Маски времени (сборник) - Роберт Силверберг

— Заметьте, — сказал я, — с какой легкостью византийцы прогонят их от стен Константинополя. Алексей, потеряв терпение, послал в бой лучшие свои войска. Крестоносцы, пока еще не привыкшие к согласованным действиям, бежали с поля боя. В пасхальное воскресенье Готфрид и Балдуин подчинились и присягнули Алексею. Теперь все улажено. Император задает в честь крестоносцев пир в Константинополе, а затем быстро переправляет их через Босфор. Он знает, что через несколько дней прибудет еще одно войско крестоносцев — на сей раз под командованием Боэмунда и Танкреда.

Мэрдж Хефферин издала сдавленный стон при упоминании этих имен. Это должно было послужить мне предостережением, но я не обратил на нее особенного внимания.

Мы прошмыгнули вниз по линии до 10 апреля поглазеть на еще один отряд крестоносцев. Вновь тысячи рыцарей стали лагерем у стен Константинополя. Они высокомерно прогуливались прямо в кольчугах или в дорогих свободных одеяниях, наброшенных поверх доспехов, и забавлялись тем, что шлепали друг друга по плечам и бокам своими мечами или секирами, когда им становилось совсем невмоготу от скуки.

— Кто из них Боэмунд? — спросила Мэрдж Хефферин.

Я присмотрелся к рядам рыцарей.

— Вон он, — сказал я.

— О-о-о-о-о!

Боэмунд в самом деле выглядел очень впечатляюще. Почти двухметрового роста, настоящий великан для своей эпохи, он прямо-таки подавлял своим физическим могуществом всех, кто его окружал. Широкоплечий, с огромной грудью, с коротко подстриженными волосами. Кожа у него была необыкновенно бледной; манера держаться — чванливая и самодовольная. Боэмунд — очень мрачная личность, человек жестокий и беспощадный.

К тому же он был гораздо умнее других предводителей. Не желая пускаться в бесконечные перебранки с Алексеем, Боэмунд присягнул ему сразу же. Клятвы для него были не более, чем пустые слова. Глупостью терять время на пустопорожние споры с византийцами, когда он собирался покорить целые империи в Азии. Таким образом, Боэмунд сразу же добился пропуска в Константинополь. Я подвел свою группу к воротам, через которые он входил со своими рыцарями в город, чтобы можно было с более близкого расстояния поглядеть на него. Это оказалось грубой ошибкой.

Крестоносцы входили в город церемониальным маршем, спешившись, по шесть человек в ряду.

Как только показался Боэмунд, Мэрдж Хефферин тотчас же отделилась от группы, сорвала с себя тунику, и ее огромные белые груди прямо-таки выплеснулись наружу. Самореклама, так мне подумалось.

С пронзительным криком она бросилась навстречу Боэмунду.

— Боэмунд, Боэмунд, я люблю тебя, я всегда любила только тебя, Боэмунд! Бери меня! Сделай меня своей рабыней, любимый мой! — И всякие прочие слова такого же смысла слетали с ее губ.

Боэмунд повернулся и стал в недоумении смотреть на нее. Как я полагаю, один только вид здоровенной, как буйволица, пронзительно кричащей, полуобнаженной бабищи, в исступлении рванувшейся прямо к нему, должен был привести его в немалое замешательство. Но Мэрдж не удалось приблизиться к нему на расстояние ближе пяти метров.

Какой-то рыцарь, находившийся непосредственно перед Боэмундом, решил, что достиг своей кульминации предательский заговор с целью убийства его сюзерена, выхватил огромный кинжал и воткнул его прямо в ложбину между огромными грудями Мэрдж. Удар кинжала затормозил ее безумный порыв, и она, шатаясь, отпрянула назад, лицо ее подернулось глубокой печалью. На губах вспузырилась кровь. Когда она уже падала, едва ли не вверх ногами, на землю, взмахнул широким мечом другой рыцарь и рассек почти до половины ее туловище. Высыпавшиеся из живота внутренности разлетелись по всей мостовой.

Вся эта сцена длилась не более пятнадцати секунд. У меня не было ни малейшей возможности даже пошевелиться. Я стоял, объятый ужасом, четко осознавая, что именно сейчас обрывается моя карьера в качестве курьера времени. Потерять туриста — это самое худшее, что только может случиться у курьера, за исключением разве что совершения времяпреступления.

Мне нужно было действовать очень быстро.

— Никто из вас не двигается с места ни на сантиметр! — решительно объявил я своим туристам. — Это приказ!

Было весьма маловероятным, что они ослушаются. Они сгрудились все вместе в состоянии, близком к истерике, рыдая, дрожа и едва сдерживая собственные внутренности, чтобы они не вывалились от приступа охватившей их рвоты. Одно только перенесенное ими потрясение должно было удержать их на месте в течение нескольких минут — а это было больше, чем необходимо.

Я настроил свой таймер на двухминутный бросок вверх по линии и тотчас же шунтировался.

Мгновенно я обнаружил, что стою рядом с самим же собою. Вот он я, с безобразно большими ушами и всем остальным, глазею на то, как по городу вышагивает Боэмунд. Мои туристы стоят по обе стороны от меня. Мэрдж Хефферин, тяжело дыша от охватившего ее возбуждения, привстала на цыпочки, чтобы лучше разглядеть своего кумира и уже начала высвобождаться из своей туники.

Я занял положение чуть позади нее.

Как только она сделала первое же движение в направлении мостовой, руки мои сами выбросились вперед. Крепко обхватив левой рукой ее за задницу, а правой перехватив грудь, я прошипел ей на ухо:

— Стойте там, где стоите, иначе ох как пожалеете!

Она напряглась, вся стала извиваться и корчиться в моих объятиях. Я глубоко впился кончиками пальцев в мясистую плоть ее, мелкой дрожью трепещущей, кормы и фактически повис на ней. Она выгнула шею, чтобы посмотреть, кто это посмел на нее напасть, увидела, что это я, и изумленно уставилась на другого меня, который стоял в нескольких шагах слева от нее. Весь ее боевой пыл тотчас же пропал. Она грузно осела, и я еще раз шепотом напомнил ей, чтобы она даже не подумала шевельнуться. А тем временем Боэмунд прошествовал мимо нас и величавой походкой продолжал двигаться по улице дальше.

Я отпустил Хефферин, перенастроил свой таймер и шунтировался вниз по линии на шестьдесят секунд.

Полное время моего отсутствия среди туристов было менее одной минуты. Я даже не очень-то удивился бы, если бы застал их давящимися от блевоты и изрыгавшими ее на окровавленные останки Мэрдж Хефферин. Однако проведенная мною корректировка оказалась удачной. На улице не было никакого трупа. И не отшвыривали крестоносцы своими сапогами разбросанные по всей мостовой внутренности Мэрдж Хефферин. Она продолжала стоять вместе со всей остальной группой, смущенно тряся головой и потирая заднюю часть. Туника ее осталась нараспашку, и мне были хорошо видны красные отпечатки моих пальцев на мягком полушарии ее правой груди.