Легенда Тристане и Изольде - неизвестен Автор

Коли хрестяне прышли в тот остров, тогды был государ тому острову именем Давлитес, и был неяк ранен от медьведя дикого, и тут откинулся от Иосифа крещения {56}.

Коли оный витез прышол к Брунору и к его паней и рече: "Пане, поймали есмо молодых людей корновален и поведили есмо им закон наш сего города, и один витезь з их товарыства поведал ся быти лепшей тебе и панию лепшую нижли наша пани, и для того есмо прышли дати ведати вам, бо мы не можем опустити закону нашого, што нам вставили предкове нашы: для того поведайте, што маете чынити". Рек Брунор: "Не я его въставил, а ни я его могу опустити; зовите тых, которые мають судити и смотрети; которая пани цуднейшая, тая вам останет панею, а другая мусить умерети. И справуйте тую битву, а я готов". Они рекли: "Инак быти не может". И прышли к Трыщану и мовили ему: "Коли вы маете витезя того, як есте рекли, и вам може ся добре стати, будьте готовы, бо завтра будете битися. И выпустили их тот день и ноч и давали Трыщану, што была потреба, и прыходыло много рыцэров, пытаючы имени его, а не могли ся доведати, и гледели на Ижоту, а она ся таила и не могла ся утаити, и тые, которые видели, говорыли межы собою: "Згубили есмо панюю нашу господарыню, бо ест || тая лепшая". И назавтрей Трыщан убрался, и давали ему иный меч, и л. 37 об. он рек: "Дайте ми мой меч". И они ему дали. Усел на конь велми добрый, а Говорнар нес ему щыт и сулицу, а Ижота убралася велми в коштовное оденье и всела на инаходника, а Брагиня и другие девки з нею. И прыехали к шатром и нашли тых, которые мают судити их красу у шатрох, а тые шатры были полны добрых людей и витезей и паней, которые прышли гледети тое битвы. И прыехал Трыщан з дружиною и, зседшы с коней, и сели, бо еще Брунор был не прыехал; и тут затрубил человек у рог, которого рогу далеко было чуть, и усел Брунор на добрый конь и выехал з города велми убран, а с ним прышло неколко витезей и пани его, мати Галиотова. Коли Брунор прыехал к шатром, рек: "Где ест тая невеста, которая ровна ест нашой паней красою?" И они ему указали Ижоту, и он увидел Ижоту и престрашылся велми и рече: "У мои дни не видел есми лепшое невесты, я ся бою утратити наимилейшую реч для тое паней красы". И прышла мати Галиотова, которая была великое красы, а коли она видела Ижоту, она ся престрашыла, иж ей за ее красу умерети, бо ся она ей видела наицуднейшая реч на свете.

Видел Трыщан оную панию, кивнул Ижоте и прыступил к судям и почал мовити: "Панове и пание, которые маете судити красу тых паний, гледите, ото они стоять посполь; судите право". И они молчали, бо видели, што Ижота далеко цуднейшей тое паней. И Трыщан мовил повторе: "Я вас прошу, держыте мя на правде у вашом законе". Они отказали жалостны: "Мы маем так учынити, але вельми нам жаль". Обротившыся ко Ижоте и рекли: "Пани, ты-сь лепшая, и твоя краса смерти тя избавила, и для твоее красы тебе хочемо держати за нашу господарыню, але коли лепъшей тебе которая прыйдет, будь пэвна, иж мусиш умерети, як и тая, которая так долго была межы нами, || которую есмо у л. 28 великой почестности мели, а тепер ест осужона на смерть. А нам того велми жаль, але инак не може быти, бо есмо присягнули тот закон держати. Тот будь проклят, хто тот закон напервей поставил!" Коли то выказали {сказали;}, вси закрычали великим голосом, плачучы с такою жалостью, иж не было такого чоловека, который видел, штобы не жаловал.

Рек Трыщан: "Панове, велика ласка, где ест тот, с которым ся мне бити?" Они рекли: "Ото тот властный". И вказали на Брунора. И он рек: "Варуйся мене, иж я не хочу року откладати".

(Битва Трыщанова э Брунором) И взял щыт и сулицу и скочыл к нему, а он к нему, и вдарыл один другого так моцно и прыкро {резко;}, аж оружые и щыт им выпадали з рук, и ранилися оба и пали с коней. Трыщан был ранен не глубоко у бок, а Брунор был ранен у перси велми глубоко, и сулицы поламали, и вынемшы мечы, почали ся рубати велми моцно. Брунор познал по вдарцах, иж Трыщан один от добрых витезей, и почал ся силити, и рубал один другого велми моцно и велми часто, кождый рубал оберуч {обеими руками;}, бо им обема о горло шло. И познал Брунор, иж Трыщан большый над него витез, для того ся покрывал мечом, абы ся Трыщан упрацовал, але то не могло быти, и трафлял Трыщана тяти в голое место, але Трыщан на то был добрый мистр, вмел ся стереч. И рубалися великий час и были оба ранены и вмордовалися {измучились;}, иж потреба им было отъпочынути; и отступил один от другого, и стали, възлегшы на щыты и на мечы, гледечы один на другого, и стояли великую филю. Рек Трыщан: "Пане Бруноре, я тебе мам велми за доброго рыцэра и велми вмелого, и для того тобе прыяю {желаю добра}, то бог ве, не рад бых, абысь мел загинути; але прошу тебе, если можеш оставити тую битву з моим почстенем и вызволенем тое дружыны, я рад оставлю, абы ты не вмер". Рек Брунор: "Мы есмо на том местцу, либо ты мене забеш, або || я тебе, або оба будем мертвы, л. 38 об. инак не може быти". Рек Трыщан: "Где ест ненавист, там милости нет, и коли-ж так, варуйся мене". И почали ся рубати, и вси ся им дивовали. И наконец Брунор не мог стерпети, пустил щыт и меч, и сам на землю пал. Рек Трыщан: "Або вже больш не можеш?" И Брунор рек: "Рыцэру, так ти отпускаю тую битву, не мей ми за зле, иж не чыню по воли, бо не могу". Рек Трыщан: "Я тя хочу пожаловати, дай ми свой меч и мов: "Побит есми". Рек Брунор: "То бых был злый человек, коли бых рек то своим езыком, што-б было з моею легкостю; не дай того бог до моее смерти, которая ест близко мене!" Рек Трыщан: "Чуеш ли ся на том, што можеш жыв быти?" Рек Брунор: "Твой ми меч ни одного продлуженя {продления;} не дал, вжэ ест конец близко; если ми не верыш, тепер же сам узрыш". И то рекшы, пустил душу.

Видел Трыщан, иж вмер, и снял ему гелм з головы и кинул от него далеко. А позвал тых, которые его были прывели, рек им: "Панове, если я досыть вчынил за мое свобожение и моее дружыны?" Они рекли: "Досыть еси вчынил, добыл еси сесь град и сесь остров, и нам еси всим господар, а тая панъна, которую еси прывел, ест наша господарыня; але еще маеш прыняти реч". Рек Трыщан: "Которую?" Они рекли: "Той нашой паней Бруноровицы вътни главу мечом". Трыщан ся огленул на нее, а она плачет велми грозно, и было ему ее велми жал и рек: "Як я маю вбити жону?" И они рекли: "Инак не может быти". Трыщан был велми сердит и почал много мыслити. Рек Трыщан: "Проклят тот, который тот закон поставил, и тые, которые тот закон держат; я мушу вчынити таковую реч, што не буду николи весел, коли то успомену". И пошол, стял ей голову и рек им: "Вы мене прывели к ганбе, иж кождый добрый человек, который то уведает, поставит ми то за ганбу". Рекли они: "Не тобе то ганба, але тым, которые тот || закон учынили. Пойдимо-ж на гору у город и там нам прысягнеш л. 39 у городе деръжати закон того города, як сут чынили первые, которые были перво тебе". Пан Трыщан не рад был тому панству, але инак не могло быти, и пошол с ними у замок". Рекли: "Трыщане, тут нам прысягни". Трыщан не рад был прысягнути, але инак не могло быти, прысягнул им; они ему велели стати у том месте со Ижотою, в котором стоял пан Брунор з своею панею. Они тут мешкали у такой милости, Трыщану не было иного на вме, толко Ижота, а Ижоте Трыщан. А коли видела бедная сестра Галиотова своего отца и матер мертвых, и она девка была наисмутнейшая на всем свете. Будучы она у той жалости, и учынила одну судину {сосуд} и взяла отцову голову и матерыну и прыправила на конь и поехала з малою дружыною у Долные островы искати Галиота, и кудыколвек ехала, стречала рыцэры а юнаки, у кождого пытала о Галиоте прынчыпе, и кождый ей поведал правую дорогу, где ест пан Галиот. Едучы она и стретила одного рыцэра велми доброго, высокого рыцарства, у зуполной зброи едучы з малою дружыною. Она его поздровила, он ей вернул поздровленье велми дворно. И рекла панна: "Рыцэру, дай ми ся спытати як пана и для твоей дворности, если еси слышал якие слухи о Галиоте прынчыпе?" Рекли они: "Ты еси стрела, кого ищеш". И она на него смотрела долго великую филю, а не познала его, што был у зброи, а коли его познала и кинулася к нему на горло плачучы и не могучы говорыти. Коли узмогла говорыти, рекла: "Николи есми не слыхала так великому пану бы ся такая жалост стала, як тобе, которую ти хочу поведати, бедная твоя сестра". И открывшы судцы, у которых были тые кости, и рекла: "То ест кости того, хто тебе родил, а то голова того, которая тебе у чреве носила; обеюх их убил своею || рукою Трыщан, сестренец короля Марка л. 39 об. корновалского, и для того есми поехала тебе искати, абыс о том ведал, што бысь мел с тым чынити, бо ты можеш учынити, што хочеш, яко силный человек". Рек Галиот: "Як ся то стало?" Она ему споведала все по раду, и Галиот порозумел, иж Трыщан в том невинен, не мел на него жестокого серца и з великое жалости прослезился и рек: "Милая моя сестро, нам стало так великое зло за мои грехи. Коли бых ся надевал, я бых давно сказил тые злые законы, которые у том острове. Але тепер пойду и скажу тые злые законы, а Трыщану учыню, як ему слушыть, а для того не могу ся ослушати, абых ся не мстил, то бых зле вчынил. И поки буду жыв телом моим, буду ся мъстити. Вернимося у Сореилонс и там положым тело отца моего и матки у одной опатии {аббатстве;} и там порадимося, як быхмо прыйти мели на помщене {отмщение;}". И поехали вси велми жалостни, и не знал жадэн человек, штобы то Галиот, бо ехал з малою дружыною. И прыехали к оному граду, у котором был король из стома витези. Коли он видел Галиота, был велми рад для того, што Галиот прыехал, да не вдячно ему было, што прыехал з малою дружыною, и рек: "То вже не дармо {недаром;}". И коли Галиот розъобрался з зброи, король прышол и рек ему: "Пане, як ся маеш? Чому еси так не весел? Для бога поведай ми, што ся стало?" Рек Галиот: "Не дивно, што есми не весел, же ми ся стала великая легкост и жалост". И почал поведати, як ему Трыщан убил отца и матер. Рече король: "То ест, господару, великая жалост; да што с тым мыслиш?" Рек Галиот: "Хочу поехати у тот остров с одным рыцэром и з двема пахолками и з добрым конем и з зброею, так штобы мя ни один человек не познал, иж хочу прыйти гостем, хочу ся бити с Трыщаном. Если мя убъеть, то ми жалости конец, а коли я его убъю, нихто ми того не поставит за ганбу, леч за рыцэрство. А тобе прыказую, абыс ми собрал пять сот тисеч войска добрых людей, || и пойди л. 40 по мору у тот остров, под Плачный город, хочу сказити тые злые законы, што имати гостей и держати в темницы. И ты погуби их всих и вози у болото, и нехай не останется и один человек ни жона; а которые гости найдеш, тых всих пусти свободне". Рек кроль над сту витези: "Пане, што велиш мне, то все будет мною готово, коли не умру. Але як ты мыслиш битися с Трыщаном, который ест наиболшый рыцэр, яков не ест ни Анъцолот локвенский, и не мает друга на свете рыцарством по всих чотырох сторонах по мору и по суху? Не пускайся на такую прыгоду и погибель, на то я тобе не ражу {не советую}". И рек: "Пане, дал ти ест бог панство и такую моц, што ся не годит тобе мститн ни кластися о такую реч легко, бо если ся тобе зло станеть, або смерть, все твое панство зле упало, а если тя осоромотит, то ти будет великая легкость. Пане, я тебе завжды {всегда;} мам за доброго, я тобе ражу: остав тую битву с Трыщаном, а коли его найдет ласкою, он, видев такую твою жалост, он сам прыймет на себе тую помсту {месть;}; а если вы два будете на поли, если тя он не преможе, сотни ми главу". Рек Галиот: "Знам, што ми говорыш правду, и я в тебе велми дуфам, але коли бых я ему мстил Анъцалото-м або иными рыцэры, то бых горей учынил; але, як есми тобе росказал, так учыни; хотя ми будет умерети, мушу то вчынити, што есми вмыслил, то и вчыню, бо не буду вовпокою, доколе не вижу Трыщана". И король был у великом страху, што ся боял, иж Галиот не можеть терпети против Трыщану, и был велми смутен, иж миловал своего пана Галиота зо всего серца. По тых речах Галиот велел понести отца своего в один кляштор {монастырь} и положыти в коштовный гроб и голову матерыну з великим плачом, и потом оставил сестру у том граде велми почестно, а сам поехал к мору с одным рыцером и з двема служебники и с конем, на которого коня велми надевался, и зброю взял велми добрую и меч, который был Анъцолот дал.