Бремя империи - Александр Маркьянов

В стекло застучали. Аль-Ваджид повернулся — полицейский, молодой, высокий, с пшеничными, почти белыми волосами внимательно смотрел на него. Аль-Ваджид нажал на кнопку — стекло поползло вниз.

Неверные? При чем тут неверные.

— Позвольте ваши документики.

Аль-Ваджид протянул документы — права, документы на машину, накладные на продукцию. Он не нервничал — такие как он не имели нервов.

— Из Шемордана едете?

— Да — подтвердил аль-Ваджид. Его грузовик был рефрижераторным — чтобы не вскрыли — и по документам перевозил мясо с Шемордана, там была достаточно известная в этих краях фирма, производившая мясо и мясопродукты. У нее были магазины, "Шеморданский бычок" где торговали свежим мясом, в том числе в самом центре города

— Понятно… Давно там работаете?

— Два года.

— Все понятно. Можете следовать… — полицейский отдал документы.

Аль-Ваджид плавно прибавил газу…

Полицейский пропустил мимо себя фургон, отвернулся, чтобы водитель не мог видеть его действий через зеркало заднего вида, наклонился к плечу…

— Белый фургон, госномер А21398 — опасность!

— Принял, код красный! — отозвался эфир — группе захвата готовность! Работаем по первому варианту.

— Группа захвата на исходной!

Произошла та самая случайность, которая не могла быть учтена ни в одном плане. Место для таких случайностей было всегда, кому-то они спасали жизнь, у кого-то — они ее отбирали. Молодой полицейский пришел в полицию три месяца назад, родом он был из Шемордана и работал там охранником как раз в мясной компании. Если бы там был такой водитель — он бы его знал.

Когда фургон выехал с моста и поравнялся с армейскими грузовиками, один из грузовиков вдруг резко сдал назад, перекрывая две полосы движения из пяти и отрезая автомобильный поток. От второго по серому бетону дороги метнулась черная стальная змея, разворачиваясь в шипастую ленту. С гулким хлопком лопнули покрышки передних колес, фургон неудержимо потащило влево, затем вправо. Лежавший на обочине слева от дороги большой неуклюжий камень вдруг лопнул, жуткий грохот ударил по ушам подобно артиллерийскому залпу. Взорвалось отвлекающее устройство на базе светошоковой гранаты, специально заложенное здесь для подобных случаев. И тут же выпрыгнув из кузова второго грузовика, держа наготове оружие, к теряющему ход фургону стремительно рванулись восемь бойцов группы захвата в сером, городском камуфляже.

Но успеть они не могли. Не смогли бы ни при каком раскладе. Когда хлопнули покрышки, и враз потяжелевший руль едва не вырвался из рук, аль-Ваджид все понял. И он знал, что делать. То, что и должен был, то, что от него требовалось. Слева от машины полыхнуло пламя, а по ушам больно ударил громовой раскат разрыва, а аль-Ваджид просто бросил руль и последним движением в жизни протянул руку к переключателю на приборной панели, повернул его. Через миллисекунду его не стало — как не стало и окружающих машину жандармов из спецгруппы и проявившего бдительность полицейского, и водителей, которым не повезло в то проклятое утро оказаться на этом самом мосту. Без малого четыре тонны взрывчатки превратили всех их в ничто…

Искендерун, горный хребет. Ночь на 01 июля 1992 года

Шаг за шагом. Ступать след в след, нога вступает точно на то место, на которое только что ступал предыдущий боец. Не издавать ни звука, даже если сорвался — падать молча. Хотя риск упасть почти минимальный, в группе альпинистов уровнем ниже кандидата в мастера нет, все прошли не одну тысячу километров по таким вот горным тропам. Тем более что и тропа не такая уж опасная, единственная проблема — снаряжение. Каждый несет в общей сложности больше шестидесяти килограммов — оружие, снаряжение, боеприпасы. Каменистая почва плывет в зеленом тумане ночного монокуляра, веревка трет кожу даже через перчатку. Веревка — это жизнь, веревка — это хоть какая-то гарантия, что тяжеленный рюкзак за плечами не перевесит, и ты не полетишь вниз. Хорошо, что тут еще горы не высокие, не то, что Кавказ, там вдобавок еще и воздуха не хватает на высоте. Здесь — даже на этой стороне пахнет морем, какой-то едва уловимый йодистый запах и свежесть. Свежесть, какая бывает только у большой массы воды. Так что — идти можно. Забыть о боли в ногах, забыть о том, сколько еще осталось и просто идти, след в след, шаг за шагом, раз за разом переставлять ноги. Раз — два, раз — два…

На разведку пошла самая подготовленная, первая рота. Разбились на две группы, наметили точки наблюдения, маршруты движения по каменистым склонам. Две колонны постепенно втягивались в ночную тьму, растворялись в ней. На каждом бойце — специальная, маскирующая лохматая накидка из ткани, не пропускающей тепловое излучение. Присел — и ночью метров с десяти можно за куст сойти.

Первыми шли саперы, тщательно просматривая и прощупывая почву перед собой — не исключено, что по дороге могут быть растяжки или мины. Скажете — ерунда, откуда здесь растяжки, не война же? А то, что захвачена атомная электростанция, прекрасно охраняемый объект, об который и целый полк споткнется — это как? Это — хреново. Очень хреново. Готовиться надо ко всему, даже к самому худшему.

Помимо штатного вооружения и снаряжения с вертолетов сняли две тяжелые снайперские винтовка калибра 14,5 с ночной оптикой Единственное оружие, гарантированно позволяющее больше чем с трех километров добить до станции и точно поразить одиночную цель. Тут даже КОРД не годится, а «Кобра» с баллистическим вычислителем и специальными снайперскими патронами из меди — в самый раз. Правда, тяжелая зараза — двадцать килограммов без патронов и патроны сами тоже весят. Кто-то, раскидав часть своего снаряжения по рюкзакам товарищей, тащит здоровую, едва не в человеческий рост винтовку. Кто-то — снаряженные магазины к ней. А ведь еще — тепловизор, тоже нелегкая штука. И, тем не менее — идти надо. Да поторапливаться. Сейчас они — глаза и уши штаба, глаза и уши самой империи.

У самого гребня залегли, дальше передвигаться иначе как по-пластунски нельзя. Самое опасное — высунуться за гребень, если с той стороны наблюдают, используя термовизор — голова наблюдателя хорошо будет видна, это все равно, что растяжку задеть или сигнальную ракету выпустить. Огляделись — метрах в десяти был полузаваленный валунами распадок, вот там — сам дьявол не разглядит человека в каменном месиве. Первыми пошли два человека — головной дозор. Остальные молча ждали, распластавшись на каменной россыпи, придавленные тяжестью своих рюкзаков, пытаясь дать хоть какое-то отдохновение своим ногам.

— Противника в непосредственной близости не наблюдаю!

Уже лучше. Если бы у противника были достаточные силы — он выставил бы за периметром станции передовые дозоры. Да еще заставил бы их докладывать обстановку каждые полчаса — отсутствие доклада в установленное время — сигнал тревоги. То, что передовых дозоров нет 0- это уже хорошо, значит либо у противника не так уж много сил, либо он ведет себя самоуверенно. Самоуверенность — самый короткий путь к гибели…

— Замаскироваться, приступить к наблюдению!

Командовать почти не приходилось — в роте старшего лейтенанта Романова случайных людей не было, все понимали друг друга с полуслова, с полужеста. Первая рота была разведывательной, специализировалась на скрытном проникновении, а скрытность подразумевала бесшумность. Сейчас нужно было прежде всего, не привлекая внимания, не демаскируя себя, занять оборону на гребне, проверить все вокруг на предмет мин и различных ловушек и самое главное — выставить на позиции обе винтовки. Только с помощью их прицелов можно было оценить ситуацию с расстояния более трех километров. Ни тепловизоры ни ночные прицелы не добивали на такую дальность — оставалось надеяться что обычная просветленная оптика в сочетании с продолжающимися на территории станции пожарами помогут оценить ситуацию.

— Господин лейтенант, штаб запрашивает данные

— Передай, вышли на исходную, приступаем к наблюдению.

Старший лейтенант Николай Романов сбросил с ноющих плеч рюкзак, ловко как ящерица пополз к винтовке — когда человек долго несет груз, а потом резко освобождается от него — появляется такое чувство, что вот-вот взлетишь — какая-то легкость. Снайпер отодвинулся, уступая место у винтовки, старший лейтенант поудобнее устроился на камнях, приложился к установленной на три точки — сошки и опора в прикладе — винтовке, подвигал стволом вправо-влево. Картина разрушений и пожаров проплывала перед глазами, увеличенная в шестьдесят раз. Вот развалины казарм личного состава — черные, еще сочащиеся огнем провалы, безумное месиво камней, объеденные пламенем закопченные стены. Вот парк для техники — испещренные опаленными дырами крыши, выгоревшие стальные остовы некогда грозной боевой техники. Все двери выбиты взрывами изнутри — понятно, использовались специальные боеприпасы, проникающие через крышу помещения и взрывающиеся внутри. Вот изъеденная кратерами земля периметра, хаотическое нагромождение стали и бетона, того что когда то был заборами и вышками охраны. И никого в живых…