Дракула, любовь моя - Сири Джеймс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Кто бы мог поверить! Подумать только, я, Ван Хельсинг, пал жертвой этих ведьм. Уму непостижимо!
— Что случилось, профессор?
Он разыскал и надел окровавленную рубашку, с досадой покачал головой и начал рассказ:
— Они спали здесь в гробах, как я и предполагал. Я встал с колом над гробом блондинки, готовясь пронзить ее грудь, но был настолько поражен невероятной красотой, что не смог это сделать. Она оказалась столь прекрасной, сияющей и полной жизни, что я содрогнулся, как будто был подлым убийцей, замер, медлил. — Его щеки вспыхнули, когда он застегнул рубашку и надел пальто. — Я не мог от нее оторваться, как будто находился во власти заклятия. Внезапно ее глаза распахнулись, и она посмотрела на меня. Ах! Какой взгляд! Какая красота! Сколько любви! Голова закружилась от нового чувства. Все мое мужское начало побуждало любить и оберегать ее. — Он поднял носки, ботинки и с тяжелым вздохом упал на скамейку, чтобы надеть их. — Затем она встала из гроба, заключила меня в объятия и поцеловала так, как никто и никогда в жизни! Я испытал неописуемый экстаз. Мои мысли затуманились. Внезапно меня стали обнимать уже две пары рук. А после… — Он покачал головой. — Никогда еще мне не было так стыдно.
Ах! Как хорошо я понимала чувства, которые он только что описал! Сколько раз я испытывала подобный экстаз в объятиях Николае!
— Не упрекайте себя, профессор. Вы ни в чем не виноваты. К тому же все кончено. Они мертвы.
— Нет еще, мадам Мина. Даже эта, которой волк почти оторвал голову, возможно, не совсем мертва. Пока мы не отрежем им головы, они могут возродиться.
Я побледнела, но сказала:
— Я вам помогу.
— Нет. Это кровавая работа для мясников. Я не хочу, чтобы воспоминание о ней отравило вам грядущие годы, мадам Мина. Я сам все сделаю.
— Я зашла слишком далеко, профессор. Хочу увидеть, как это делается.
Он нерешительно согласился, отыскал свои пилы и ножи, и мы осуществили ужасное кровавое деяние три раза подряд. Это был настоящий кошмар. Я содрогаюсь при воспоминании о нем. Единственное утешение нисходило на меня, когда нож рассекал последний лоскут кожи. В этот краткий миг морщинистые лица, казалось, обретали безмятежный покой, словно добрые души их бывших смертных владелиц освобождались и занимали свое место среди ангелов. Затем у нас на глазах все три тела истаяли и рассыпались в прах, точно угольки догоревшего костра. Смерть, которая наступила много веков назад, наконец утвердилась в своих правах.
Когда мы ехали обратно к лагерю, профессор спросил меня, как я сумела выйти из освященного круга, в котором он меня оставил.
Когда я закончила объяснять, Ван Хельсинг вновь поблагодарил меня за спасение и робко произнес:
— Могу я попросить вас об услуге, мадам Мина?
— Конечно, профессор.
— Вы не могли бы никому об этом не говорить? Я не смогу смотреть людям в глаза, если они узнают, как легко вампирши очаровали меня.
Я согласилась молчать и предложила ему описать события в дневнике на свое усмотрение, не упоминая о моей роли.
Темные тучи сгустились на вечернем небе, и профессор предсказал, что снова пойдет снег. Когда мы достигли лагеря, я поняла, что голодна, и отдала должное приготовленному мной ужину. Доктор Ван Хельсинг соорудил для сна примитивный навес из парусины. Однако большую часть ночи я не спала, дрожа под меховым покрывалом почти до самого рассвета. Вновь и вновь я представляла перипетии ужасного дня и кошмарных женщин, которые напали на нас.
Неужели мне суждено стать такой же?
Николае обещал, что вылепит меня по своему образу и подобию, но что будет, если он потерпит неудачу? Вдруг я стану распутной хищной ведьмой, еще одной обольстительной гарпией без совести и души?
На следующий день — шестого ноября — я резко очнулась, услышав в голове голос Дракулы:
«Мина. Проснись».
Я с трудом разлепила глаза, стряхивая сон. С моего мехового ложа под навесом было видно, что земля покрыта легким снежком. Я поспешно огляделась. Судя по высоте солнца над горизонтом, день клонился к вечеру. Небо было затянуто темными тучами, холодный воздух обещал продолжение снегопада.
Я снова легла.
«Я здесь. Волк — это ты?»
«Да. Мне следовало прийти раньше, но дело было днем. Я преодолел огромное расстояние, чтобы помочь тебе».
«Спасибо. Мне так жаль».
«Кого? Моих испорченных сестер? Их время настало. Они не росли вместе с миром, а перечили ему. Я сам должен был убить их много веков назад, но не мог поднять руку на родную кровь и единственных спутниц. Сожалею лишь о том, что подверг тебя такой опасности».
«Теперь я в безопасности, не считая того…»
«Чего?»
«Я становлюсь такой же, как ты. Сомнений больше нет».
Повисла недолгая тишина, затем Николае с сожалением заявил:
«Прости, любимая».
«Я пыталась придумать, что делать, но, не зная, сколько времени мне осталось…»
«Вместе решим. Но это подождет хотя бы день. Момент истины настал».
«Ты имеешь в виду, что сегодня?..»
«Да. Джонатан и Годалминг наконец-то добрались по реке до Бистрицы. Остальные отстают совсем немного. Обе группы сейчас скачут на лошадях. Цыгане вскоре достигнут наблюдательного пункта и выгрузят мой ящик из лодки. Тогда я заберусь в него».
«Когда это случится?»
«Через час или два. Сразу после заката. Время крайне важно. Мне нужно полностью овладеть своими силами, но при этом должно быть достаточно светло и хорошо видно».
«Что ты собираешься делать?»
«Скоро узнаешь. Мина, это очень важно. Профессор должен быть свидетелем. Тебе придется привести его туда».
Мой пульс участился. Я выглянула из-под навеса. Ван Хельсинг сидел на бревне и чистил винчестер.
«Куда?»
«Срежьте через лес примерно милю. Я буду указывать путь. Вы наткнетесь на тропу. Следуйте по ней на восток еще полмили. Со склона холма открывается прекрасный обзор на участок дороги».
— Мадам Мина, вы проснулись?
Я выползла из-под навеса и ответила:
— Да, профессор.
— Вы спали так мирно, что мне не хотелось вас будить. Я приготовил кофе, у нас есть немного хлеба и сыра. Хотите?
От запаха кофе меня затошнило, а мысль о еде вновь показалась настолько отвратительной, что я не смогла даже попробовать, как мне ни хотелось порадовать профессора.
— Нет, спасибо, — ответила я, и он нахмурился.
«Пора».
Я подошла к Ван Хельсингу и сказала:
— Профессор, у меня верное предчувствие, что Джонатан совсем близко. Событие, которое мы все ожидаем, вот-вот произойдет. Нам необходимо немедленно отправиться к нему.