Скорая развязка - Иван Иванович Акулов

активно вмешиваться в ее дела. Беречь, конечно, надо, но уж не так болезненно.

В е д у н о в. Верочка, да ведь из береженого сколь ни бери — не убудет. Заслуга, конечно, не в том, чтобы накоплять, а в том, чтобы сохранять, потому как в мире все подвержено разрушению. Вот к тому и сказал, а уж ты сразу — болезненно.

В е р а. Ну извини, извини, может, не то слово. Мне тебя жалко, Ваня. Весь ты измученный, затурканный, даже зеленый какой-то. Ведь если все беречь, так поберечь надо и себя. Ну?

В е д у н о в. Да я и правда устал. И вот еще. В село прибывает новая партия рабочих. Может, ты маленький-то корпус сдашь геологам. На лето. До осени. Так же пустовать будет.

В е р а. Этого еще не хватало. А ремонт?

В е д у н о в. Верочка, послушай, пожалуйста. Прежде всего — мы должны помочь людям. Это раз. Второе. Ты сдашь им маленький корпус, а они помогут стройматериалами и вывезут, к примеру, из делянки твои дрова.

В е р а. Ты погляди, Галка, муж-то у меня — гений. Да разве я додумалась бы сама? Ни в жизнь. Нет, он все-таки не зря ходит в председателях. Дай я тебя поцелую.

В е д у н о в. Вот и Пылаев просил тебя зайти к нему. Хоть сегодня, хоть завтра. Но чем быстрей, тем лучше. Я думаю, надо принять предложение геологов.

В е р а. Боже мой, да конечно. Ведь это думай, так не придумаешь. А что, если я сейчас же и отправлюсь к нему? Нет, нет. Ты с этим своим лесом и меня расстроил. На тебе лица нет, и я небось не лучше. Уж тогда завтра. На свежую голову.

В е д у н о в. Я все эти дни вижу и второпях забываю спросить, почему у нас амбарушка-то не заперта?

В е р а. Нет, ты даже не представляешь, Ваня, какую ты ценную идею выдал. Завтра же я схожу к этому легендарному Пылаеву, и, как у каждой порядочной школы, у нас будет свой шеф. Ну, Ведунов, ты — редкость.

В е д у н о в. Мы обедать сегодня будем? Мамаша?

В дверях появляется  Д а р ь я  С о ф р о н о в н а.

Д а р ь я  С о ф р о н о в н а. Пора за стол. Давайте здесь отобедаем. Там у меня чадно. Кошка, Ваня, из дому сбежала. Третий день не кажется. Опять не к добру.

Накрывают на стол.

В е р а. Почему опять? Вы, мамаша, вечно беду какую-то предрекаете. И я ее волей-неволей ожидаю, эту беду.

Д а р ь я  С о ф р о н о в н а. Беда-лебеда сама родится.

В е р а. И выходит, живу я не умом и не чувством, а предчувствием.

Садятся за стол обедать.

В е д у н о в. Ты знаешь, Верочка, геологи хотят сейчас же, летом, переправиться через Колодинские болота, форсировать Иленьку и начать буровые работы на правобережье. До зимы им этого не сделать. Не представляю. Не верю.

В е р а. Вот потому, Ваня, мы и не поднялись выше сельского Совета: ничего не представляем, ни во что не верим.

В е д у н о в. Оно конечно, у них деньги, машины.

В е р а (возбуждена). Да разве в деньгах дело, Ваня. И не в машинах, конечно. Порыв, энтузиазм. Окрыленная энергия. Что ни скажи, а взлететь суждено не каждому.

В е д у н о в. Каждому свое.

В е р а. Я, кажется, так бы и вспыхнула ихней идеей, честное слово. Люди творят легенду, и я завидую им: у них есть воля, решимость, мужество, дерзание. Боже мой, перед ними отступит любая тайга.

В е д у н о в. Отступает, Вера, только враг, а разве тайга враг?

В е р а. Я волнуюсь, а ты ловишь меня на слове. Ну, не отступит. А расступиться попросим.

Г а л я. Вера, а если я поговорю со Степаном Дмитриевичем, чтобы он вернулся в школу. Ты примешь его? Примешь, да?

В е р а. А ты чего вдруг за него?

Г а л я. Но ведь должен же за него кто-то болеть?

В е р а. Болеть можно за сильного.

Г а л я. За сильного надо радоваться. Давай поговорим с ним по душам, чтоб вернуть его в школу. Очень, по-моему, нужен он детям.

В е д у н о в. Давно хочу спросить, что же у нас амбар-то открыт?

Д а р ь я  С о ф р о н о в н а. Ай и правда открытый. Это я не заперла. Застило. Упаси господи.

В е д у н о в. Днями Кузякин навстречу попал. Веселый. Он сети-то, случаем, не увел?

Д а р ь я  С о ф р о н о в н а. Я сама отдала. Как не отдашь — мужик слезно плачет, малый ребенок, и все тут. Пришлось отдать. И худого не вижу: Кузякин для твоего светлого здания пять работников кормит. Если бы он для богачества…

В е д у н о в. Мамаша, есть закон. Перед законом все равны…

В е р а. Ты, Ваня с законом как поп с иконой. Я просто не понимаю: убудет ее, что ли, этой рыбешки. Ее тут на полмира хватит и останется.

В е д у н о в. К пустой избе, говорится, замка не надо.

Г а л я. Что же с Митяевым-то, Вера? Вернешь его?

В е р а. Милая ты моя лапушка, да до Митяева ли сейчас? Посуди-ко сама-то. Лес, дрова, школа, геологи — у меня положительно голова кругом. Схожу вот к Пылаеву, решится все хорошо — поговорим о Митяеве.

КАРТИНА ЧЕТВЕРТАЯ

Кабинет Пылаева. Стук в дверь.

П ы л а е в. Входи. Кто там?

Входит  П а л к и н.

П а л к и н. Я, Роман Романыч, — Палкин.

П ы л а е в. Здорово. Садись. Что с жильем?

П а л к и н. Рассовали всех. А о новеньких будем думать.

П ы л а е в. Сам где определился?

П а л к и н. Председатель сельсовета согласился взять к себе. Семья славная. Только старуха, видать, из кержаков: так и гонит с куревом на улицу. Мы с председателем в два горла будем смолить на воздухе. Жена у него интересная женщина, между прочим, директор здешней школы. Да вы, Роман Романыч, видели ее. Помните, прошла сторонкой, а вы, как говорят, положили на нее глаз.

П ы л а е в. Так, так, так. Я что, Палкин, загляделся-то на нее тогда? Я ведь ее вроде знаю. Ей-ей, знаю, Вера?

П а л к и н. Вера Игнатьевна. Так точно.

П ы л а е в. Вера. Вера. Жена председателя. Как это кстати, Палкин. Великолепно. А теперь давай к делу. Орлов своих привез?

П а л к и н. Три души.

П ы л а е в. Так. Трое. Идет. Только, Николай Прохорович, по совести давай. Сам ты, конечно, против валки леса? Чую, не заражен окончательно моей идеей. Так?

П а л к и н. Да нет, но вы мое мнение знаете. Подождать бы зимы. Холодов. Лес — он все-таки чего-то стоит…

П ы л а е в. А люди твои? Я хочу, чтобы они прониклись государственной озабоченностью в отличие от тебя. Нельзя, Николай Прохорович, понимаешь ты, нельзя выходить на передний край сражения, не загоревшись единым общим порывом наилучшим образом выполнить свой долг. Ведь такое дело доверили нам! Я бы, думаю, доведись, сам лег в болото, если бы это гарантировало нам полный успех. Вот к чему надо призывать людей. Для дела, которому предан, нету жертв.

П а л к и н. Да люди, Роман Романович, с одного слова понимают нас. Работают — будь здоров. Раз надо, значит,