Горе победителям - Сергей Садов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ну… если каждое новое предложение почти не связано с предыдущим по смыслу, то письмо мог писать только абсолютно лишенный чувства стиля человек, либо… либо он находится в сложном положении и спешит изложить свои мысли, стараясь уместить как можно больше информации в минимум слов. Плюс волнение, плюс… ну ты понял.
– Да. – Я медленно прошелся по комнате, разглядывая такие знакомые вещи, которые я видел еще в то время, когда Виктор Семенович приглашал меня к себе. – У вас мало что изменилось. Вот этого пуфика вроде не было…
– Я его купил два года назад, – улыбнулся Виктор Семенович. – Ты не мог его видеть. А так ты прав. Почти ничего не изменилось. Да, наверное, тебе это будет интересно… – Виктор Семенович вдруг встал и достал из шкафа альбом с фотографиями. – Вот. Здесь фотографии твоей группы.
Я взял альбом и раскрыл его. К собственному удивлению, в нем я обнаружил и свою фотографию. Фотограф, снимая игры детей, заснял и меня. Я сидел на ветке дерева и смотрел куда-то в сторону. Как-то получилось, что именно эта моя задумчивая фигура на снимке оказалась центральной. То ли фотограф специально снимал только меня, а остальные оказались лишь фоном, то ли так получилось чисто случайно. Я достал эту фотографию и стал внимательно разглядывать себя тогдашнего. Подошел к зеркалу.
– Знаете, а я все-таки изменился, – заметил я. – Не внешне, но что-то все равно есть.
– Ты стал старше, – кивнул Виктор Семенович. – Пусть это по внешнему виду и не видно, но сейчас, когда я с тобой говорю, это заметно. – Он взял из моих рук фотографию и тоже глянул на нее. – Знаешь, а эта фотография мне тоже нравится. Мне всегда нравились именно те фотографии, которые сделаны неожиданно для тех, кого снимают, без подготовки. Только тогда они действительно живые. А так… Если хочешь, можешь ее взять. Думаю, она тебе нужнее, чем мне.
Я покачал головой.
– Давайте сделаем по-другому. – Я достал рацию. – Мушкетер, отсканируй изображение и сохрани его в памяти. Потом сделай распечатку.
– Давай изображение, – тут же отозвался голос Мушкетера. Виктор Семенович при виде рации вздрогнул и с интересом стал наблюдать за моими дальнейшими действиями. Я же положил фотографию на стол и неторопливо провел над ней рацию.
– Давай для точности еще раз, – попросил Мушкетер. Я выполнил пожелание и снова провел над фотографией рацию. – Все. Изображение сохранено. Сейчас я его обработаю и потом распечатаю. Конец связи.
– Конец связи, – отозвался я, убирая рацию и возвращая фотографию.
Потом мы с Виктором Семеновичем присели на диван и стали разглядывать альбом. Нельзя сказать, что эти фотографии что-то вызвали в моей душе. Слишком мало я был в интернате и почти никого не успел узнать из своей группы. Да и не интересовался я в тот момент никем. Зато сейчас Виктор Семенович этот пробел и восполнял. Тигар же уселся на кресле и принялся за изучение журналов, что лежали перед ним на журнальном столике. Нам он старался не мешать, делая вид, что его тут вообще нет.
– А теперь давай о себе, – отложил альбом Виктор Семенович. – Я ведь чувствую, что тебя что-то гнетет. Ты… ты вроде тот, но другой.
– О себе? – невесело хмыкнул я. – Что ж, вы правы. И вряд ли вы сможете гордиться своим учеником. Как я погиб, вы ведь знаете? Так что мой рассказ начнется как раз с того места, когда я очнулся в совершенно незнакомом кабинете…
Я заметил, что даже Тигар отложил журналы и внимательно слушает. Впрочем, он ведь тоже ничего этого не знал. Впервые я говорил кому-то свою полную историю, ничего не утаивая. Я был полностью откровенен, как можно быть откровенным вообще. Это была моя исповедь.
Виктор Семенович слушал внимательно. Потом машинально достал сигарету и закурил, похоже, даже не заметив этого. По окончании моего рассказа он долго молчал. Я тоже. Выложившись полностью, я просто не знал, что сказать. Да и не хотелось ничего говорить. Тем более рассказ занял довольно много времени. На улице уже начало темнеть, а значит… я глянул на часы. Почти десять. Значит, мы сидим почти три часа. Я посмотрел на Виктора Семеновича. Тот пыхтел своей сигаретой. Потом встал.
– Посиди, я сейчас. – Он прошел на кухню и загремел там посудой. Вскоре вернулся оттуда с тремя чашками. Принес вскипевший чайник и коробку конфет. – Вот, давайте подкрепимся. Думаю, это нам не помешает. Кажется, разговор нам предстоит долгий и серьезный. И не смотри на часы, Кирилл. Я взял несколько дней отгулов. Так что время у нас есть. Если, конечно, ты не спешишь.
Я смутился.
– Да нет. Мне некуда спешить. Я ведь и прилетел, чтобы посоветоваться…
– Вот об этом я и хочу поговорить. Кирилл, Кирилл. Я все-таки был о тебе лучшего мнения. Как ты мог ни разу не дать мне даже знать о том, что ты жив?!
– Но… я же дал…
– Дал? Это когда ты неожиданно появился в сети, выдал несколько фраз и исчез, ничего не объяснив? Нет, я понимаю твое состояние, но все же. Кирилл! – вдруг с неожиданной болью воскликнул Виктор Семенович. – Я же ведь все это время считал себя виноватым в твоей смерти! Если бы я тогда не настоял на твоем походе в музей…
– Но… но ведь хорги все равно меня подкараулили! Не было бы того случая, был бы другой!
– Я не знал о хоргах.
Я опустил глаза.
– Простите.
– Не будем вспоминать прошлое. Прошлое в прошлом. А вот ты, похоже, это забыл. Ладно, давай поедим, а потом поговорим. Кстати, ты до сих пор не представил своего друга. – Было заметно, что первое потрясение от встречи со мной у Виктора Семеновича прошло, и он взял себя в руки.
Тигар вопросительно посмотрел на меня. Я кивнул. Он подошел к выложенным продуктам и достал анализатор. Быстро проверил принесенные булочки, конфеты и чай. Виктор Семенович слегка удивленно наблюдал за его действиями. Потом посмотрел на меня.
– Ему не все можно есть из земных продуктов, – объяснил я.
– Почему? – Виктор Семенович недоуменно покосился на мальчишку. – Постой, ты говоришь – из земных продуктов… – Кажется, он все понял, поскольку ошарашенно уставился на Тигара.
– Внешность бывает такой обманчивой, – подтвердил я его вывод.
– Черт возьми! – Виктор Семенович опустился в кресло и уставился на Тигара. – Этого не может быть!
– Почему? – удивился Тигар. – Вы поверили рассказу Кирилла и не верите в то, что я не землянин?
– Ну… – замялся Виктор Семенович. – Я думал, что инопланетяне… ну… ну отличаются от землян.
– Отличаются. Некоторые больше, некоторые меньше, – подтвердил Тигар. – Это если судить по внешности. Моя раса, например, мало от вашей отличается, хотя перепутать нас невозможно. Если вы присмотритесь, вы поймете, что я все же не землянин. А остальное лишь вопрос пластической хирургии.
– П-понятно. Что ж, видно, я смогу и это переварить. Что ж, если еда подходит, то прошу за стол.
Мы с Тигаром дружно придвинули стулья и взялись за чашки. Во время еды мы старались не разговаривать о деле. В основном Виктор Семенович расспрашивал Тигара о его народе. Тот, как мог, отвечал.
Заметив, что я выпил чай и уже сыт, Виктор Семенович тоже отложил свою чашку.
– Кир, возможно, мой вопрос покажется тебе жестоким… Как ты относишься к этому твоему другу? Старху? Я правильно запомнил имя?
– Правильно, – вздохнул я. – Как я к нему отношусь? Знаете, я считаю себя виноватым в его смерти. Мне кажется, что он прекрасно понимал, чем ему грозит его предательство.
– Мне тоже так показалось. И мне жаль, что это тебя ничему не научило. Тихо. – Виктор Семенович поднял руку, предупреждая мои возражения. – У тебя будет время мне возразить. Сейчас просто выслушай. Твоя вина в смерти твоего друга, безусловно, есть, и тут уж тебе от этого никуда не деться. Но подумай, что привело к ней. Почему он вынужден был носиться за тобой по всей галактике? Ты говорил, что раньше он предупреждал тебя, чтобы ты уехал на Землю и забыл все.
– Но я не мог…
– Не мог на Землю, зато мог найти другое тихое место. Я так понял, ты многим занимался. Мог найти дело по душе. Так что тебя погнало на эту Эстреду? Что тебя толкнуло к сотрудничеству с таким человеком, как Укорт? Месть! Я неправ?
Я опустил голову.
– Правы. Но я тогда думал…
– Не важно, что ты думал! Пойми, месть – чувство разрушительное. Прежде всего ты губишь себя, превращая свою жизнь в заложника своей мести.
Виктор Семенович вдруг встал, подошел к полке и вытащил оттуда две довольно толстые книги. «Граф Монте-Кристо» – прочитал я на обложке.
– Наверное, ты знаешь эту книгу.
– Я читал ее.
– В таком случае ты должен помнить, о чем она. Так ответь, что принесла Эдмонду его месть? Что он сделал в своей жизни хорошего? Превратил девушку, которую любил, во вдову без средств к существованию? Заставил ее сына, который в грехах отца был неповинен, зарабатывать на жизнь не только себе, но и содержать мать? Разорив банкира, он ведь не только отомстил ему, но и лишил средств к существованию все его семейство. И что осталось ему? Порой я думал, убей Дюма своего героя в конце книжки, и от этого ничего не изменилось бы. Ибо нет у Дантеса дальнейшей жизни. Ему судьба дала богатство. Он был не лишен талантов. И на что он все это растратил?