Под-Московье - Анна Калинкина

«Ничего, как-нибудь, — подумала Нюта и вновь дотронулась до висящего на груди амулета. — Тогда прошли, авось пройдем и теперь».

Кирилл все же сделал попытку возразить.

— Ты уверена, что тебе сейчас стоит отправляться в путешествие? — с каким-то особенным выражением спросил он, делая упор на слове «сейчас».

«Он думает, что я жду ребенка, — сообразила Нюта. — Считает, наверное, что оттого я и нервничаю, и фантазирую. Но мне кажется, это не так. А я сама не знаю, хочется мне ребенка или нет? Вдруг он родится с какими-нибудь отклонениями?»

Нюта тряхнула головой. Нельзя давать волю таким мыслям.

— Кирилл, я думаю, что отправляться нам нужно немедленно, — твердо сказала она.

Вагнеру и Коху показалось удобным устроить наблюдательный пункт в туннеле поблизости к станции Улица 1905 года. К тому же очень кстати нашлось подходящее место. Они обнаружили боковое ответвление в туннеле — скорее всего, это был подземный ход к Белому дому, о котором их инструктировали. Путь привел в помещение, где раньше, судя по всему, уже обитали люди. Вот только очень странные, видимо, люди.

Здесь стояло несколько распахнутых железных клеток, от которых исходил тяжелый запах. В одной лежал высохший труп животного, которым почему-то побрезговали местные крысы. Остальные клетки были пусты. Был тут и топчан с кучей ветоши. Вагнер принялся было бойко разгребать ее, но наткнулся на человеческие кости. Он сразу как-то притих, хотя смерть видел перед собой не впервые. Фрагменты еще одного скелета напарники чуть позже нашли на полу. В общем, неприятное было место. Отсюда был выход на какую-то ржавую лестницу, спускавшуюся вниз. А там, внизу, плескалась черная вода, и оттуда при их приближении выставилась в ожидании чья-то пасть, полная острых зубов. Вагнер отнес туда и выбросил сверток с тряпьем и костями. Кох зачем-то упросил его оставить череп. Поставил его на одну из клеток и утверждал, что череп помогает ему размышлять. Вагнеру категорически не нравилось все это, но отсюда удобнее было шпионить за жителями станции. Их уже принимали за бомжей, к ним уже почти привыкли.

— Мне кажется, детей подходящего возраста на станции немного, — заявил Вагнер. — Одного шустрого мальчишку я видел, но он маловат — лет пять. К тому же его воспитывает как будто родная мать, хотя сейчас ни в чем нельзя быть уверенным. Еще несколько заморенных пацанов бегают, один вообще горбун. В общем, ни один нам не подходит. Думаю, есть смысл в ближайшее время перебраться поближе к Беговой и продолжить поиски там.

Кох как-то странно улыбался:

— Так, значит, это здесь, поблизости, случилось? Представляешь, эта женщина… она пробиралась с ребенком по туннелю. Что произошло потом? Мне так хотелось бы знать, как она погибла, как встретила свою смерть? Что должна сделать женщина, чтобы стать всеми почитаемой святой мученицей?

Вагнер с изумлением посмотрел на напарника. Конечно, он знал, что Кох иногда бывает чересчур восторженным и экзальтированным, но не настолько же!

— Зачем тебе это? — спросил он.

— А тебе неужели не хочется знать? Ведь сам фюрер верит в нее…

Вагнер смутился. Подвергать сомнению веру фюрера было как-то не с руки.

— Да я ведь ничего не говорю. Просто не знаю, как мы будем искать подходящего мальчишку. А вдруг это все байки — что он остался жив? Вдруг он тоже уже давно того… в образе духа пребывает? Тогда все без толку. Разве что опять пацана какого-нибудь голубоглазого наобум изловить — а тут пойди еще найди такого. Но когда выяснится, что пацан самый обычный, с нас же голову и снимут. В общем, не по душе мне это задание. Ну, еще Беговую осмотрим — а если и там не найдем? В вольный город Тушино добираться? Дорога дальняя и опасная. Да и там не факт, что отыщем.

— Не о том ты думаешь, — покачал головой Кох. — Я считаю, если хорошо помолиться святой, она и вразумит. Неужели ты не чувствуешь, как мы близко от места, где все это происходило? Нам такая возможность представилась здесь побывать — так пользуйся случаем. Здесь ее влияние, присутствие должно особенно сильно ощущаться. Я начинаю понимать монахов, которые молились, постились и получали удивительные откровения. Тем более место тут уединенное, можно сосредоточиться… — и он глубокомысленно посмотрел на череп.

Вагнер забеспокоился. Кох ведь действительно последние два дня ничего не ел. Как бы не довел себя до нервного истощения.

Сам Вагнер уже начал уставать от скитаний. Ему хотелось вернуться обратно в Рейх, где можно ходить по станции, не опасаясь каждого звука, нормально питаться, наконец, банально выпить бражки со знакомыми. А вместо этого он в каких-то жутких лохмотьях, прикидываясь бомжом, вынужден торчать в грязной дыре, опекая напарника, который несет всякую чушь! О скудных «полевых» рационах и говорить нечего. Грузный Вагнер за эти дни еще больше обрюзг, а Кох, наоборот, высох как щепка. Зато в глазах напарника Вагнер стал замечать какой-то неестественный восторг, и это ему активно не нравилось.

Да и вообще Вагнеру иной раз становилось не по себе при взгляде на Коха. На его худое, болезненно бледное лицо, на неестественно блестящие глаза. Редкие волосы Коха, вечно слегка влажные от пота, были словно приклеены к черепу. Вагнер знал, что у этого человека странные привычки — например, ему нравилось разглядывать трупы и находиться возле них. Зачем только такого чудака дали ему в напарники? Никогда не знаешь, чего от него ждать, не можешь чувствовать себя в безопасности. Но Вагнер знал и то, что Коха в Рейхе считали мистически одаренным, талантливым медиумом. Он увлекался оккультными науками и даже выпускал журнал «Рагнарек» — впрочем, нерегулярно, когда удавалось добыть для него бумаги. Тираж в три экземпляра Кох считал большим достижением. Фюрер этому проекту покровительствовал, считая, что затраты на идеологию себя оправдают.

«Так, может быть, — подумал Вагнер, — напарника дали ему с умыслом? Что, если руководство Рейха не уверено, что с поставленной задачей можно справиться традиционными методами? Не возлагают ли они надежды на магию там, где оружие может оказаться бесполезным?»

При мысли об этом шпиону сделалось неуютно — словно холодным сквозняком потянуло из других пределов, куда человеку заглядывать не следует. Что и говорить, иной раз он даже побаивался Коха. Впрочем, чаще напарник его раздражал. Но иногда, при виде того, как трудно даются Коху скитания по туннелям, Вагнер испытывал к нему чуть ли не сострадание. Не такой выносливый, Кох, тем не менее, старался не жаловаться, хотя иной раз у него на лбу выступала испарина, а во время привала он мешком валился на рельсы, дыша хрипло и с трудом. Но даже несмотря на это Кох был полон решимости выполнить поставленную перед ним задачу, и Вагнер невольно чувствовал к нему что-то вроде уважения.

— Ладно, — буркнул он, — ты, конечно, можешь и молиться, а я лучше на разведку еще раз схожу. У тебя свои методы, у меня свои.

Гауляйтера Волка вновь срочно вызывал фюрер. Печатая шаг по мрамору Пушкинской, тот размышлял — за какие огрехи с него будут спрашивать сейчас? Например, от Вагнера и Коха давно не было известий. Да и неудивительно — очень уж фантастичное у них задание.

Гауляйтер вообще считал — хотя этими мыслями ни с кем не делился — что некоторые проекты фюрера, мягко говоря, несвоевременны. Лидер нации как будто не понимает, в каких условиях они все живут. Не только Рейх, а вообще — ВСЕ. Иной раз голову ломаешь, чем людей накормить, а он такое придумает, что диву даешься. Чего стоит одна только идея использовать новое оружие — телепатов. И как ему объяснить, что телепаты в метро, конечно, имеются, но ведь это презренные мутанты, которых должны всячески чураться, презирать и вообще при каждом удобном случае уничтожать истинные арийцы. Тут бы идеолога толкового, чтобы теоретическую базу подвел. Но что-то напряженка у них с идеологами. Фюрер горяч не в меру — если не угодит ему идеолог, тут же приказывает повесить на глазах у всей станции. С тех пор как двоих вздернули, никто уже идеологом быть не хочет. Вот и приходится самому отдуваться, каждую минуту дрожать, что сделаешь неверный шаг. А может, фюрер спросит, почему не готов еще зал для медитаций высшего руководства и почему чашу Грааля для его украшения не достали? Напряженно тут как-то и с залами, и с Граалем. В общем, та еще морока.

Вот и со святой опять же непонятная история. Да, мальчишку-то они ищут голубоглазого, но у самой святой — он нарочно опросил несколько человек — по слухам, были темные волосы. Разве можно такую объявлять покровительницей арийских воинов? Значит, и ее ребенок — полукровка и не годится для включения в официальный пантеон? Как во всем этом разобраться и не допустить ошибки? Впрочем, лишь бы найти мальчишку — это очень способствовало бы поднятию боевого духа солдат Рейха. А в тонкости потом будем вдаваться. Даже если мальчишка в итоге окажется не тот, разберутся-то далеко не сразу. А за это время, глядишь, фюрер успеет смениться.