Будь здоров - Papirus

– Благодарю. Все было очень вкусно.

– Вот и охранникам вашим тоже понравилось. Мы уже их покормили, а то пока они там до своего обеда досидят… Я даже встрепенулся. Мои! Охранники. Так быстро? Не может быть.

– Какие охранники?

– Да егеря же. Вчера какие-то напряженные были, что одна пара, что другая. Не разговаривают; по сторонам зыркают; с ними здороваются, а они, как чужие, прямо – кивнут, молча, и опять будто ждут чего. А сегодня, будто подменили их… Ну-у-у-у, подменили, конечно, новая пара пришла. Да старая тоже не уходила. Так вчетвером в палату к Норбиано и заявились. Вышли оттуда, ну, снова парни, как парни – смеются, шутят, с девушками шуры-муры навостряют…

Весь этот день я так и пролежал в палате: двигаться не хотелось, думать и тренироваться тоже. На постоялом дворе мои спутники разберутся сами, тем более «госпоже» Олисии есть о чем поразмыслить.

Наступил новый день. Я проснулся бодрым и свежим. Позавтракал – и на обход. Первой мы навестили палату безнадежных. Сразу при входе я отметил, что изменилась эмоциональная атмосфера этого помещения. Женщина все также сидела около постели мужа; гладила его, но уже не с тоской и болью; егерь полусидел и тихо о чем-то с ней разговаривал. Дедка не было. Он, оказывается, был известным в городе «ходоком» – «седина в бороду – демон в бок» – и в данный момент вовсю увивался за кладовщицей, по его словам, поразившей его прямо в сердце. Дескать, это ее неземная краса, поразив самое сердце деда, привела его в палату безнадежных и, кабы не столичный лекарь, он ушел бы в чертоги Богов с ее именем на устах. Ну, как такому поэту местного розлива может отказать чуткое женское сердце?

Я проявил нечуткость и распорядился гнать ловеласа домой. С нашим появлением супружеская чета несколько насторожилась, прекратила разговоры и две пары встревоженных глаз стали следить за каждым моим движением. Услышав распоряжение гнать деда, высказанное моим самым строгим голосом – каюсь, иногда репетировал перед зеркалом, а то в больнице королевы Сенлины ни персонал, ни больные никак не хотели верить, что я и наказать могу – супруги как будто еще больше испугались. Даже дышать стали через раз: вдох… – пауза… – выдох… – пауза… – вдох… Помощница деликатно хихикнула, понимая, что любвеобильного старичка надо было еще вчера выписать и строгость моя показная.

Скажите, ну почему девушки каким-то образом мгновенно начинают разбираться в моем характере, порой лучше меня самого? Загадка.

Кроме тревоги, эта парочка прямо фонтанировала счастьем, радостью и надеждой. Мне совсем не нравился в этом букете привкус непонятного мне страха. С чем он был связан, я не мог себе представить, как ни ломал голову. Решив, что все как-нибудь само прояснится в скором времени, попросил женщину пересесть, а сам магическим взглядом осмотрел больного – вроде все в порядке. Восстановление идет хорошо, рецидивов не заметно. На мой взгляд, исцеление прошло успешно, но осмотр опытного лекаря через полгода не повредит.

– Ну, что ж, господин Норбиано. Теперь восстанавливать силы. Питаться получше, гулять побольше – сначала до конца коридора, потом на улице вокруг больницы. Если все пойдет хорошо, дней через шесть-семь выпишем. Но обязательно после нового года покажитесь лекарю. Обязательно.

Я назначил несколько укрепляющих снадобий и собрался уходить, когда женщина вдруг встрепенулась, бросилась ко мне, обхватила руками и зарыдала на моей груди.

– Господин… лекарь,… мы… вам очень…очень благодарны. Я его очень… очень люблю! А дети… дети бы без отца… Кого из Богов благодарить, что вы здесь оказались?

Я стоял в растерянности и не знал, что делать. На помощь пришла Миринилла. Она обхватила женщину за плечи, отвела к пустой кровати, усадила и стала успокаивать.

– Ну что вы. Все ведь хорошо, – ласково журчал ее голос. – Господин лекарь сильный маг. Так он и поборол болячку вашего мужа. Теперь все будет хорошо. Не надо плакать.

– Это… от счастья… простите меня, – всхлипывая, проговорила подопечная моей помощницы.

Норбиано прокашлялся и все еще слабым голосом, тревожно глядя на меня, тихо спросил.

– Сколько мы вам должны, господин лекарь? Я прошу меня извинить, но у нас сейчас нет столько денег,… я знаю, сколько это стоит,… интересовался… – с затруднением, через силу говорил егерь. Дело было не в жадности – я чувствовал, что его беспокоит только невозможность в ближайшее время расплатиться. – Мы продадим дом, займем у друзей… Мы постараемся побыстрее…

– Вот что, милейший, – бессознательно повторил я интонацию учителя Лабриано, когда он бывал недоволен, – когда вас везли в операционную, про деньги спрашивали? И сейчас никто не спрашивает! Дело в том, – пояснил я, – что я сейчас на практике и опробовал на вас один новый метод, который только недавно стали испытывать столичные лекари. Так что ваше лечение проходит, можно сказать, как испытательное, а за него денег не берут. С минуту стояла тишина, а потом напряжение и тревога ощутимо развеялись.

– Вот разве что, после выписки угостите меня домашним вином… – улыбнувшись, сказал я.

– Да я… мы… Весь подвал к вашим услугам! Забирайте!

– Благодарю. Весь подвал мне не нужен – хватит и бутылочки.

Пожелав егерю скорейшего выздоровления, мы с Мириниллой продолжили обход.

На восьмую ночь нашего пребывания в Бардиносе я, как обычно, связался с женой, но настроение у нее было совсем не обычное. Описать его очень не просто. Смесь счастья, радости восторга, любви… злости, ярости и подозрительности. Гонец добрался до столицы.

Глава 35

-…И что это значит?! После каждой твоей практики за тобой тянется шлейф восторженных девиц! Кот похотливый!! – яростно сверкая изумрудными лезвиями глаз, допрашивала меня дражайшая половина. – Почему ты не сказал мне, что идешь не один?! Зачем ты их вообще с собой потащил? Никак не мог расстаться? Хотел по-тихому отправить их обратно, а там – шито-крыто…?

– Свента, милая! Послушай меня. Я поклялся графу, что спасу его дочь. Не мог же я там ее оставить.

– Да что бы ей сделали? Замуж выдали?

– Там все не просто было. Поверь мне! Ну-у-у-у-у…, а не говорил, чтобы не волновать по пустякам.

– Ла-а-а-адно, – угрожающе-обещающе протянула жена, – потом разберемся.

Собственно, радость и счастье в ее глазах объяснялись просто – она так и не верила до конца, что я жив, и с ней общается не дух, отпущенный на каникулы. Когда травник привез ее кинжал; подробно описал меня и рассказал об излечении почек господина дознавателя – тогда только все и поверили. Обе мамочки были вне себя от счастья: закатили пир горой; немедленно отправили гонцов к мужьям с радостной вестью; рыжего настолько замучили расспросами, что бедняга уснул прямо в кресле с бокалом вина в руке.