Кризис совести. Борьба между преданностью Богу и своей религии - Реймонд Франц

Они не объяснили ему, что послужило причиной этих расспросов. Несмотря на их утверждения о том, что эта беседа была чисто информативной, у Эда осталось четкое впечатление, что это было началом действий организации, которые по характеру окажутся подобными действиям карательной инквизиции. Его спросили, что он думает об организации, об учении 1914 года, о двух классах христиан, о надежде на небесную жизнь и т. д.

По вопросу организации он сказал, что больше всего его беспокоит то, что члены Руководящего совета уделяют явно недостаточно внимания и времени изучению Библии; что, по его мнению, на них лежит ответственность перед братьями за то, что они все свое время отдают бумагам и другим делам, вытесняя, таким образом, изучение Библии. Что касается 1914 года, он откровенно признал, что именно в этом вопросе следует удерживаться от догматических заявлений. Он спросил Ллойда Бэрри и Джека Барра, убежден ли сам Руководящий совет в том, что эта дата действительно является несомненной и твердой. Они ответили, что «хотя у одного — двух членов имеются сомнения, но Руководящий совет в целом полностью поддерживает эту дату». Он сказал им, что если бы высказались другие работники писательского отдела, то стало бы очевидным, что почти у всех по определенным вопросам были разные мнения.

Затем Альберт Шредер и Джек Барр лично расспрашивали по одному всех членов писательского отдела. Никто из них не признался, что сомневается в некоторых учениях организации, хотя раньше, в частных разговорах буквально все они, по крайней мере, по одному вопросу высказывали свою точку зрения, отличающуюся от взглядов организации.

Ирония всего происходящего заключалась в разделении мнений внутри самого Руководящего совета, о чем участники расследования никогда не упоминали и не сообщали тем, кого расспрашивали.

Я знал, что Лайман Суингл, координатор Писательского комитета Руководящего совета и координатор писательского отдела, находился в это время в зональной поездке. Меня удивило, что такое интенсивное расследование могло начаться в его отсутствие. Тем не менее, члены Руководящего совета, проводившие расследование, ничем не показывали, что случилось что — то необычное, приведшее к таким всеобщим расспросам. Из опыта работы в организации я знал: отсутствие объяснения их действиям было сигналом того, что все происходившее было не таким уж безобидным. Когда все выйдет наружу, это может оказаться губительным для тех, кто попадет под его влияние. Поэтому 21 апреля 1980 года я из Алабамы позвонил в бруклинскую штаб — квартиру и попросил соединить меня с членом Руководящего совета Дэном Сидликом, но оператор Общества сказал, что с ним сейчас соединиться нельзя. Тогда я попросил к телефону члена Руководящего совета Альберта Шредера, который в том году исполнял обязанности председателя. С ним также нельзя было поговорить. Я попросил оператора передать им, что жду от них звонка.

На следующий день позвонил Альберт Шредер.

Перед тем, как написать о нашем разговоре и о том, как председатель Руководящего совета ответил на мои вопросы, позвольте мне рассказать то, о чем я узнал впоследствии: о том, что уже произошло и происходило в то время, как он со мной говорил.

14 апреля, за восемь дней до звонка Шредера, в бруклинский служебный отдел позвонил Свидетель из Нью — Йорка по имени Джо Гуд. Он разговаривал с Харли Миллером, членом Комитета служебного отдела, состоявшего из пяти человек[199], и сообщил ему, что его товарищ по работе, кубинский Свидетель по имени Умберто Годинес, рассказал об одном разговоре со своим другом, членом Вефильской семьи, высказавшим взгляды, которые по многим вопросам отличались от учений организации. Миллер посоветовал Гуду попытаться узнать у Годинеса имя этого Свидетеля. Таким образом на свет появилось имя Криса Санчеса. Годинес также сказал, что в разговоре упоминались имена Эда Данлэпа, Рене Васкеса и мое. Миллер посоветовал Гуду и Годинесу не пытаться выяснить все с названными людьми и не искать решения в братской беседе. Миллер не поговорил с Эдом Данлэпом, которого хорошо знал и который работал в здании напротив. Он не позвонил Рене Васкесу, с которым был знаком уже много лет и чьими добровольными услугами шофера регулярно пользовался. Он не попытался побеседовать и с Крисом Санчесом, работавшим на фабрике Общества, с которым можно было легко связаться по телефону.

Сначала он поговорил с членами Комитета служебного отдела, спросив их, располагают ли они подобной информацией. Затем он пошел к председателю Руководящего совета Альберту Шредеру.

Его попросили пригласить Годинеса с женой в штаб — квартиру для беседы с Миллером. Крису Санчесу, Эду Данлэпу, Рене Васкесу и мне ничего не сказали. Председательский комитет, очевидно, посчитал нежелательным действовать по — дружески, т. е. стремиться не допустить, чтобы дело вылилось в серьезную проблему.

Во время беседы с супругами Миллер предложил Годинесу позвонить Рене Васкесу и «тактично» поинтересоваться, может ли тот высказаться по данному вопросу. Миллер полагал, что сам он этого делать не должен; он также не счел нужным позвонить Эду Данлэпу или перейти улицу и поговорить с ним. Годинес позвонил Рене, и цель была достигнута: ответ Рене был таким, что ему можно было предъявить обвинение. 15 апреля была устроена еще одна встреча с супругами Годинес, на этот раз на ней присутствовал Председательский комитет в составе членов Руководящего совета Шредера, Сьютера и Кляйна. До сих пор ничего не было сообщено ни Рене, ни Эду, ни Крису, ни мне. Беседа продолжалась в течение двух часов и записывалась на пленку. Из воспоминаний и впечатлений Годинеса они узнали о его разговоре с земляком и давним другом Крисом Санчесом, состоявшемся после обеда в доме Годинесов. Был обсужден ряд противоречивых моментов. В рассказе Годинеса много раз упоминались имена Рене, Эда Данлэпа и мое. В конце записи все три члена Руководящего совета похвалили чету Годинесов за их преданность и выразили (на пленке) свое недовольство теми, о ком шла речь во время беседы.

Как и Миллер, члены Председательского комитета Руководящего совета не сделали никакой попытки поговорить с Крисом Санчесом, о котором они знали только понаслышке. Они не попытались связаться ни с Рене Васкесом, ни с Эдом Данлэпом, ни со мной — с теми, о ком они получили сведения из третьих рук. Тем не менее, на следующий день, 16 апреля 1980 года на очередном заседании Руководящего совета Председательский комитет устроил прослушивание всей двухчасовой записи беседы с Годинесами (на заседании отсутствовали Милтон Хеншель, Лайман Суингл и я).