Колесница Гелиоса - Евгений Санин

Следуя указаниям хозяина, рабы придали птице самый воинственный вид, будто орел сошел с древка знамени римского легиона, и повернули голову так, чтобы он «смотрел» золотыми бусинками глаз прямо на рыбешку.

Не забыл Артемидор и лекарств, изобретенных царем. На самых видных местах он разложил колбы и ликифчики с его знаменитым «Атталовым белилом», порошками и мазями от водянки, воспалений и болях в печени и селезенке.

И здесь желая напомнить царю о главном, он расставил вазы, на которых его художники за несколько бессонных дней и ночей изобразили взятие римскими воинами Карфагена, Коринфа, Сиракуз. В самом центре стеллажа он поставил особенно яркую вазу с сюжетами, рассказывающими об унижении сирийского базилевса Антиоха Эпифана римским сенатором Гаем Попилием Ленатом.

Чтобы Аттал из первых уст смог услышать о страданиях пергамской бедноты и купцов от притеснений римских ростовщиков и торговцев, Артемидор распорядился поставить в дальнем углу скромные стулья для «случайных» посетителей. Затем приказал убрать над входом снаружи старую вывеску и повесить новую — «Улыбка Селены».

Оставались свободными два угла.

Один из них Артемидор велел ничем не заставлять, чтобы туда выбежали танцовщицы и кифаристки, если вдруг Атталу захочется развлечься после серьезного разговора с братом. Для этого в одной из подсобок уже разместились полтора десятка юных гречанок, умеющих лучше всех в Пергаме петь, танцевать и играть на кифаре.

В другой угол рабы поставили вынесенную из подвала статую Селены. Артемидор придирчиво осмотрел ее и, не найдя ни одной пылинки на складках мраморной одежды, велел задернуть богиню луны легким покрывалом так, чтобы его можно было сорвать одним движением, дождавшись подходящего момента.

Словом, к тому часу, когда Аттал в сопровождении немногочисленной свиты вельмож, Аристарха и тысячи воинов в золоченых доспехах выехал в карете из дворца и направился по Священной дороге к мавзолею своей матери, в лавке Артемидора все было готово к приему высочайшего гостя.

«Случайные» посетители уже дожидались знака купца в расположенных напротив харчевнях. Рядом с ними в надетых под одеждой ремесленников и крестьян доспехах, со спрятанными под столами мечами и кинжалами попивали вино, мирно беседуя, переодетые воины Никодима. Они были готовы по первому зову броситься на врагов царя.

Еще один отряд коротал время за игрой в кости в подвале, где раньше собирались заговорщики.

Сам Артемидор, то и дело поглядывая на клепсидру, ходил по лавке, лихорадочно прикидывая, не забыл ли он еще чего.

Нет, не забыл…

Каждый крестьянин и ремесленник, который войдет в его лавку, не говоря уже о купцах и командирах наемников, знает, о чем ему говорить и как вести себя в присутствии царя.

Он сделал так, чтобы ни один рассказ о жестокости и наглости римлян не повторял другого.

Каждому бедняку он дал из своего кошелька по несколько медных монет, дабы тот сам смог расплатиться за вино и еду, не вызывая подозрения Аттала.

Так, по плану Артемидора, должно было продолжаться до приезда Аристоника. Отправляя за ним своего гонца, купец рассчитал все так, чтобы побочный брат царя прибыл в то время, когда на Аттала, потрясенного услышанным, наибольшее впечатление произведут слова о подосланном сенатом римлянине. А что Аристоник не будет знать, с кем ему предстоит встретиться, — не беда!

Указывая в послании о необходимости его срочного присутствия в Пергаме, он, Артемидор, специально умолчал об этом — тем неожиданнее и естественней будет встреча братьев!

И еще, зная Аристоника, он опасался, как бы тот, прослышав обо всем наперед, не решил заручиться поддержкой собрания своих гелиополитов, прежде чем пойти на встречу с царем. А так ему надо только успеть шепнуть Аристонику, чтоб тот рассказал брату про римлянина и Эвбулида. И он это сделает в тот момент, когда внимание царя будет отвлечено звоном разбитой вазы с Антиохом и Попилеем и воплями совершившего это «преступление» ремесленника, чью дочь за долги забрал себе в наложницы римский ростовщик.

Словом, все предусмотрел Артемидор. Не предвидел он лишь одного.

Аттал неожиданно задержался у гробницы своей матери, решив слегка изменить одну из внешних стен мавзолея. Он увлекся, отдавая указания скульпторам, и Артемидор уже решил, что начальник кинжала обманул его, убоявшись чего-то в последнюю минуту.

Дважды отсвистели часы после назначенного срока, когда, по заверению Никодима, царь должен был появиться в лавке, а его все не было.

Наконец, за дверью послышались голоса.

— Хвала богам! — обрадованно воскликнул Артемидор, бросаясь к выходу… и остановился в растерянности, увидев входящего в лавку брата царя.

— Что случилось? — с порога спросил Аристоник. — Я едва не загнал лошадей, получив твое послание!

— Понимаешь… — не зная, как теперь быть, не сразу ответил купец. — Сегодня ты должен встретиться здесь с человеком… от которого зависит будущее Пергама.

— Кто он?

— Ты это скоро увидишь сам, — справился с минутной растерянностью Артемидор и невольно покосился на готовую засвистеть в третий раз клепсидру. — Если, конечно, он еще придет…

— Любишь ты таинственность, Артемидор! — усмехнулся Аристоник. — Ну да ладно, подождем твоего всемогущего гостя! Все равно мне нужно отдохнуть с дороги!

Он сел на один из скромных стульев и с удивлением огляделся вокруг.

— Артемидор? Что все это значит? Ты решил открыть гостиницу для приезжающих в Пергам базилевсов?

— Да нет, я…

— Не скромничай, Артемидор! Эти вазы, явства, клине из слоновой кости! Таких покрывал я не видел даже когда жил во дворце! И еще этот орел… Постой-постой! — прищурился Аристоник, переводя взгляд с орла на скелет рыбешки, а затем на вазы. — Римляне, римляне — сплошные римляне! Клянусь Гелиосом, мне предстоит сегодня встреча с самим послом Рима в Пергаме! И мне нужно дать ему понять…

— Нет, Аристоник! — покачал головой Артемидор. — Это будет не римский посол.

— Тогда базилевс Вифинии или сам Митридат Эвергет? — продолжал надсмехаться над купцом Аристоник. — Что ж, и для них у меня найдется, что сказать! — Его взгляд неожиданно упал на прикрытую статую, в очертаниях которой угадывалась знакомая ему Селена, несущая в руке факел, с двурогим месяцем в прическе. — О! И она уже здесь! Кого же ты ваяешь в подвале на этот раз? Идем, покажешь!..

— В подвал нам сейчас нельзя, — остановил его Артемидор.

— Почему?

— Там прячется охрана.

— К чему такая предосторожность? Если понадобится, меня есть кому защитить.

— Это не твоя охрана, Аристоник.

— Не моя?! А чья же?

— Твоего брата.

— Ты хочешь сказать, что все эти вазы, клине, орел, статуя предназначены…

— Да, — кивнул Артемидор.

— И я должен сейчас встретиться…

— С Атталом Филометором, твоим побочным братом.

— Здесь?!

— Но ты же сам назвал это место достойным того, чтобы принимать базилевсов! Почему бы одному из них не быть царем Пергама? — усмехнулся Артемидор.

— Сумасшедший! — сбрасывая руку купца с плеча, рывком поднялся Аристоник и быстрыми шагами заходил по лавке. — Ты хоть понимаешь, что делаешь?!

— Понимаю! Ты должен сказать брату о цели того коварного римлянина, попросить доставить сюда Эвбулида, чтобы он указал нам на него, и этим спасти Пергам от владычества Рима и бунта черни!

— Что? — вскричал Аристоник. — Что ты сказал?!

— Не надо, Аристоник, давай хоть друг перед другом не будем ломать комедию! Разве мы, состоятельные люди Пергама, не понимаем, что все царство Гелиоса, — презрительно повел плечом Артемидор, — необходимо тебе только для того, чтобы овладеть троном или, по крайней мере, встать вровень с братом. Так же как и нам, чтобы избавиться от римлян, которые не дают ни свободно дышать, ни торговать…

— Артемидор, опомнись, что ты говоришь?!

— А то, что сегодня это может решиться само собой. Я уверен, твой брат в благодарность за спасение предложит тебе прямо отсюда отправиться во дворец, и не нужно будет никакого царства Гелиоса!

— Не нужно царства Гелиоса?! — переспросил пораженный Аристоник.

— Я не отрицаю, что ты сдержишь слово, данное черни, — торопливо возразил Артемидор. — Ты добрый, сам хлебнул немало горя и облегчишь жизнь пергамской бедноте. Поверь, живя во дворце, ты сможешь сделать для них гораздо больше, чем где-то в трущобах Пергама или крошечных Левках! Ты убедишь царя дать многим из них ателию, снизишь налоги, а тех рабов, что особенно близки тебе, отпустишь на свободу.

— Так вот ты какой, Артемидор… — медленно произнес Аристоник, словно впервые увидев купца.

— Да, такой! — не в силах остановиться, воскликнул Артемидор. — Ты не можешь не понимать, что Тапробана — это вымысел мечтателя Ямбула! Что Пергам никогда не станет государством Солнца, а его рабы и беднота гелиополитами, потому что этого не позволит Рим! Да что там Рим — те же Вифиния, Каппадокия, Понт, все государства, где существуют рабы и господа, а значит, весь мир, боясь, что пергамская зараза перекинется на их чернь, сразу же ополчатся против тебя, Аристоник! И ты, желая дать людям добро, обречешь их на новые муки. Не римские легионы, а ты зальешь кровью Пергам!