Девушка с татуировкой дракона - Стиг Ларссон

Они встали около десяти, приняли вместе душ и сели завтракать в саду.

Около одиннадцати позвонил Дирк Фруде. Он сообщил, что похороны состоятся в два часа, и спросил, собираются ли они присутствовать.

— Не думаю, — ответил Микаэль.

Потом адвокат попросил разрешения зайти к ним часов в шесть, чтобы поговорить, и Микаэль охотно согласился.

Несколько часов у него ушло на то, чтобы разложить бумаги по коробкам и перенести их в кабинет Хенрика. Под конец остались только его собственные блокноты с записями и две папки с делом Ханса Эрика Веннерстрёма, которые он уже полгода не открывал. Микаэль вздохнул и сунул их в сумку.

Дирк Фруде опоздал и появился только ближе к восьми часам. Он был по-прежнему в траурном костюме и казался совершенно изможденным, когда опустился на кухонный диван и с благодарностью принял из рук Лисбет чашку кофе. Лисбет обосновалась за приставным столом и уткнулась в свой ноутбук, а Микаэль стал расспрашивать Фруде о том, как восприняли родственники воскрешение Харриет.

— Можно сказать, что оно затмило кончину Мартина. Сейчас уже о Харриет пронюхали и СМИ.

— И как вы объясняете ситуацию?

— Харриет побеседовала с журналистом из «Курирен». Она рассказала, что сбежала из дома, потому что не ладила с родственниками, но что у нее все сложилось удачно, поскольку теперь она возглавляет компанию с таким же оборотом, как у концерна «Вангер».

Микаэль присвистнул.

— Я понимал, что австралийские овцы приносят доход, но не знал, что ранчо настолько процветает.

— На ранчо все идет замечательно, но это не единственный источник ее доходов. Семья Кочран занимается разработкой месторождений, опалами, транспортировкой, электроникой, владеет предприятиями обрабатывающей промышленности и много чем еще.

— Опля. И что же теперь будет?

— Честно говоря, не знаю. Народ прибывал в течение всего дня — впервые за много лет семейство собирается вместе. Появились представители клана по линии Фредрика Вангера и Юхана Вангера, а также молодежь — те, кому от двадцати лет и больше. Сегодня вечером в Хедестаде находится около сорока Вангеров. Половина из них сидят в больнице и утомляют Хенрика, а другие беседуют в гостинице с Харриет.

— Харриет стала огромной сенсацией. А сколько народу знает правду про Мартина?

— Пока что только я, Хенрик и Харриет. Мы долго беседовали втроем. Вся эта история с Мартином и… его извращениями в данный момент многое отодвигает для нас на задний план. Концерн оказался в колоссальном кризисе.

— Это понятно.

— Естественный наследник отсутствует, но Харриет на некоторое время задержится в Хедестаде. Нам необходимо, в частности, выяснить, кому что принадлежит, как будет распределяться наследство и тому подобное. Харриет ведь имеет право на долю в наследстве, которая, находись она здесь все время, была бы достаточно большой. Это просто кошмар.

Микаэль засмеялся. Дирку Фруде было не до смеха.

— Изабелла окончательно сломалась. Ее положили в больницу, и Харриет отказывается ее навещать.

— Я ее понимаю.

— Зато из Лондона приезжает Анита. На следующей неделе мы созываем семейный совет, и впервые за двадцать пять лет она будет в нем участвовать.

— Кто станет новым генеральным директором?

— Пост стремится занять Биргер, но об этой кандидатуре не может быть и речи. Хенрик будет временно исполнять обязанности генерального директора, прямо из больницы, пока мы не назначим кого-нибудь либо со стороны, либо из членов семьи…

Он не закончил предложение. Микаэль вдруг поднял брови:

— Харриет? Вы шутите.

— Почему? Несомненно, она компетентная и уважаемая деловая женщина.

— Ей ведь надо заниматься предприятиями в Австралии.

— Да, но в ее отсутствие там прекрасно справляется ее сын Джефф Кочран.

— Он же studs manager на овечьей ферме. Если я правильно понял, он следит за тем, чтобы овцы правильно спаривались друг с другом.

— Он получил экономическое образование в Оксфорде и юридическое в Мельбурне.

Микаэль вспомнил потного, мускулистого, обнаженного до пояса мужчину, который вез его в ущелье, и попытался представить его в костюме в узкую белую полоску. Почему бы и нет?

— В мгновение ока всего этого не решить, — сказал Дирк Фруде. — Но из нее получился бы идеальный генеральный директор. При хорошей поддержке ее приход мог бы означать для концерна совершенно новую экономическую политику.

— У нее нет знаний…

— Это правда. Харриет, разумеется, не может сразу полностью взять на себя управление концерном, будто с неба свалившись после нескольких десятилетий отсутствия. Однако наш концерн международный, и мы могли бы пригласить сюда американского исполнительного директора, который ни слова не знает по-шведски… Это бизнес.

— Рано или поздно вам придется разбираться с проблемой, связанной с тем, что находится у Мартина в подвальной комнате.

— Я знаю. Но мы не сможем что-нибудь о ней сказать, полностью не уничтожив Харриет… Я рад, что принимать решение по этому вопросу придется не мне.

— Черт побери, Дирк, вы не можете просто взять и скрыть то, что Мартин был серийным убийцей.

Дирк Фруде молча заерзал на диване. Микаэль вдруг ощутил во рту неприятный привкус.

— Микаэль, я нахожусь в… очень неловком положении.

— В чем дело?

— У меня есть сообщение от Хенрика. Оно очень простое. Он благодарит за проделанную вами работу и считает условия контракта выполненными. Это означает, что он освобождает вас от остальных обязательств, вам больше нет необходимости жить и работать в Хедестаде и так далее. То есть вы можете незамедлительно переезжать в Стокгольм и заниматься другими делами.

— Он хочет, чтобы я исчез со сцены?

— Отнюдь нет. Хенрик хочет, чтобы вы пришли поговорить с ним о будущем. Он говорит, что надеется быть в силах по-прежнему выполнять свои обязанности в правлении «Миллениума» в полном объеме. Но…

На лице Дирка Фруде отразилась еще большая неловкость, хотя казалось бы, что больше уже некуда.

— Но он уже не хочет, чтобы я писал хронику семьи Вангер.

Дирк Фруде кивнул. Он достал блокнот, открыл его и протянул Микаэлю.

— Он написал вам письмо.

Дорогой Микаэль!

Я глубоко уважаю твою независимость и не собираюсь оскорблять тебя, пытаясь указывать тебе, что писать. Ты вправе писать и публиковать все, что захочешь, и я не намерен оказывать на тебя какое-либо давление.

Если ты будешь настаивать, наш контракт останется в силе. У тебя достаточно материала, чтобы завершить хронику семьи Вангер. Микаэль, за всю свою жизнь я никогда никого ни о чем не умолял. Я всегда полагал, что человек должен следовать своей морали и собственным убеждениям. В настоящий момент у меня нет выбора.

Я прошу тебя как друга и совладельца «Миллениума» воздержаться от раскрытия правды о Готфриде и Мартине. Я знаю, что это неправильно, но не вижу никакого выхода из этого мрака. Я вынужден выбирать между двумя отвратительными вещами, и в проигрыше при этом оказываются все.

Я прошу тебя не писать ничего такого, что причинило бы еще больший вред Харриет. Ты на себе испытал, что значит стать предметом кампании в СМИ. Кампания против тебя носила довольно умеренный характер, но ты, вероятно, можешь себе представить, чем это обернется для Харриет, если правда выйдет наружу. Она промучилась сорок лет, и ей незачем еще больше страдать из-за действий ее отца и брата. Я прошу тебя также подумать о том, какие последствия эта история будет иметь для тысяч работников концерна. Это добьет ее и уничтожит нас.

— Хенрик говорит также, что если вы потребуете компенсации за финансовые потери, которые понесете, отказавшись от публикации этого материала, он готов это обсуждать. Вы можете выдвигать любые финансовые требования.

— Хенрик Вангер пытается меня подкупить. Передайте ему, что я предпочел бы, чтобы он не делал мне такого предложения.

— Для Хенрика эта ситуация мучительна точно так же, как и для вас. Он очень любит вас и относится к вам как к своему другу.

— Хенрик Вангер просто ловкий мерзавец, — сказал Микаэль. Он вдруг рассвирепел. — Он хочет замолчать эту историю. И играет на моих чувствах, зная, что я его тоже люблю. А то, что он говорит, на практике означает, что у меня развязаны руки. Правда, если я это опубликую, ему придется пересмотреть свое отношение к «Миллениуму».

— Все изменилось с появлением на сцене Харриет.

— И теперь Хенрик выясняет, сколько я стою. Я не собираюсь выставлять Харриет напоказ, но кто-то должен рассказать о тех женщинах, которые попадали в подвал Мартина. Дирк, мы ведь даже не знаем, сколько женщин он загубил. Кто собирается говорить от их имени?