Сокровища короля - Элизабет Чедвик

Мириэл обошла вокруг кровати, чтобы сесть в свободное кресло у изголовья, и наткнулась на добротную колыбель из вишневой древесины, в которой спал младенец. На его личико падал свет свечи, и в разлете его бровей, разрезе глаз и линиях подбородка она ясно увидела лицо Николаса. У малыша были светлые золотистые волосики, и росли они ото лба, как у Магдалены. Формой носика он тоже напоминал мать. Мириэл не могла отвести взгляд от младенца. Ее переполняли любовь и тоска, груди, будто все еще налитые молоком, зудели. Ее ребенок был бы такой же красивый, если бы ему позволили жить. Если бы она сама не подвела его, если бы не вмешался Роберт… Она решительно затолкала грустные мысли в глубь сознания и навесила на них замок. Так можно сойти с ума.

– Мы наняли кормилицу, – тихо сообщила Элитой, – так что молока ему хватает. Мы держим его возле матери. Она очень расстраивается, если, просыпаясь, не видит его рядом.

– Я ее очень хорошо понимаю, – отозвалась Мириэл, вспоминая, как сама приходила в замешательстве, когда пробуждалась от тяжелого забытья, вызванного снотворным в вине, и видела, что живота у нее больше нет, а колыбель почему-то пуста. Она опустилась на стул и своей прохладной ладонью коснулась горячей, как огонь, руки Магдалены де Кан. Колец на ее пальцах не было, но белые тонкие ободки у их оснований свидетельствовали о том, что еще совсем недавно они были унизаны драгоценностями. – Николас скоро будет дома, обещаю тебе, – промолвила Мириэл. – Он обязательно увидит, как взрослеет ваш сын, превращаясь в красивого зрелого мужчину.

Магдалена дернулась, нахмурилась, но глаз не открыла. Мириэл облизнула губы.

– Мне тяжело это говорить, но, возможно, другого случая не представится. – Она склонила голову, подыскивая в тайниках сердца нужные слова, которые так трудно было произнести. – Прежде я безмерно завидовала тебе и в душе желала тебе зла– ведь ты отняла у меня то, что я считала своим. Своей вины мне не загладить, но я хочу попросить прощения. Мое поражение обернулось твоей победой, и по справедливости. Мне очень жаль, что я застала тебя в столь прискорбном состоянии. Я знаю, как много значат для тебя твой ребенок и Николас.

Медленно, с неимоверными усилиями, Магдалена приподняла отяжелевшие веки и повернула голову на подушке, чтобы видеть Мириэл.

– Он всегда принадлежал тебе, – просипела она. – На мне он женился только для того, чтобы залечить рану, которую ты оставила в его душе. И даже если бы я вросла в его плоть, а он в мою, эта рана продолжала бы кровоточить. А я тоже ревновала его к тебе. – По ее раздвинутым губам скользнула печальная улыбка. – И никогда не ревновала так сильно, как теперь.

На это Мириэл не нашлась, что ответить. Да и что она могла сказать, когда в ней самой жизнь била ключом, а Магдалена уже почти сгорела дотла? Она стиснула в своей ладони руку умирающей.

– Я пришла сюда, чтобы поговорить с Мартином о выкупе за Николаса, – объяснила она, – а не злорадствовать у твоей постели. Надеюсь, ты это понимаешь.

Улыбка на губах Магдалены померкла. Она остановила на Мириэл ясный пытливый взгляд.

– А ты была бы в восторге, если бы бывшая любовница твоего мужа объявилась во всей своей красе у твоего смертного одра и взяла бы тебя за руку?

Мириэл прикусила губу.

– Нет, вряд ли, – ответила она.

– То-то и оно.

Мириэл выпустила ладонь Магдалены и поднялась.

– Я ухожу, – твердо сказала она. – Хотела помириться с тобой, но, похоже, только причиняю тебе боль.

Мириэл пошла прочь, но хриплый шепот Магдалены заставил ее остановиться и обернуться.

– Я тоже хочу помириться.

Колыхнув юбками, Мириэл вернулась к постели умирающей и вновь взяла протянутую к ней горячую руку.

– Я возвращаю его тебе. – Голос Магдалены был едва слышен. – И даю свое благословение. Ты ведь за этим приходила? – Она лежала, смежив веки, и из-под ее темно-рыжих ресниц сочились слезы. Тыльной стороной свободной ладони Мириэл нетерпеливо отерла собственные глаза. Она пришла не за этим, и все же, наверно, усаживаясь возле постели умирающей, в глубине души надеялась добиться ее прощения и согласия.

– Я пришла помочь и получить помощь.

Обе женщины ненадолго замолчали, но короткое затишье нарушил плач проснувшегося младенца.

– Дай мне его, – попросила Магдалена. – Дай прикоснуться к нему, пока еще я что-то чувствую.

Мириэл подошла к колыбели и, нагнувшись, взяла из-под одеяльца запеленатого малыша. Хоть ей прежде и редко случалось иметь дело с маленькими детьми, ее рука инстинктивно согнулась, поддерживая крошечную головку, а тело затрепетало от острой радости. Открытые глазенки близоруко всматривались в контуры ее лица. Синевато-дымчатые, будто затянутое туманом море, они еще не приобрели своего естественного цвета. Мириэл попыталась представить, что держит в руках собственное дитя. Она поднесла ребенка Магдалене и бережно передала его в ее руки.

Магдалена погладила щечку малыша и поцеловала его в лобик.

– Я буду хранить тебя, – прошептала она. – Всегда, мое сердце, всегда.

Проголодавшийся малыш заплакал громче и настойчивее, а потом и вовсе завопил.

– Смотри, сколько в нем жизни, – тихо сказала Магдалена. На ее лице вновь засветилась улыбка, улыбка одновременно радостная и скорбная. – Забери его. – Ее голос дрожал. – Он голоден, кормилица уже ждет.

Мириэл осторожно взяла малыша на руки.

– Месяц назад у меня родился ребенок, но он умер, – призналась она. – Спасти можно было только одного из нас: либо меня, либо его. Муж предпочел пожертвовать невинным младенцем. Сказал, что сделал это из любви ко мне, но я-то знаю: он жаждал мести. – Она плотно сжала губы. В этом признании не было необходимости, разве что она чуть облегчила боль собственной души. Магдалена смотрела на нее, но Мириэл видела, что все ее внимание приковано к сыну. Она пыталась запечатлеть его образ в своей памяти, пока угасающая в ней жизнь не лишила ее зрения.

– О нем будут нежно и преданно заботиться, обещаю тебе, – поклялась Мириэл, заставляя себя успокоиться.

– Знаю. – Магдалена еще с минуту посмотрела на них, потом закрыла глаза и отвернула голову к стене, приняв ту же позу, в какой Мириэл застала ее, когда вошла в комнату.

Прижимая младенца к груди, Мириэл осторожно спустилась в гостиную. Его тепло, молочный аромат волнами накатывали на нее, вызывая трепет во всем теле. Ей стоило немалых усилий передать его в руки кормилицы, когда она уже почти поверила, что это дитя принадлежит ей.

Женщина с готовностью расстегнула лиф платья, оголила одну большую белую грудь, увенчанную крупным, размером с ноготь большого пальца, соском, и с привычной сноровкой сунула его в ротик малыша. Голодные вопли мгновенно сменились жадным причмокиванием, и раскрасневшееся от надрывного плача личико стало розоветь. Мириэл наблюдала за кормлением с нескрываемым восхищением.