Космическая одиссея Инессы Журавлевой - Юлия Цыпленкова

— Инулечик — ангелочек, — умилилась мама, когда я уже сидела в свадебном платье, и парикмахерша Любка из моего бывшего салона закрепила мне фату на прическе, которую делала битый час.

— Приехали! — возвестила бабуля с балкона. — Мать моя женщина, лепота-то какая… Элка, валокордина неси, щас помру от восхищения.

Мама подхватила бабушкины капли и умчалась на балкон, откуда донеслось:

— Да не себе! Мне капай!

Мама жахнула порцию валокордина, занюхала рукавом и изрекла:

— Умереть не встать. Дойдут до квартиры-то?

— Проконтролирую, — бабуля закатала рукава и пулей унеслась на лестницу, забыв про валокордин.

Дальнейшее я смотрела на экране телевизора, куда подключилась Сима. Как она создавала соединение, я даже вникать не стала, довольствуясь результатом. Стоит начать с того, что я сама чуть за валокордин не схватилась, когда увидела своих мужиков. В костюмах они были шика-а-арны сверх меры. Едва слюной не закапала свое платье, глядя на статные широкоплечие фигуры с бабочками. В петлице Димы красовалась бутоньерка, из нагрудного кармана Ромы выглядывал заковыристо сложенный платок нежно-голубого цвета, в тон рубашке, которая подчеркивала цвет его глаз, делая их еще ярче и глубже. Дима сунул руку в карман брюк, что придало ему слегка небрежный вид, но, зараза, это привлекало к нему еще больше внимания.

— Не боись, доча, — сказала мама, капая себе теперь пустырника, — бабушка всем глотки порвет, у нее новый протез. Дойдут.

— Ага, — сглотнула я, глядя как мои красавцы подходят к парадной, где их уже ожидало благородное собрание.

Аттарийцы ослепительно улыбнулись, кто-то из дам застонал, и ее тут же оттеснила бабуля. Представление начиналось. Вперед выступила соседка, заявившая, что она проведет выкуп в лучших традициях. Несмотря на свой почтенный возраст, Зоя Леопольдовна зависла, глядя на жениха и свидетеля, на которого уже дрожащими руками навешивала ленту моя подруга Надька.

— Здравствуйте, — поздоровались вежливые аттарийцы.

— Здрасти, — сглотнула Зоя Леопольдовна.

Бабуля ткнула ее локтем в бок, и наша самовыдвиженка на роль массовика-затейника засуетилась.

— Зачем пожаловали? — наехала она на моих мужчин.

— За невестой, — ответил с улыбкой Дима.

Зоя Леопольдовна утерла пот и встряхнулась окончательно.

— Так, вон, сколько красавиц, — сказала она, красавицы радостно заулыбались. — Бери любую, да под венец веди. — И сама приосанилась.

Дима, в лучших наших национальных традициях, отвесил земной поклон. В этом я почувствовала Симину невидимую длань. Народ открыл рты, глядя на такое уважение родной старине.

— Не серчайте, красны-девицы, — выдал мой рептилоид. — Все хороши, но сердцу милей моя Инночка.

Девицы заметно обломались и приуныли, даже Зоя Леопольдовна. Дима собрался пробить заслон из женских тел, ставший явно больше и плотней с того момента, как аттарийцы подошли к дому. Заслон не шелохнулся, и Ардэн в недоумении изломил бровь, отчего вспотели еще несколько красавиц. Зоя Леопольдовна откашлялась и снова взяла слово.

— Мы невестой дорожим, просто так не отдадим, — заявила она, красавицы горячо закивали в знак согласия и еще плотней сомкнули ряды. С-су-у… Сумели-таки ввести меня в искушение выйти и всех послать. — Коль пройдешь ты испытанье, то добьешься и вниманья. Готов доказать свою любовь?

— Без базара, — хлопнул себя Дима кулаком в широкую грудь. Зоя Леопольдовна закусила губу и состроила глазки.

— Тогда первое испытание, — прорычала она, глядя в глаза Ардэна, где застыло вежливое внимание. — Дорожку видишь из следов? — мои мальчики вытянули шеи и заглянули за спины благородному собранию, благо возвышались над всеми. — По ней тотчас же отправляйся и в любви своей признайся.

Дима кивнул, красавицы не сдвинулись с места, продолжая пожирать взглядами аттарийцев. Мальчики попробовали вежливо протиснуться, не пустили.

— Дамы, — обратился к ним Рома.

Дамы улыбнулись, эффект остался прежним, ни сантиметра в сторону. Бабуля огляделась, подбоченилась и гаркнула:

— А ну, посторонись, курятник! Сейчас перья-то повыдергаю!

Ряды дрогнули и пришли в замешательство, обиженно глядя на мою бабушку. Этого хватило, чтобы мои мужчины оказались в парадной.

— По следам! — заорала Зоя Леопольдовна и рванула следом. — И слова всякие ласковые говори, — велела она.

Дима мечтательно улыбнулся, чем вызвал у красавиц состояние близкое к восторженной коме. Он сделал первый шаг:

— Любимая, нежная, ласковая, страстная, милая, единственная, неповторимая, лучшая, незаменимая, великолепная, желанная, — говорил, делая каждый новый шаг. Судя по лицам красавиц, подошвой своих щегольских ботинок Ардэн вбивал гвозди в гроб светлой женской мечты. — Идеальная, сумасшедшая, невероятная, жизнь за нее отдам, люблю больше жизни, никогда не предам, радость моя, счастье мое, не могу без нее.

Рома шел за ним по тем же следам и улыбался не менее мечтательно, чем Дима. Мальчики мои, паразиты инопланетные… Ну вот, до слез довели, гады. Мама протянула мне платок, я шумно высморкалась и продолжила смотреть. Постепенно ряды красавиц во главе с Зоей Леопольдовной перетекли и снова закрыли дорогу перед женихом.

Теперь вперед вышла Надька, моя свидетельница. Она поднесла Ардэну ромашку.

— Тяни лепестки, — велела Зоя Леопольдовна. — Ошибешься, плати штраф, — с неожиданной мстительностью в голосе заявила она.

Дима вытащил лепесток и прочел, точней, ему в гарнитуру озвучила Сима.

— Какого цвета глаза у невесты? — Дима опять мечтательно улыбнулся. — Манящие, загадочные. Когда я в них смотрю, забываю себя.

— Цвет, — рявкнула Зоя Леопольдовна. Мы с мамой недовольно переглянулись.

Папа откупорил последнюю бутылку со своей настойкой.

— Коля, — мама погрозила ему пальцем.

— Пока они дойдут, я проспаться успею, — отмахнулся отец родной и хлопнул рюмашечку.

— Зеленые, как весенняя трава, — ответил Дима. — А когда наполнена желанием, становятся темными, как воды моря Вечности на план… Э-э-э, — опомнился Дмитрий Горыныч. — Зеленые у нее глаза, — отчеканил он и вытянул следующий лепесток.

Рома откашлялся, делая вид, что он вообще не понимает, о чем говорит рептилоид.

— Когда родилась ее мать? — Дима помолчал и без запинки повторил за Симой, больше не за кем, я не говорила точной даты, только возраст. — Пятое апреля тысяча девятьсот шестьдесят восьмого года. — Потянул следующий лепесток. — Размер обуви невесты. — Тридцать шестой. Дальше тянуть?