарнации. Не пройдет и дня, как Дахху расскажет нам процесс в таких подробностях, что даже мне, очевидице, станет завидно…

Лиссай подобрал атлас, валявшийся у беседки, и начал строить маршрут в пустыню.

— К-кстати, Тинави, — протянул он, ища на карте Запретный Квартал Мудры, поместье Авены. — Я не расстроен тем, что вы не поняли.

— Не поняла что?

(Я была до пепла последовательна в своих грехах.)

— Что я ск-казал вам, что люблю вас, — не отрываясь от листа, буднично сообщил принц. — Тогда, перед выходом к Дамбе. В глухое ухо. Сек-кретно.

Я поперхнулась. Потом подавилась. Закашлялась.

Наконец, выругалась:

— Пепел. Пепел! А сейчас-то вы зачем меня просветили, а, Ваше Высочество?!

Плечи рыжего затряслись от беззвучного смеха:

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Захотелось! Но без паники: я же ск-казал, что не расстроился.

Пока я лихорадочно соображала, куда сбежать, он обернулся:

— Я знаю, что ныне вы не отвечаете мне взаимностью, — проговорил этот удивительный парень, размечая в воздухе круглую дверь. — И отношусь к этому нормально. В к-конце концов, время играет на моей стороне.

Я подозрительно насупилась:

— Вы про Междумирье?

(Если он запрёт меня здесь — это станет проблемой.)

Лис покачал головой:

— Нет. Просто я собираюсь жить вечно, — улыбнулся он. — И, значит, никуда не спешу. А бессмертье — так-кая штука… Все в нем случается. В нужный момент.

— Но я-то не собираюсь жить вечно.

— Не зарек-кайтесь.

* * *

Увы, в пустыне мы не нашли ни Полынь, ни Мелисандра.

В подземелье была только лужа запекшейся крови у клетки — и две цепочки следов от неё. Вполне себе ровных, не "хромающих", что утешало. Но снаружи следы исчезали: пустынная поземка слизнула их, как экстравагантное лакомство.

— Ну и куда их унесло? — риторически спросила я, с верхушки полуразрушенной башни глядя на черный слепой горизонт в направлении Шолоха.

Прошло не так много времени, поэтому было странно, что ребят нигде не видать. Пешком далеко не уйдешь, а Полынь вряд ли настолько быстро оклемался, чтобы Прыгать по пустыне в обнимку с горланящим Мелисандром.

— Может, отсыпаются в к-каком-нибудь поместье? — предположил Лиссай. — Будем искать?

— А то!

И до рассвета мы ходили по Мудре.

Два Всех-Сильно-Раздражающих-Туриста, кричащих непонятные для местных имена. Периодически какой-нибудь кочевник, шаман или каннибал выходил нам навстречу с весьма прозрачным намерением, но тогда Лиссай зажигал на волшебной палочке яркий свет, а в другую руку брал пушку, пусть и без патронов, — и пустынники, наученные вчерашним опытом, тотчас разбегались, как тараканы.

Солнце уже пробудилось и упрямо карабкалось вверх по небосклону, когда я, в противовес ему, упала и уснула.

* * *

А очнулась я в Шолохе. В больничном отсеке дворца, на узкой койке, благоухающей бергамотом.

— Доброе утро! — хором возопили со всех сторон.

Что было неправдой: судя по наклону лучей в витражных окнах, уже давно отзвенел не только полдень и пятичасовой чай, но даже первый из светских вечерних коктейлей.

Оглядевшись, я не слабо так удивилась.

Лазаретный корпус был оккупирован. Захватчиками выступили сплошь родные лица.

Так, на кровати справа от меня возлежала Кадия, погребенная под цветами, конфетами и чирикающими открытками ташени. Причем парочка летучих птичек делали блондинке прическу, накручивая локоны себе на клювы, как на бигуди.

На двух кроватях слева расположились Дахху (естественно, в обнимку с «Доронахом») и Анте Давьер, который сидел уже поверх одеяла и с непередаваемым выражением лица смотрел на незажжённую сигарету. Курить тут нельзя: сигнальные жемчужинки очнутся.

Андрис Йоукли в кресле с интересом и урчащими репликами разбирала принцеву пушку (дорвалась-таки!). Сам Лиссай, перепачканный краской, стоял у мольберта, аккурат напротив моей постели.

Я подозрительно уставилась на треногу, и принц с гордостью повернул её ко мне. Я содрогнулась. Во всю ширь холста возлежала я. Какая-то зеленая. Рассыпавшаяся на квадраты.

— К-кубизм, — гордо объяснил Ищущий под моим ошалелым взглядом.

Я вежливо улыбнулась и постаралась как можно скорее забыть это зрелище. Вот так работаешь со своим комплексом неполноценности, годами добиваешься успеха, а потом один портрет — и всё, начинай сначала…

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Хей, а Мел и Полынь вернулись? — встрепенулась я.

— Пока нет, — Дахху с грохотом захлопнул книгу и сунул карандаш в отворот вязаной шапки. — Видимо, идут пешком из самой Мудры.