Слушайте звезды! - Владимир Шитик

— Ну что приуныл? Все вспоминаешь? Март кивнул.

— Брось. — Эл потянулся и вскочил с кресла. — Сейчас принесу чего-нибудь поесть и все пройдет.

Он вышел, и Март снова погрузился в воспоминания.

…Однажды в одной из книг обнаружили записи, говорящие, что в Солнечной системе (в той самой, где Земля) был установлен радиомаяк. Расчеты показали, что маяк должен существовать и по сей день, посылая свои позывные. Все было описано достаточно подробно, кроме местонахождения самого Солнца. Видимо, авторы не ставили перед собой эту цель, да и откуда им было знать, что есть во Вселенной галактика МС-72089? Попробуйте описать дорогу домой из неизвестной вам точки. Трудновато.

Когда Галактический Совет одобрил идею поисковых экспедиций, скептиков нашлось немало. Их доводы сыграли решающую роль. Мол, занятие почти безнадежное, успех маловероятен, а потому… В общем, лишь немногие добились права на поиск. По-разному их называли: герои, сумасшедшие, мутанты… Все это ерунда, но Айна…

Вначале он глушил себя гипносеансами, в которых она приходила, и ему казалось, будто он никуда не улетал. Вскоре обман опротивел.

Эл старался казаться циником. Что ж, значит, ему так легче. Только Март прекрасно знал, что это маска. Элу еще тяжелее — он оставил жену и дочь.

Дикость. Абсурд. Может, они и впрямь не люди, а какие-то мутанты, вбившие себе бредовую идею, перед которой померкли все человеческие радости?

Они знали, на что шли, но порой срывались, проклиная и себя, и весь мир. Проклинали искренне, без удержу, но…

Земля. Крохотный маяк в бездне, посылающий сигнал. Марту, Элу, другим «сумасшедшим», летящим своим курсом, людям, оставшимся ждать и верить. Всем. Откуда это в них? Ведь жили целые поколения до них, и не нашлось ни одного, кто положил бы жизнь ради надежды на несбыточное. Откуда? Это было всегда. Зрело. Ждало, чтобы выплеснуться наружу, погубить его самого ради исправления ошибок, допущенных другими, такими же людьми, как он, рвущимися до поры до времени с безоглядным легкомыслием только вперед.

Смешно. Потеряли Землю.

Март с грустью усмехнулся и в следующий миг почувствовал, как задыхается от ярости, тоски и слез. Как огромной волной всколыхнулась в нем боль и ненависть к самому себе, к загубленной жизни, ко всему на свете. Ведь он же человек!

Руки вцепились в подлокотники кресла, из горла готов был вырваться крик, полный дикого отчаяния, как вдруг…

Солнца гаснущий свет. Блеклая синева вдали. И крик одинокой чайки в сумрачном небе. Легкое дуновение ветра — и на губах неуловимый привкус соленой воды. И запах…

Март застыл в кресле, глядя невидящими глазами прямо перед собой. Впереди был только Космос. Безвкусное, бесцветное, равнодушное ничто. То, что на мгновение вдруг встало перед ним, исчезло, не оставив следа, но Март был уверен, что видел Землю. Настоящую.

— Что с тобой? Сидишь, словно тебя паралич хватил. — Эл появился из-за спины и поставил перед ним чашку с дымящимся кофе.

— Эл… — шепотом выдавил Март. — Я видел Землю. Южин машинально взглянул на экран, но сразу отвернулся.

— Тебе показалось. Увидеть ее невозможно, сам знаешь. Если нам повезет, сначала сообщат автоматы, а уж потом увидим ее мы.

— Ты меня не понял, — отмахнулся Март. — Не там, а…

Он запнулся и, проведя ладонью у лица, неуверенно произнес:

— Я видел ее здесь. Южин вздохнул.

— Мне это знакомо. — Он устроился в своем кресле и отхлебнул кофе. — Я не хотел говорить, думал — галлюцинация, а потом… Уж слишком все ясно и четко.

— И ты видел? — удивился Март. — Что же ты молчал?

— Я же объясняю, считал галлюцинацией. Мы и так с тобой почти рехнулись, а тут еще это. Да, кстати, а что ты видел?

— Я? Море. Только далеко, а вблизи… просто небо. Вечер.

Эл усмехнулся.

— А я — лес. Утро. Прозрачный воздух и солнечные лучи. И хвоей пахло.

— И у меня. Только морем. Солью.

Они замолчали. За экраном внешнего обзора плыл Космос. Пустой, мертвый, бесконечный.

— Послушай, — прервал молчание Март. — А как часто ты ее видишь? Когда думаешь о ней? Вспоминаешь иллюстрации в книгах?

— Нет, когда злюсь.

— Интересно, откуда это?

— Не знаю, — пробормотал Южин, глядя на экран. — Помнишь Германа Лонски?

Март кивнул. Он помнил этого чудаковатого старика, избравшего местом жительства конечную станцию соединения пространств. Станции были чем-то вроде бакенов, по которым ориентируются суда, плывущие ночью. От одной до другой можно добраться кратчайшим путем, пройдя надпространство, а дальше либо следующая станция, либо ничего. Конечная остановка. Дальше только в обычном пространстве на фотонных двигателях.

Герман Лоски вот кого можно назвать мутантом — предпочел человеческому обществу и нормальной жизни одиночество среди звезд. Почти все свободное время старик проводил на верхней смотровой палубе под прозрачным сферическим куполом. Сидел совершенно не двигаясь, жмурился, улыбался чему-то и беззвучно шевелил губами. После этого с ним было трудно говорить: он походил на тихопомешанного, нес несуразицу, утверждая, будто слушал звезды. Именно он и убедил их лететь в этом направлении. Мотивировал тем, что звезды там звучат лучше всего. Какое это имеет отношение к Земле, он не объяснил. Разумеется, ни Март, ни Эл не поверили ни единому его слову, но, в принципе, им было все равно.

— А почему ты его вспомнил? — спросил Март.

— Он утверждал, что слушает звезды, но мне кажется, это не все.

— Что же еще?

— Я думаю, он не только слушал, но и говорил с ними.

— Со звездами? — Март удивленно взглянул на Эла.

— Ну, не с самими звездами, — возразил Эл. — Старик немного поэт, потому так и выразился. Точнее было бы сказать, с Космосом.

— Я, признаться, не совсем понимаю. Южин зажмурился и хрипло произнес:

— Моя дочь…

В рубке стало совсем тихо. Потом, словно издали, до Марта донеслись слова Эла:

— Ты видел, как играют дети? Они живут в придуманном мире, а мы, как можем, помогаем им поверить в него. Игрушки, сказки… Порой доходит до того, что ни мы, ни они уже не знаем, где вымысел, а где действительность. Игра превращается в реальность, и ничто не переубедит ребенка в обратном. А мы радуемся, глядя на эту игру.

Он кивнул в сторону россыпей звезд, и продолжал:

— Мы привыкли считать его не более, чем пространством, в котором живем. А ведь он тоже может быть живым. Порой мне кажется, что не мы изучаем его, а он нас. Лонски, кажется, говорил что-то…

— Лонски просто спятил, — осторожно вставил Март.

— Да, так все и полагают, но мне иногда кажется… Южин вдруг как-то сник и замолчал. Потом заговорил снова, но голос его звучал все тише и тише:

— …Он говорил, слушайте звезды, пытайтесь понять, а я… И еще эти сны. Я вижу одно и то же, но никак не могу вспомнить что. Будто меня осторожно готовят к чему-то… во сне, когда я спокоен и отдыхаю… или когда вот-вот сойду с ума, словно меня берегут.

Эл замолчал, глаза его закрылись, а губы почти неслышно прошептали:

— Тут какая-то связь… Мы дети его… Мы заблудились…

Он уронил голову на грудь и задышал ровно и глубоко.

«Спит», — удивился Март. Все, что говорил Эл, было хоть и не совсем ясно, зато близко и знакомо. Те же мысли, ощущения, но он их осознал, лишь услышав этот странный монолог. Слова Южина приоткрыли в нем какую-то дверцу, откуда брызнул свет, осветив то, что творится в собственной душе. И про сны все правильно. И он видит в них одно и то же, но не может вспомнить что. Словно живет двумя жизнями, и не знает, какая из них настоящая. Так было не всегда, а Лишь после того, как их покинула надежда. Беспомощные дети заблудились, и уже не чаяли найти дорогу.

Он почувствовал, как его тоже одолевает дремота. Удивился. Южин — понятно, отдежурил вахту, а он? Он ведь недавно поднялся с постели, где провалялся часов двенадцать. А впрочем — ему вспомнилось — последнее время он спит все чаще и дольше, словно постепенно переходит из одной жизни в другую. Тоже свою… Постепенно… Будто привыкая…

Последнее, что запомнилось Марту, это черная пропасть за экраном, на дне которой мягким светом горели ночники. Словно огромная постель, зовущая упасть в нее, зарыться с головой и утонуть в ней…

Луч солнца коснулся его век. Они затрепетали, вздрогнули ресницами, открылись. Человек проснулся и некоторое время лежал, глядя на потухший костер. Потом сел и провел ладонью по Мокрой траве.

— Роса, — произнес он, дивясь тому, что видит. Обыкновенная роса, которая выпадает каждое утро, и вроде ничего удивительного, ведь так было всегда, а все-таки…

Он поднялся, подошел к ручью. Вода была холодной и прозрачной. Он умылся. Солнце уже взошло и было пора отправляться в путь.