Генерал Абакумов. Палач или жертва? - Олег Смыслов

Естественно, ни с Валей, ни, тем более, со мной Абакумов никаких серьезных тем не затрагивал и, когда гуляли втроем, говорили о сущих пустяках. Вале, очевидно, было важно, чтобы я принимала участие в этих прогулках. Она сильно заикалась, и по этой причине не могла поддерживать беседу и переводила все на меня. Ко мне Абакумов относился с насмешливым любопытством. Его занимало, что я в пятнадцать лет имею свое суждение, проявляю интерес к истории, политике, международным делам, задаю вопросы и строю предположения. Часто по поводу моих высказываний он говорил: «У вас, барышня (он всегда говорил мне «вы»), слишком длинный язык. Он вас до добра не доведет». А однажды, выслушав какое-то мое соображение, вспыхнул и резко сказал: «Вы думайте, что говорите. Я бы вам посоветовал ни при ком не повторять того, что вы мне сейчас сказали!..»

А был еще и такой случай: как-то он рассказывал мне и Вале про Германию, куда он вошел вместе с советскими войсками, а не исключено, что бывал там и раньше. О немцах, об их быте, жизни, обо всем, что он видел в той стране, он говорил с восторгом. Все его там удивляло, умиляло, восхищало: машины, техника, дома, города, вещи и, особенно, почему-то немецкие крестьянские кафельные кухни. «Как же при этом получилось, что мы их победили?» — с искренним удивлением воскликнула я. Абакумов вдруг замолк, пристально посмотрел на меня и с какой-то злобной ехидностью проговорил: «Разве вам не известно, что наша страна самая сильная, самая передовая и самая прекрасная в мире? Разве вы не знаете о морально-политическом единстве советского народа? О его беззаветной преданности партии и нашему вождю Иосифу Виссарионовичу Сталину? Я прошу вас запомнить все это и постараться не задавать больше глупых вопросов». Я помню, что этот его выпад меня тогда здорово напугал. Я подумала: «Больше рта не открою». Но потом как-то все забылось и прогулки продолжались.

А мы с Валей воспринимали министра ГБ в полном отрыве от поста, который он занимал, и не объединяли его с тем ужасом, который, мы знали, царил вокруг. Причиной тому были наша молодость и глупость. И еще, возможно, была ответственна за это неистовая преданная любовь Вали. Она утопала в этих отношениях и, я убеждена, что они затянулись почти на год только потому, что Абакумов не мог отвергнуть такой искренности и преданности. Он не был женат, свои отношения с Валей не скрывал, и она в этом видела возможность определенного их развития.

Настал день, по-моему, это были Октябрьские праздники 45-го года, когда Валя сказала: «Виктор Семенович приглашает нас завтра в гости, к себе домой». Он жил в Телеграфном переулке около Чистых прудов в особняке, где занимал целый этаж. Мы пришли первыми. Вслед за нами стали собираться другие гости. Меня удивило, что среди приглашенных не было «высокопоставленных» мужчин и женщин, номенклатурных мордатых толстых и пожилых бонз. Все гости были молоды: какие-то девушки, молодые женщины и молодые люди. Мы с Валей никогда никого из них не встречали и понятия не имели, кто они такие, откуда их всех набрал Виктор Семенович. Позднее мне Валя говорила, что на всех вечеринках у Абакумова, на которых она бывала, была именно вот такая молодая публика.

Я не думаю, что Абакумов был по-настоящему образованным человеком…

Как мне казалось, у него был какой-то напряженный интерес к Америке. В доме повсюду валялись американские журналы «Life», «Look». У него я их впервые и увидела. По ним Абакумов одевался (а одевался он изысканно модно, в прекрасно сшитые костюмы, заграничные рубашки и вообще во все заграничное). По американским же журналам обставлял свои многочисленные комнаты. Сервировал стол. Он говорил, что любит смотреть американские фильмы потому, что его интересует всякая информация «оттуда»: как там люди живут, что носят, что едят, на каких машинах ездят… По-моему, ему очень хотелось походить на «западного» человека. Он даже говорил Вале, что три дня в неделю занимается с преподавателем английским.

Судя по тому, что находилось в его квартире, он вывез «полГермании». Картины, посуда, хрусталь, мебель, ковры, люстры — все было трофейное. Хозяин, что было заметно, старался разобраться в этом великолепии и привести его в соответствие с последней картинкой рекламного проспекта, прибывшего из-за рубежа.

Вспоминая Абакумова, могу сказать, что он начисто был лишен того, что называют «приятностью», «харизмой». Более того, он был неуютным в личном общении — холодно высокомерным, презрительно насмешливым. Безоговорочно принимая «западную» жизнь, в том виде, в каком она доходила до него в виде фильмов и журналов, он презирал советскую действительность. Все советские — газеты, книги, кино, автомобили — вызывали у него неприятие и брезгливость. Такие же чувства испытывал он к своим коллегам из МГБ и номенклатурным работникам. Валя мне говорила под огромным секретом, что Сталина — своего благодетеля, вознесшего его так высоко, он ненавидел настолько, что не мог (или не хотел?) этого скрыть. Однажды она была у него, когда раздался телефонный звонок — его вызывали к Сталину. Отойдя от телефона с перекошенным злобой и отвращением лицом, он грязно выругался и сказал: «Должен явиться»» […].

Роман Вали с Абакумовым закончился так же неожиданно, как и начался. Однажды Абакумов объявил Вале, что он женится на своей бывшей секретарше Тоне. Женится якобы потому, что означенная секретарша слишком много знает. Я в эту версию не верила: разве он не мог «убрать» эту слишком сведущую даму, как было принято в СССР, и не только с секретаршами? Но я молчала. Как говорится, не мое собачье дело. Валя страшно переживала этот разрыв: поблекла, подурнела и считала, что ее жизнь кончилась. Однако через недолгое время она поступила в Плехановский институт, вышла замуж за сына маршала Г. Жизненные обстоятельства разнесли нас в разных направлениях. Мы почти не виделись, редко перезванивались. Последнее, что я слышала от Вали об Абакумове, был ее рассказ о том, что она с мужем была приглашена на грандиозное празднование…летия ее «красавчика», как она выразилась. Было это не то в конце 50-го, не то в начале 51 — го года. И вдруг, летом 51 — го поползли слухи, что Абакумов арестован».

Антонина Николаевна Смирнова, вторая жена Абакумова, была младше мужа на двенадцать лет. Они познакомились, когда она работала в отделе военно-морской разведки МГБ.

В самую красивую женщину своего ведомства министр влюбился с первого взгляда. А потом закрутился бурный роман взаимной и зрелой любви.

«Тоня была ему жена или не жена, но ее все знали, хотя в кабинет к нему она никогда не ходила, — вспоминает Зинаида Павловна Алексеева. — Она в секретариате работала, в морской контрразведке, на другом этаже. В столовую мы все вместе ходили. Такая же девочка, как мы были, моя ровесница, по-моему, никакой одеждой она не отличалась. Только если я в гимнастерке ходила, то она в обычном платье… Хотя нет, точно не скажу, — Абакумов на ней женился, потому как потом я встретила ее в Московском управлении. Мужу и жене вместе работать было не положено, вот ее туда и перевели».