Сказка старого эльфийского замка (СИ) - Морецкая Анна

«— Ну, да ладно, мы тоже кое-что можем!» — усмехнулся про себя Корр, поскольку ухмыльнуться в натуре уже не мог — клюв, знаете ли, к мимике не приспособлен!

Он взмахнул крыльями и по широкой дуге дал круг перед тем местом, на котором только что стоял ногами. И даже с небольшого расстояния стало видно, что склон, куда выходило ущелье с Оком, весь изборожден продольными каменными складками, за которыми явно темнели полости. Вот, похоже, и вход в туннель нашелся — однозначно в одной из них. Но бродить по этим норам Ворон и не собирался, поскольку дураком не был и притчу о поиске гномьих пещер, когда стремишься сократить дорогу, а в результате заплутаешь так, что и себя потеряешь, он знал хорошо. Ее, правда, притчу эту, обычно приплетали к тем же случаем, что и поговорку о воробье в руках и журавле в небе. Но и сейчас, когда стала возможна ситуация, как таковая, без всяких иносказательных подтекстов, Корр пытать это счастье даже не подумал.

«— Мы уж как-нибудь по старинке доберемся», — решил он, и круто уйдя вниз, полетел опять, чуть не цепляя перьями елок.

К тому моменту, когда под ним нарисовалась прямая и узкая, как стрела, долина, указанная в карте окончанием его путешествия, он уже был, считай, почти присмерти. Веки затянуло третьим веком, поджатых лап Ворон уже не чувствовал давно, да и крылья, считай, тоже — казалось, что составлявшие их полые косточки превратились в лед и от следующего порыва ветра хрупнут, как тонкое стекло. Но он продолжал лететь, поддерживаемый каким-то чудом, а вернее помыслом, что его девочка погибнет, если он смалодушничает и сдастся. И Корр из последних сил молотил крыльями, которым только второе — птичье нутро, не давало сбиваться с ритма. Так же он помнил, что важно и время, потому остановиться и перекинуться, чтоб восстановить свое вороново тело, он позволил себе, лишь раз.

И вот наконец-то, эта долбанная долина простиралась под ним! С воплем: «— Слава Тебе, Многоликий!», преобразившемся в его обмороженном клюве даже не в карканье, а в какой-то придушенный скрип, он упал вниз. А в двух локтях от земли перекинулся, приземлившись при этом не на две, а на четыре конечности. Но не свезенные в кровь ладони и колени заставили его, теперь человеческим голосом, опять взывать к Отцу. Он-то и в обычное время не был хорош в обороте, в смысле, в умении сохранять свои вещи при себе. Так что теперь, когда он понял, что остался без сапог и в одном дырявом старом чулке… при том, что и носил их долго, но ведь выкинул года два как… Корр пришел в ужас. Нет, не по поводу сапог. И бормоча в который уж раз зарок, что положит пару месяцев на тренировку, стал ощупывать в первую очередь свою грудь и кошель на поясе. И только нащупав письма, даденные ему старым гномом, и не менее ценные медальоны, Ворон смог спокойно вздохнуть. И, выложив все на камень, уже с положенными моменту раздумьем и сосредоточенностью обернуться еще раз.

Вот, теперь на нем были и сапоги, и камзол по размеру, и плащ, подбитый волчьим мехом, о потере которого в первый раз он и не вспомнил. Корр облегченно вздохнул, но все же, для пущего спокойствия, в сапоги заглянул. Да, этот финт подмороженной памяти с давно уж почившими в мусорной яме носками, его пронял до глубины души. А главный страх в этом деле заключался в том, что на третий оборот все вещи можно и не вернуть совсем. Определенно, следует все-таки выделить время для тренировок целостности образа… которые обычно проходят оборотни— парни в возрасте очень молодом, а девушки — даже юном.

И в подтверждении этого незыблемого принципа, несмотря на новые шерстяные носки в сапогах, Корр не досчитался одной перчатки и походной фляги у пояса. Но оставленные на камне после первого переворота кошель с письмами и золотые медальоны душу вполне грели и по поводу всяких мелочей расстраиваться не давали. Так что, встряхнувшись, как будто не ворон, а большая собака, он отправился к воротам, нечетким силуэтом виднеющимся впереди.

А пока топал по дороге, проложенной посреди узкой вытянутой долины, он разглядывал окрестности. И то, что он видел, его вводило в некую оторопь. Почти отвесные склоны… как таковыми склонами и не были, а выглядели они вполне настоящими крепостными стенами. Только очень большими, и не сложенными из камня, а выточенными прямо из него. Тройные галереи, уступами нависающие одна над другой, тянулись по обе стороны долины, и нижние из них располагались на высоте сажень в десять. Становилось понятно, что все обширное пространствомежду ними прекрасно простреливается и из стрелометов на второй галерее, и онаграми на третьей, а ничем другим эти укутанные кожаными полостями штуки, что громоздятся на них, быть не могут. Если только ни какое-нибудь новое изобретение гномьих мастеров. Но вот назначение их, однозначно, все то же.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

А в глубине нижних галерей едва мерцали жаровни, которые он, понятно почему, не разглядел сверху. И значит там, за узкими бойницами, и сейчас стояли воины и несли дозор. Но вот даже его зоркие глаза не видели их силуэтов, притом, что он сам у них был, как муравей на ладони. Магия, заложенная в камень — гномий Дар в действии.

И вот скажите на милость, как эльфы с ними воевали?! Ведь не оду тыщу зим ходили сюда и долбились в эти стены… на кой? Ну, о воинственности тех, знали все… а об умственных скудных способностях, предположения делал, возможно, один Корр.

Тем временем он все ближе подходил к воротам, в которые упиралась дорога и, соответственно, заканчивалась вытянутая долина. Сквозь усиливающуюся пургу стал виден огонь, горящий в плошках с земляным маслом, а вскоре проявились и знаменитые барельефы, в виде огромных коренастых фигур с боевыми топорами в руках. Говорят, что барельефы у Главных ворот крупны настолько, что их целиком можно разглядеть только из дальней точки прилегающей долины. Но и эти каменные монстры поражали воображение.

А ворота были мощные, саженей пять в высоту. И поверху, конечно же, опять галерея… и мерцание огней внутри… и невидимые воины. Но голос, окликнувший его сверху, был вполне себе обычным — немного хриплым и срывающимся слегка, когда его напрягали:

— Стоять, кто такой?!

— Кто-кто, лягушка в побрякушках! Не видишь что ли, как прыгаю? — буркнул себе под нос Корр, которого уже и в человеческом обличье начало потряхивать от холода. Но потом прочистил горло и громко ответил, представляясь по всей форме: — Коррах Перрн к Сапферону Голдэйскому от Хризола Купрэского, по делу королевской Семьи Эльмерии, — и высоко поднял руку с медальоном, повернутым той стороной, на которой был начертан ключ.

Тут из той бойницы, что располагалась прямо над центром ворот, выдвинулось… выдвинулся… в общем высунулось нечто, очень напоминающее сигнальный горн военных, только без такого широкого раструба и бликующее чем-то блестящим в середине — толи драгоценным камнем, толи простой стекляшкой. На мгновение это нечто замерло, а потом вдвинулось опять в темноту за стеной. И тут же раздалось громкое:

— Входи!

И внизу высоченных ворот открылась низкая и широкая, почти квадратная, дверца. Корр не раздумывая, юркнул в нее. А разогнувшись, ощутил, как огромное помещение, в котором он оказался, дохнуло на него сухим подвальным теплом, по крайней мере, так показалось в первый момент после морозного ветра, что царствовал в долине. Из глубины же его слышался повизгивающий тихий скрежет.

Толстый гном с окладистой бородой и блестящим нагрудником, надетым прямо поверх тулупа, еще раз поразглядывав предъявленный медальон уже вблизи, зычно крикнул куда-то вбок:

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Сулфар! Ляпка! Ко мне!

И тут же из скрытого от глаз бокового помещения, из-за выдвинувшегося камня в стене, выбежали два гнома. Первый из них, оказался не намного худее начальства, но с такой же нехилой бородой, говорящей о том, что этот гном — мужик в самом расцвете зим. А вот второй и намека усов на лице не имел, да и его коренастая фигура, даже увеличенная тулупом и кирасой, выглядела щупленькой и нескладной. Этот, знать, совсем молоденьким был.