Встреча выпускников - Дороти Сэйерс

— Что я вам говорила? — воскликнула мисс Хилльярд. — Я всегда заявляла, что эта смехотворная сентиментальность в отношении замужних женщин разрушит всю дисциплину в колледже. Их разум уже не настроен и не может быть настроен на работу.

— Господи! — вздохнула мисс Лидгейт. — Бедняжка, она всё время растравляла свою обиду таким ужасным способом! Если бы только мы знали, мы, конечно же, сделали бы что-то, чтобы заставить её увидеть вещи в более рациональном свете. А вам, мисс де Вайн, никогда не приходило в голову поинтересоваться, что произошло с этим несчастным Робинсоном?

— Боюсь, что нет.

— С какой стати? — удивилась мисс Хилльярд.

Шум в угольном подвале уже несколько минут как прекратился. Эта тишина пробудила цепочку ассоциаций в головке мисс Чилперик, которая повернулась к Питеру и нерешительно спросила:

— Если бедная Энни действительно сделала все эти ужасные вещи, то как она очутилась запертой в угольном подвале?

— А! — сказал Питер. — Этот угольный подвал почти поколебал веру в мою теорию, тем более, что я не получил отчёт от своих агентов до вчерашнего дня. Но, когда вы просто задумаетесь над этим, то что ещё она могла сделать? Она решила напасть на мисс де Вайн по её возвращении из города — скауты, вероятно, знали, каким поездом она приедет.

— Нелли знала, — сообщила Харриет.

— Тогда она, возможно, сказала Энни. По исключительно удачному стечению обстоятельств нападение произошло не против мисс де Вайн, у которой от неожиданности могло не выдержать сердце, а против более молодой и сильной женщины, которая до некоторой степени была готова дать отпор. Даже в этом случае всё было очень серьёзно и могло оказалось фатальным. Мне трудно простить себя за то, что я не заговорил раньше — с доказательствами или без — и не взял подозреваемую под наблюдение.

— О, ерунда! — отмахнулась Харриет. — Если бы вы так сделали, она, возможно, прекратила бы свои действия до конца семестра, и мы  так и не узнали бы ничего определённого. Мне было не очень больно.

— Да. Но это могли быть и не вы. Я знал, что вы были готовы рискнуть, но не имел никакого права подставлять мисс де Вайн.

— Однако мне кажется, — ответила мисс де Вайн, — что по справедливости риск и должен был быть моим.

— Самая большая ответственность лежит на мне, — сказала директриса. — Я должна была позвонить вам и предупредить ещё до того, как вы покинули город.

— Чья бы это ни была ошибка, — продолжил Питер, — нападению подверглась именно мисс Вейн. Вместо надёжного тихого удушения было громкое падение и много крови, некоторая часть которой, без сомнения, попала на руки и платье нападавшей. Она оказалась в очень неудобном положении. Она напала не на того человека, она была перепачкана кровью, её одежда была растерзана, а мисс де Вайн или кто-нибудь ещё мог появиться в любой момент. Даже если бы она быстро вернулась в собственную комнату, то её могли заметить — её униформа была заляпанной — и, когда тело было бы найдено (живым или мёртвым), — она оказалась бы под подозрением. Её единственный возможный шанс состоял в том, чтобы организовать нападение на саму себя. Она вышла через заднюю часть лоджии, бросилась в угольный подвал, заперла за собой дверь и покрыла пятна крови мисс Вейн своею собственной  кровью. Между прочим, мисс Вейн, если вы запомнили что-нибудь из наших уроков, то на её запястьях должны остаться следы.

— Клянусь, что остались, — заверила Харриет.

— Но любые следы борьбы можно скрыть, пытаясь выбраться через вентилятор. Хорошо. Видите ли, доказательства всё ещё являются косвенными —  даже при том, что мой племянник готов опознать женщину, которую он видел пересекающей Магдален-бридж, как ту, что он встретил в саду. По другую сторону от Магдален-бридж легко можно сесть на автобус в Хедингтон. Тем временем, вы слышите человека, идущего из погреба? Если я не ошибаюсь, к нам кто-то идёт с прямым доказательством.

Тяжёлые шаги в коридоре завершились стуком в дверь, и Пэджет появился чуть ли не раньше, чем его пригласили войти. На его одежде были следы угольной пыли, хотя руки и лицо, очевидно, были наспех вымыты.

— Извините меня, мадам директор, мисс, — сказал Пэджет. — А-а, вы здесь, майор. Прямо на самом дне кучи. Пришлось перелопатить всю. — Он положил на стол большой ключ.

— Вы попробовали вставить его в дверь подвала?

— Да, сэр. Но не было никакой необходимости. На нём моя этикетка, видите: «Угольный подвал»!

— Легко запереть себя и спрятать ключ. Спасибо, Пэджет.

— Один момент, Пэджет, — сказала директриса. — Я хочу видеть Энни Уилсон. Пожалуйста найдите её и приведите сюда.

— Лучше не надо, — тихо сказал Уимзи.

— Конечно же надо, — отрезала директриса. — Вы сделали публичное обвинение против этой несчастной женщины, и будет только справедливо дать ей возможность ответить на него. Приведите её прямо сейчас, Пэджет. — Руки Питера сделали последний красноречивый жест, свидетельствующий, что он вынужден уступить. Пэджет вышел.

— Думаю, что это просто необходимо, — сказала экономка, — чтобы решить этот вопрос раз и навсегда.

— Вы действительно думаете, что это разумно? — спросила декан.

— Никто в этом колледже не может быть обвинён, — сказала директриса, — без того, чтобы быть выслушанным. Ваши аргументы, лорд Питер, кажутся в высшей степени убедительными, но улики могут иметь и некоторую другую интерпретацию. Энни Уилсон —  без сомнения Шарлотта Энн Робинсон, но из этого не следует, что она стоит за всеми беспорядками. Я признаю, что против неё говорит многое, но это может быть фальсификацией или совпадением. Например, ключ можно было бросить в угольный подвал в любой из трёх прошедших дней.

— Я ходил повидаться с Джуксом… — начал было Питер, когда его прервал приход Энни. Опрятная и услужливая, как обычно, она приблизилась к директрисе:

— Пэджет сказал, что вы хотели видеть меня, мадам. — В этот момент её взгляд упал на газету, раскрытую на столе, и она вздохнула с длинным и резким шипящим звуком, в то время как её глаза обшаривали комнату взглядом затравленного животного.

— Миссис Робинсон, — сказал Питер быстро и спокойно. — Мы вполне можем понять, что вы чувствуете обиду — возможно, справедливую обиду — на людей, ответственных за трагическую смерть вашего мужа. Но как вы могли дойти до того, чтобы позволить своим детям помогать вам готовить эти ужасные записки? Разве вы не понимали, что, если что-нибудь произойдёт, их могут заставить выступить свидетелями в суде?

— Нет, не могут, — быстро сказала она. — Они ничего об этом не знали. Они только помогали вырезать буквы. Вы думаете, что я позволила бы им страдать? Боже мой! Вы не можете этого сделать…, я говорю, вы не можете так поступить… вы — животные, я бы сначала убила себя.

— Энни, — сказала доктор Бэринг, — должны ли мы так понимать, что вы признаёте себя ответственной за все эти отвратительные беспорядки? Я послала за вами, чтобы вы могли оправдаться от некоторых подозрений, которые…

— Оправдаться? Я? Я не стремлюсь оправдываться. Вы — самодовольные лицемеры, хотелось бы мне, чтобы вы привели меня в суд. Я рассмеялась бы вам в лицо. Как бы вы выглядели там, в суде, когда я рассказала бы судье, как эта женщина убила моего мужа?

— Мне чрезвычайно неприятно, — сказала мисс де Вайн, — слышать обо всём этом. Я ничего не знала об этом до сегодняшнего дня. Но у меня действительно не было никакого выбора, как поступить. Я не могла предвидеть последствий, но даже если бы могла…

— Вам было бы наплевать. Вы убили его, и вам наплевать. Я говорю, что вы убили его. Что он вам сделал? Какой вред он причинил хоть кому-нибудь? Он только хотел жить и быть счастливым. Вы вынули хлеб из его рта и обрекли его детей и меня на голод. Какое вам было до этого дело? У вас нет никаких детей. У вас нет мужчины, о котором нужно заботиться. Я знаю о вас всё. У вас когда-то был мужчина, и вы бросили его, потому что забота о нём причиняла вам слишком много беспокойства. Но разве вы не могли оставить в покое моего мужчину? Он сказал ложь о ком-то, кто стал тленом сотни лет назад. Никому не стало от этого хуже. Разве грязный клочок бумаги важнее, чем наши жизни и счастье? Вы сломали его и убили — ни для чего! И вы считаете, что эта работа для женщины?

— К большому несчастью, —  сказала мисс де Вайн, — это было моей работой.

— Что общего у вас с такой работой? Работа женщины состоит в том, чтобы заботиться о муже и детях. Жаль, что я не убила вас. Жаль, что я не могу убить вас всех. Жаль, что я не могу сжечь дотла это место и все подобные места, где вы учите женщин браться за мужскую работу, чтобы сначала ограбить их, а затем убить.

Она повернулась к директрисе.

— Вы что, не понимаете, что вы делаете? Я слышала, как вы тут все сидите кружком и хнычете о безработице, но это вы… такие женщины, как вы, крадут работу у мужчин и разбивают их сердца и жизни. Неудивительно, что вы не можете найти мужчин для себя и ненавидите женщин, которые могут. Бог не допускает, чтобы мужчины попали в ваши руки, — вот что я вам скажу. Вы разрушили бы жизнь своих собственных мужей, если бы они у вас были, ради какой-нибудь старой книги или кусочка письма… Я любила своего мужа, а вы разбили его сердце. Если бы он был вором или убийцей, то я всё равно любила бы и поддерживала его. Он не собирался красть тот старый клочок бумаги, он его только припрятал. Это не имело никакого значения ни для кого. Это не помогло бы ни одному мужчине, женщине или ребёнку в мире, это не вылечило бы даже кошку, но вы убили его за это.